Владимир Акимов - Демидовы
На втором фрегате тоже бились на штыках, на шпагах и ножах. Падали раненые, корчились, скатывались к кромке, бортов. Замирали в нелепых позах убитые.
Меншиков приставил нож к груди капитана— жилистого, с рыжей бородой.
— Командуй сдачу, не то всех перебьем, — тяжело дыша, проговорил Ментиков. — Ну!
На артиллерийских палубах тоже кипела схватка. Трупы шведских пушкарей преображенцы выбрасывали в море через огневые люки…
И вот уже на первом фрегате по вантам, зажав в зубах веревку с бело-голубым полотнищем, карабкался солдат Минаев. Вот он достиг верхушки мачты, ножом срезал шведский флаг и стал прикреплять русский. Секунда — и бело-голубое полотнище, подхваченное ветром, затрепетало над кораблем. Грянуло «Ура-а!».
— Что там у Меншикова? Что он там? — Петр с тревогой вглядывался во второй фрегат. Оттуда всё еще доносились стрельба и крики. Но прошло несколько томительных мгновений, и шведский флаг полетел вниз и со второго фрегата, забился на ветру русский — белый с голубым андреевским крестом.
— Алексашка… молодец!.. — прошептал Петр, улыбаясь сквозь слезы.
На «меншиковском» корабле, под только что водруженным флагом, морщилась в смехе калмыковатая физиономия какого-то мальчишки в Преображенском мундире.
…К лагерю русских войск на берегу Невы неспешно приближался длинный обоз. Телеги глубоко увязали в болотистой толще, лошади выбивались из сил. На переднем возу, со связками мушкетов, ружей и шпаг, восседали Никита Демидов и Вильгельм де Геннин. Уже издалека они заслышали катившиеся по угрюмой равнине «Ура-а!», выстрелы п крики.
— Наддай, Никита Демидыч! — заволновался де Геннин. — По всему видать, баталия была и наши верх взяли…
На заводском дворе перед Акинфием стояли оборванные, изможденные мужики.
— С Алапаевского завода бегли. От воеводы Кузовлева, — пояснил Акинфию приказчик Крот.
— Прими к себе, хозяин! Вконец измучил изверг проклятый, — загудели сразу несколько голосов.
— Сам жрет и пьет в три горла, а мы животы подводим!
— И в деле у пего никакого радения. Захирел заводишко-то.
— А вы думаете, Акинфий Никитич тута вам пироги да бражку приготовил? — ехидно улыбнулся Крот.
— У вас работа дельная и хлеба вдосталь. А пирогами мы пе набалованы.
Акинфий обернулся к стоящему позади Пантелею, весело подмигнул и тишком показал из кармана золотую фигурку, что постоянно таскал с собой.
— А ты… Зачем, мол, берешь… Вишь, как обернулось?
— Это еще не обернулось, — вздохнул Пантелей.
— Стало быть, захирел Алапаевский казенный-то? — уже не обращая внимания на Пантелея, не без удовольствия спросил Акинфий.
— Когда без сердца работу делают, она хуже каторги!
Загружали домну. На тачках катили руду, уголь, сбрасывали в ненасытное жерло печи. Гремели колеса, шаркали десятки ног. Акинфий ухватил одну тачку, покатил по доскам — тяжело: на лице выступил пот, дыхание стало надсадным.
…Потом Акинфия видели на плотине. Он обсуждал с мастерами-плотинщиками, как поднять гребень. Сидели кружком, что-то чертили прутьями по земле.
…Потом он осматривал новые пушки на стрельбище.
…До темноты работал он в кузне. От грохота закладывало уши, от жара печей и горнов сохло во рту, пот сыпал градом. На подвесках накатывали чугунные чушки — будущие пушки и мортиры.
…Поздним вечером, весь в копоти и саже, он притащился домой.
— Обедать-то, батюшка… К столу пожалуй, — прошамкала беззубым ртом старуха Самсоновна, что прислуживала ему.
— Не, спать хочу, — едва шевельнул потрескавшимися губами Акинфий. — Спа-а-а-ть…
Петр и Никита Демидов ехали в двуколке.
— Гляди, — пояснял царь, — тут прешпект будет. Так и назовем — Невский! А вот там адмиралтейство флота Российского!
— Коровы ишшо нету, а подойник уже сделали, — усмехнулся Никита.
— Адмиралтейство флота Российского! — чуть не с угрозой повторил Петр. — А вот на островке — крепость. Именами апостольскими освятим: Петра и Павла.
Никита глазел вокруг и повсюду видел одно и то же: унылую, болотистую равнину. поросшую чахлым кустарником, ольшанником и северным корявым березняком. На горизонте маячили еловые леса.
— Эх, государь, назвать-то как хочешь можно. Чтоб тут город построить? О-ох, многовато силушки надобно!
— Не веришь, стало быть? — зло спросил Петр.
— Сомнительство шибко берет.
— А у тебя на Урале что было?
— Леса да горы…
— А теперь?
— Знамо дело — завод. Старшин мой, Акинфий, старается, — не без гордости ответил Никита.
— О его стараниях слух и до сих брегов диких дошел. — Петр недобро взглянул на Никиту. — Как он казенные заводы душит своекорыстно… Так? — Он крепко ухватил Никиту за локоть.
— Молва-то все врет, государь.
— Врет ли? — грозно спросил Петр. — Беглых с казенных заводов принимаете? Отвечай!
— Дак куда ж девать, топить, что ли? — морщась от едва терпимой боли в локте, проговорил Никита. — Я, государь, ежли что… то токмо на пользу делу твоему великому. Фузеи вон привез. Де Геннин говорит, лучше шведских.
— Коли бы они хуже были, — раздельно молвил Петр, страшно глядя в глаза Никите, — то твоей башкой, друг Демидыч, сейчас бы псы забавлялись.
— Твоя воля, государь. Я верный холоп твой.
Некоторое время они ехали молча. Петр часто дышал разинутым ртом, мял ладонью левую грудь. Вдруг выхватил из-за пояса пистолет. Никита побледнел.
— Признаешь?
Никита медленно, настороженно повернулся, узнал Акишкин «кухенрейтер».
— Наша работа, — ухмыльнулся в бороду, отирая обильный пот со лба.
— Бери! Дарю! Я из него нынче троих шведов уложил.
— Спасибо, государь, — с чувством сказал Никита, спрыгнул с повозки, взял коня под уздцы — дорога сузилась, мешали кусты.
— Донос на тебя я велел похерить, — продолжал Петр. — Коли к тебе бегут, стало быть, у тебя лучше. По казенные заводы зорить не токмо не смей, но помогай им непрестанно.
— Пуще воеводы их никто не зорит. Потому — вор воевода-то.
— Эх, Никита, — вздохнул Петр, — нешто я не знаю, что у меня, почитай, все воеводы воры. И казнил я, и менял — другие еще пуще тащат.
— Вот те раз! — удивился Никита таким неожиданным словам. — Ты ж государь..
— Так что ж? Одному не разорваться… — горько сказал Петр. — А помощников верных пересчитать — на руках пальцев хватит, да, может, кон и лишний останется.
— Вот те раз… — повторил Никита. Что ж дальше будет?
— Дальше все будет, друг Демидыч. — Лицо Петра внезапно просветлело. — Алешка мой в возраст войдет, главным помощником станет. За границу вьюношей пошлем. Выучатся — воров-воевод заменим. Главное — к морю пробились. — Петр повел рукой на гладь Финского залива, сверкавшую меж деревьев. — Город тут будет, куда Амстердаму! Пушек бы нам, Никита, поболе, у Карла больно много пушек…
Неподалеку команда солдат, зашедши по колено на мелководье, вылавливала баграми трупы, прибиваемые зыбью к берегу. Шведов оттаскивали в одну сторону, русских в другую. От лишнего освобождали карманы. Две общие ямы, желтеющие свежими выбросами земли. Два креста, сколоченные из корявых прибрежных лесин…
Командир команды, мальчишка с калмыковатым лицом, при виде подъехавшего царя, поспешно надел треуголку и отдал честь.
Петр вгляделся в него, остановил лошадь:
— А скажи-ка, молодец, не ты ли флаг российский давеча на шведском корабле водрузил?
— Я… — покраснел юноша. — Преображенского, твоей царской милости, полку рядовой Васька Татищев.
— Быть тебе сержантом, Татищев. Пошлю за границу учиться. Поедешь?
Татищев вдруг повернулся кругом и побежал, тяжело увязая в песке.
— Куда? — крикнул удивленный Петр.
— Так собираться… — Татищев аж заплясал на одной ноге, так резко остановился.
— Погоди, сержант. Еще повоевать надо… — усмехнулся Петр. — А какие науки изучать склонен? Иль все равно, лишь бы из России вон?
— Не все равно, государь, — твердо ответил Татищев. — Хочу изучать горное дело, металлургию, химию как наиважнейшие для нынешних государств науки…
— Видал, Никита Демидыч? — улыбнулся Петр. — Познакомься с вьюношей… — Он огрел лошадь вожжами, и повозка ходко побежала по сырому, плотному песку.
— Я Демидов Никита, — добродушно улыбаясь Никита протянул Татищеву руку. — Заводчик оружейный. Небось, слыхал?
Тот молча, изучающе смотрел на него.
— Чего ты? Аль сробел? — Никита улыбнулся еще шире и потянулся обеими руками к руке Татищева. — Не надоть, я человек простой.
Татищев резко отстранился, отступил на шаг и коротко поклонился:
— Гвардии его величества сержант Татищев! — И обернулся к своим — Закапывай, чего стали!
Солдаты споро заработали лопатами.