Георгий Ишевский - Честь

Радостные новички становились обладателями пузырьков с жидкостью, которая в руках старичка окрашивала белую бумагу в красный цвет, а в руках новичка оказывалась простой водой, перочинных ножей, распадавшихся при первом употреблении на составные части, фонариков быстро отказывающихся гореть… Обманутые новички робко вступали в бесплодные переговоры со старичками и, стараясь вернуть потерянные вещи, жаловались воспитателю, ротному командиру, дядькам. Для них наступал период детского самосуда. Ябедничество, в какой бы форме оно не выражалось, считалось, так же как воровство, тягчайшим преступлением, с которым прежде всего боролись сами кадеты и боролись жестокими мерами. Улучали минуту, накрывали виновного шинелью и попросту избивали. Никакие требования воспитателей, ротного командира и даже директора корпуса о сознании виновных результатов не давали. Наказывался весь 2-й класс и легко переносил суровое наказание, считая, что с вором или предателем можно и нужно бороться только суровыми мерами.

Жизнь новичков помимо непривычной казенной обстановки каждый день, час, минуту была под контролем старичков, считавших себя какой-то высшей кастой. Они направляли жизнь испуганных детских натур по определенному руслу, скрытому от администрации, они, может быть порою не совсем разумными и жестокими мерами, выковывали какую то своеобразную этику, свои нравы, вкореняли кадетские традтгции, и свой собственный мальчишеский мир порою оказывался сильнее распоряжений администрации. Испуганные новички, естественно, старались найти друзей в своей обиженной среде.

Жоржик в раздумии стоял в простенке двух окон. К нему застенчиво подошел одноклассник, Коля Упорников. блондин с голубыми, грустными глазами.

— Давай дружить, у меня папа полковник… он на войне… он храбрый…

— А ты любишь лес? — спросил Жоржик.

— Люблю… там разбойники… я не боюсь… я казак…

Новые друзья пожали друг другу руки, когда услышали сзади нерешительный голос Володи Лисичкина, маленького щуплого одноклассника:

— Я тоже хочу дружить, у меня папа тоже полковник…

Новые друзья недоверчиво смотрели на худенького Володю, но после небольшого раздумия приняли его, однако забраковали четвертого Колю Евсюкова и лишь только потому, что он был сыном командира роты. Впоследствии, когда Коля вместе с ними травил собственного отца и кричал ему вслед — «тюк… тюк… тюк», они его приняли.

Очень скоро, через месяц классных занятий, новички разделились на более крупные группы. Способные, которым легко давались все науки, потянулись к способным, лентяи к лентяям, зубрилы к зубрилам. Постепенно привыкли к казенной жизни, к шестичасовому подъему, звуку трубы, треску барабана, к кадетской котлете, к кружке чаю, к французской однообразной булке. Заманчивой сладостью манил первый отпускной день. Полковник Гусев взял Жоржика к себе в отпуск.

Первое, что произвело впечатление на Жоржика в ротном зале, был большой образ Святого Великомученика и Победоносца Георгия на вздыбленной серой лошади, разящего копьем змия. Внизу образа церковно-славянской прописью большими золотыми буквами был написан тропарь. Жоржик был религиозным мальчиком. Может быть не глубокую, но чистую, детскую веру воспитали в нем: мама, дед, бабушка, да старушка няня Неклюдовна, водившая его по разным церквам Саратова и Москвы.

Жоржик, по причине незнания им церковно-славянской азбуки, мучился тем, что не мог прочесть и понять смысла написанного тропаря.

Как то после одного из уроков Закона Божия он в ротном зале догнал уходящего отца дьякона.

— Отец дьякон!.. Можно мне вас спросить?.. Я не понимаю, что написано под ротным образом, — застенчиво, краснея спросил Жоржик.

Отец дьякон обнял худенькие плечи еще мало знакомого ему кадета, и они подошли к образу. Любопытная детвора обступила их. Опершись на массивную дубовую ограду, отец дьякон в простых и ясных словах объяснил ребенку смысл тропаря, почему воин Георгий был причислен к лику святых, и почему высшей наградой за храбрость является георгиевский крест.

Жоржик внимательно слушал каждое слово, глядя то в лучистые глаза победоносца Георгия, то в ласковые, теплые глаза отца дьякона, который в черной длинной рясе представлялся ему тоже святым, только без лошади.

— А как тебя зовут? — гладя кадета по голове спросил отец дьякон.

— Жоржик… Жоржик Брагин…

— Георгий?.. Так помимо всего это твой Ангел хранитель… Твой небесный покровитель… А ты знаешь его жизнь?

— Нет, — застенчиво пробормотал Жоржик.

