Анатолий Афанасьев - Одиссея генерала Яхонтова
Министерский час
Получив согласие на свою отставку, Александр Иванович Верховский не перестал мучительно размышлять о судьбе отечества, не перестал действовать. С каждым часом ему становилось все яснее и яснее, что государство накануне развала. Он стучался во все двери, переступая те пороги, которые совсем недавно ни за что бы не переступил, он говорил, доказывал — напрасно.
19 октября по его просьбе Яхонтов пригласил к министру военных атташе союзных стран. Они еще не знали об отставке Верховского — или во всяком случае делали вид, что не знали. Александр Иванович подробно, тщательно аргументируя, изложил им свое понимание военной ситуации. Он рассчитывал на то, что военные специалисты согласятся с ним в том, что Россия больше воевать не может. Но чем дольше генерал говорил, тем отчужденнее делались лица гостей. Яхонтов понял, что затея была напрасной, что сейчас Верховского начнут ловить на противоречиях формальной логики. Так и получилось. Англичанин Нокс, демонстрируя свою блестящую память, процитировал министру его же речь недельной давности — ту самую" речь, в которой Верховский заверял, что немцы не смогут наступать, что русские герои не дрогнут, защищая родную землю. Сейчас это звучало как насмешка, как будто министра уличали во лжи, в лучшем случае, в некомпетентности. Головы с безупречными проборами согласно кивали Ноксу, и Верховский понял, что ни его драма, ни трагедия России этим чужакам неинтересна. А потом француз Ниссель на пределе приличия дал присутствующим русским генералам совет: если солдатня начнет болтать о мире, расстреливать каждого десятого. Так поступают во французской армии, усмехнулся атташе, благодаря чему Франция достойно выполняет свои союзнические обязательства. Все иностранцы горячо поддержали французского коллегу. Верховский сухо поблагодарил гостей и закрыл совещание.
На следующий день, двадцатого, Александр Иванович предпринял попытку сговориться с руководством кадетов и отправился на Морскую, к Владимиру Дмитриевичу Набокову, где собрались лидеры партии. Известно было, что Набоков, Аджемов, Нольде и ряд других видных кадетов стоят за выход из войны. Разумеется, мотивы и цели у них были совершенно иные, чем у большевиков, но вывод они сделали тот же. Верховский рассчитывал, что ему удастся доказать кадетским лидерам, что лишь немедленное заключение мира может спасти государство. Но куда было тягаться генералу Верховскому с профессором Милюковым в искусстве полемики! Известный историк, блистательный лектор, опытнейший думский оратор, политик до мозга костей, Милюков легко переговорил Верховского, который был в его глазах калифом на час, дилетантом, попавшим в большую политику благодаря чистой случайности. Милюков ораторствовал, Шингарев ему поддакивал, а «миротворцы» Набоков с Аджемовым молчали «из партийной солидарности». В ярости покинул генерал квартиру Набокова.
Когда за ним захлопнулась дверь, Милюков удовлетворенно потер руки:
— Сегодня вечером с любезнейшим Александром Ивановичем есть шанс покончить навсегда.
Он имел в виду предстоящее в 21.30 закрытое заседание Предпарламента. Павел Николаевич всегда испытывал удовлетворение, когда удавалось в пух и прах разделать оппонента.
Тем временем Верховский продолжал свой путь на голгофу. Он сделал еще одну отчаянную попытку вразумить политиков, на этот раз — эсеров. Но лидеры социалистов-революционеров Дан и Скобелев отклонили протянутую Верховским руку. Александр Иванович понял, что воздействовать на главу правительства они не смогут. Да и не захотят. Его визит эсеровские вожди так же, как и кадетские, воспринимали как очередную министерско-парламентскую комбинацию. Для него же речь шла о самом существовании государства.
Вернувшись в министерство, Александр Иванович собрал ближайших сотрудников и поведал о провале своих надежд на кадетов и эсеров. В это время министра срочно попросил принять его генерал Неслуховский. Крайне возбужденный, генерал информировал министра о возмутительном инциденте, который только что произошел в «Европейской» гостинице. Два американских разведчика Томпсон и Робинс, действующие «под крышей» миссии Красного Креста, собрали Нокса, Нисселя, своего соотечественника военного атташе Джадсона и двух российских представителей: Соскиса (секретаря Керенского) — как бы от правительства и Неслуховского — от военного ведомства. Не получив четкого ответа от самого премьера два дня назад, Томпсон продолжал давление, предлагая Временному правительству перехватить популярный большевистский лозунг и от своего имени осуществить раздел помещичьей земли. Генералу не понравилось уже это — он расценил «рекомендации союзников» как вмешательство в российские дела. Но дальше произошла ссора между иностранцами. Нокс обвинил Томпсона в покушении на принцип частной собственности! Томпсон в ответ заявил, что он сам крупный капиталист и что раздел помещичьей земли между крестьянами увеличит в России число частных собственников.
— Да, господа американцы ведут себя уж совсем по-американски: кладут ноги на стол, — заметил Верховский.
— Кабы только это! — воскликнул Неслуховский. — Послушайте, что было дальше. Полковник Робинс заявил: без раздела земли правительству не удержаться, потому что восемьдесят процентов русского народа тяготеет к Ленину.
— Это тоже по-американски, — усмехнулся товарищ министра князь Туманов. — Ишь, с точностью до процента подсчитали. А мы, господа, все повторяем вслед за Тютчевым: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» Измерили. Восемьдесят процентов — за Ленина. С ума сойти! Сделать такое заявление именно сегодня! Это прямо-таки демонстрация со стороны господина Робинса.
И князь Туманов помахал газетой. В тот день, 20 октября, за подписью Керенского и министра юстиции Малянтовича было опубликовано распоряжение об аресте Ленина.
— Господа, господа, позвольте же договорить! — видно было, что Неслуховский не может успокоиться. — А дальше началось уже не смешное, а форменное безобразие. Нокс и Ниссель позволили себе резко отзываться о правительстве, о русском народе. Ниссель распоясался окончательно и назвал русских солдат трусливыми собаками. Я заявил протест и ушел.
— Так, — Верховский подергал усы, — а как вел себя господин Соскис?
— Ушел вслед за мной, хотя, по-моему, весьма неохотно.
— Ну что ж, и на том спасибо. — Никто из присутствующих не жаловал секретаря премьера.
Начавшись в половине десятого вечера двадцатого, заседание Предпарламента окончилось в половине первого ночи 21 октября. Верховский проиграл по всем статьям. Милюков, Кускова, Терещенко, Мартов, Струве (совершивший к этим дням эволюцию от легального марксиста до корниловца) и другие недруги беспокойного генерала торжествовали. Яхонтов уходил с заседания с тревогой. Хорошо еще, что хоть заседание было секретным и отчета об избиения Верховского не будет в газетах.
Но утром двадцать первого Виктор Александрович поразился, увидев отчет о «совершенно секретном заседании» в газете знаменитого «разоблачителя-профессионала» Бурцева «Общее дело». Газета еще и поднаврала, сообщив, что Верховский якобы предложил заключить мир втайне от союзников. Скандал принял международную окраску. Керенский был в бешенстве. 21 октября отставка Верховского была объявлена официально. Более того — Александру Ивановичу предложено было удалиться на остров Валаам в отпуск для поправки здоровья. Обязанности министра возлагались на генерала Маниковского.
Серым воскресным днем 22 октября к пристани близ Троицкого моста подошел военный катер. Свергнутый министр уходил, как казалось его недругам, да и не только недругам, в политическое небытие.
Яхонтов проводил своего друга и руководителя до трапа. На прощание Верховский сказал:
— И все же пойдите завтра, выскажите нашу точку зрения.
— Твердо вам это обещаю, — ответил Яхонтов. (Речь шла о предстоящем завтра очередном заседании Предпарламента.) — А по возвращении, Александр Иванович, сразу дайте о себе знать. Если не будет возможности найти меня на службе (Яхонтов из деликатности не хотел говорить, что теперь вполне могут удалить из министерства и его самого), позвоните домой. Но не в «Асторию», а на квартиру моей тещи. Просила, знаете, перебраться к ней. Время неспокойное…
— Да, генерал в доме не помешает, — улыбнулся Верховский. — Ну, до встречи!
Яхонтов взял под козырек, а потом долго стоял, глядя вслед удаляющемуся катеру.
Он сразу ощутил какую-то пустоту вокруг себя. Месяц назад появился он в Петрограде по вызову Верховского. Все его связи «в верхах» строились через Александра Ивановича. Теперь он лишился опоры. Как будет он ориентироваться в политической путанице Петрограда? Надо продержаться две недели, утешил себя Виктор Александрович, а там вернется «из отпуска» (или из ссылки — как понимать?) Александр Иванович и, конечно, никогда не откажет в добром совете.