— Ну хорошо, я как нибудь тебе расскажу… сейчас времени нет, — закончил отец дьякон, на прощание ласково прижимая к себе Жоржика.

С каждым следующим днем маленький Жоржик все больше и больше влюблялся в своего небесного покровителя. Он уже наизусть знал тропарь, и за утренней и вечерней молитвами в сиплом и неуверенном хоре кадет, его голос выделялся, как колокольчик. Он ежедневно навещал образ. Особенно любил навещать вечером, когда перед сном утихало жужжание двухсотголового пчельника, когда полумрак контрольных ламп тускло освещал ротный зал, а перед образом спокойным синим огнем теплилась одинокая лампада. Он восторженно впивался глазами в кроткий и вместе с тем волевой лик Георгия, в горящие нервным блеском глаза, в меткий взлет копья, в красную на отлете мантию, в тяжелый шлем, но больше и дольше всего его глаза останавливались на вздыбленной лошади. В своем детском уме он уже твердо решил, что по окончании корпуса, он обязательно выйдет в кавалерию, и что у него будет такая же лошадь, как у Георгия Победоносца.

Отец дьякон очевидно просто забыл данное им обещание, а Жоржик, по скромности, стеснялся напомнить о нем, и так текли дни и недели, однако скоро представился счастливый случай. Воспитатель Жоржика, полковник Димитрий Васильевич Гусев, в день Дмитрия Солунского. который в этом году упал на воскресение, праздновал день своего Ангела. В просторной столовой после молебна, отслуженного настоятелем корпусной церкви, в сослужении с отцом дьяконом, все сели за именинный стол, уставленный закусками и пышущими жаром пирогами Могучий батюшка ел много и сочно, пил мало и то только красное церковное вино. За столом было патриархально весело. Батюшка, отличный рассказчик, картинно передавал немногочисленным слушателям эпизоды и курьезы, с которыми ему пришлось встретиться при обращении в православие северных народностей, где он, одно время, был миссионером.

Стих легкий смех после очередного рассказа… Батюшка мясистой рукой поднял снизу пушистую бороду, опустил в нее лицо, закрыл глаза, словно собирал в памяти мысли для нового рассказа, как вдруг воздух прорезал нерешительный, но звонкий голос Жоржика:

— Батюшка, расскажите про жизнь Георгия Победоносца.

Батюшка от неожиданности отпустил бороду, глазами отыскал потонувшего на стуле кадета, и ласково глядя на него поверх очков, спросил:

— А тебе зачем?

— Он Георгий… Я давно обещал рассказать ему, да забыл, — виновато произнес чуть чуть охмелевший отец дьякон.

— Похвально, отче Георгие… пойдем в твою комнату… Я расскажу тебе, — сказал батюшка, вытирая салфеткой сочные губы, и подымая из за стола могучее тело.

Они вошли в комнату. Батюшка сел на кровать, посадил Жоржика на колени и правой рукой прижал к себе. Густо малиновая рипсовая ряса, отдающая ароматом, не то ладана, не то пачули, приятно холодила разгоряченное от волнения лицо Жоржика. Камни наперстного креста горели разноцветными огнями.

— Возьмись за крест, закрой глаза и слушай, — после паузы, тихо сказал отец Михаил.

«В начале 4-го столетия, во времена царствования Римского Императора Диоклитиана, при его дворе был молодой военачальник Георгий. Император скоро заметил его, оценил и полюбил за красоту и мужество. В 20 лет Георгий уже имел чин военного трибуна и много отличий за личную храбрость. Император был язычником-идолопоклонником и отличался особой жестокостью и нетерпимостью к христианам. В его царствование гонения на невинных христиан приняли ужасные размеры. Но этого было мало жестокому императору. Однажды, в городе Никомидии, он собрал совет приближенных и военачальников для решения вопроса, каким способом истребить христиан. Узнав об этом, Георгий поспешил на совет. Прибыв туда, он, перед всем собранием, объявил себя христианином и обращаясь к императору громко сказал: „Долго ли тебе, Царь, и вам, князья, советники и военачальники, совершать злые дела под предлогом закона? Долго ли будете преследовать невинных христиан, которые никого не обижают, а, наоборот, подают пример благочестивой жизни? Вы заблуждаетесь, поклоняясь идолам… Иисус Христос есть истинный Бог“.

Обезумевший от гнева, Император лишил Георгия всех воинских отличий и, как христианина, заточил в темницу, где его подвергали страшным пыткам. Несколько раз Георгия водили к императору на допрос. Грозный повелитель унижался перед Георгием, предлагал ему новые почести, обещал вернуть все отличия, если он оставит христианство и принесет жертву идолу. Георгий был непоколебим, продолжал славить Христа, а на угрозы новых пыток, ответил императору: