Дмитрий Петров - Перед лицом Родины
— Здорово живете, Сазон Миронович!
— Гм… Гм… — покашливает солидно Сазон и баском отвечает: Здравствуйте!.. Здравствуйте!..
Видя, что встретившиеся станичники уже ушли далеко, казачок подмигивает, словно он кого-то сейчас хитро провел. На веснушчатом лице его расплывается озорная усмешка. Прищелкивая пальцами и приплясывая, он снова затягивает:
Ах вы, Сашки, канашки мои…
Из-под его ног курится взвихренная пыль…
— Доброе здоровьице! — неожиданно слышится насмешливый голос.
Сазон вытаращивает осоловелые глаза на рыжего казака, высунувшего голову из калитки нового, как игрушка, раскрашенного домика.
— А-а, Дубровин, здорово!.. — сказал Сазон. — Тебе что, обязательно приспичило глядеть на улицу именно сейчас, когда я иду?
— А как, по-твоему, Сазон Миронович, у меня глаза есть ай нет? — скаля зубы в усмешке, спросил Дубровин. — Никак и уши есть? А ежели есть, то как же иначе?.. Слышу, кто-то веселый по улице идет, песню ловко поет… Дай, думаю, гляну. Гульнул, что ль, односум?
— Было такое дело, — нехотя согласился Сазон. — Хлебнул самую малость… Бывает же так, как говорят: шел в церкву, а попал в кабак…
Дубровин засмеялся:
— Гутарят и так: ехал к Фоме, а заехал к куме…
— Ну, это ты, Силантий, того, — погрозил пальцем Сазон. — Брось насчет кумы-то. У меня Сидоровна наикраше всех кумушек. От такой, брат, жены не захочешь и красивой кумы.
— Это ты правду гутаришь, — ухмыльнулся Дубровин, теребя свой кудлатый, отливающий медью рыжий чуб. — Но иной раз неплохо и с кумой поиграть… Ха-ха!..
— Ну-ну, не таковский я человек.
— Да это ты, товарищ Меркулов, просто боишься своей Сидоровны.
— А что ж, — согласился тот, — и вправду боюсь. Злой она становится, как собака, ежели чуть что не по ней.
— От злой жены, — сказал Дубровин, — спасают лишь смерть или пострижение в монахи…
— Болтаешь ты пустое, Силантий, — отмахнулся Меркулов. — Сидоровна моя хоть и строгая баба, но рассудительная…
— Она у тебя красивая да молодая, — язвил Силантий. — Только вот горе — муж у нее Григорий, хоть бы был болван, да зато Иван…
— Ну-ну! — нахмурился Сазон. — Я те дам Григорий… болван… Чего это такое?.. Ты вот скажи, что к нам в стансовет не заходишь? Мы про артельные дела ведем разговор. Организовать артель думаем, а ты в стороне стоишь. А тож мне красный партизан… за Советскую власть кровь проливал.
— Покель, односум, подождем, — насмешливо ответил Дубровин. — Нам не к спеху. Вот поглядим, как вы в этой артели будете работать. А тогда могем и мы вступить… Прощевай!.. — и захлопнул калитку.
— Эх ты! — укоризненно покачал головой Меркулов. — Тож мне, красный вояка… Разбогател, в кулаки лезет.
С минуту пошатываясь, он глядел на новые крашеные ворота Дубровина. Потом, махнув безнадежно рукой, побрел дальше.
У дома Ермаковых его окликнул старый казак Василий Петрович:
— Погоди!..
Сазон остановился. Василий Петрович торопливо подошел к нему:
— Здорово был, казак!
— Здравствуй, Василий Петрович! — важно ответил Сазон.
— На парах, что ли? — усмехнулся старик.
— С пару кости не ломят.
— Правильно гутаришь, — согласился Василий Петрович. — Будем пить и гулять, а работу прочь гнать…
— Не, — замотал головой Меркулов. — Не гожа твоя побасенка. Труду весь век, а потехе час…
— Могет быть, и так… Сазон Миронович, — сказал Василий Петрович, дельце есть у меня к тебе.
— Что хотел, гутарь.
— Да, может, в другой раз, — нерешительно проговорил Василий Петрович. — Сейчас навроде ты не в своем порядке…
— Что значит «не в своем порядке»? — строго посмотрел на него Сазон. — Я всегда в своем порядке… Говори, что надобно?
— Да, понимаешь ли, в чем дело, — начал старик. — Зараз, сам знаешь, новая экономическая политика… Ну, стало быть, я так понимаю, все мы должны иметь стремление к богатой жизни… За то, мол, и воевали наши сыновья…
Сазон хоть и был пьян, но слушал Василия Петровича внимательно:
— Ну-ну?
— Я тоже к тому стремление имею, — продолжал старик. — Сам знаешь, хозяйство у меня хорошее, крепкое. Государству польза от него есть. Добрая польза. Налоги сдаем. Зараз мы с Захаром надумали трактор приобрести. Надобно по этому делу в Ростов ехать… Так вот, ты мне напиши ходатайство. Просим выдать, мол, трактор Фордзон. Гражданин, мол, Ермаков является примерным хозяином, а дети его, сын и дочь, — герои гражданской войны, награжденные за свое геройство орденами Красного Знамени… Сын, Прохор, зараз академию военную проходит, учится на красного генерала, а дочь моя, Надежда, сама ученая и замуж за профессора Мушкетова вышла. Напиши, Сазон Миронович, магарыч будет…
Сазон, прищурив глаза, с ног до головы с презрением оглянул Василия Петровича.
— Ты за кого ж меня принимаешь, Василий Петрович? Ты думаешь, ежели я люблю иногда выпить, так и ум могу пропить? Нет, не на таковского напал. Мне твоего магарыча не надо. Я могу тебе свой поставить. А ходатайства я тебе никакого не буду писать. Кулаков нам не надобно разводить.
Старик затрясся от гнева:
— Да ты в уме, что говоришь такие слова? Да я напишу о том Прохору, и он те, парень, за это…
— Не пугай, не из робких, — сказал Меркулов. — Не боюсь никого. Но только думаю, что Прохор Васильевич — неглупый человек, на меня в обиде не будет. Куда ты гнешь, Василий Петрович? Ведь я, конешное дело, до поры до времени молчу. А придет время и скажу. Не срами ты своих детей, Василий Петрович, не гонись до кулачества…
Василий Петрович рассвирепел:
— Дурак ты, — закончил он. — Я до кулачества не гонюсь, я хочу пользу государству давать. На нас ведь, крепких хозяевах, все государство держится. Да что мне с тобой, безмозглым, гутарить. Вот отпишу обо всем Прохору, нехай он тебе в самом центре укорот найдет…
Старик скрылся в воротах и резко прихлопнул за собой калитку.
Сазон постоял с минуту в задумчивости, махнул рукой и снова побрел по улице, направляясь к своему куреню. И чем ближе он подходил к дому, тем тревожней и озабоченнее становилось его лицо.
Вот завернуть за угол, и сейчас же здесь стоит старая хата Сазона с нахохленной побурелой соломенной крышей. Если все благополучно будет, то на первых порах можно избежать встречи со строгой женой, — стоит лишь незаметно юркнуть в калитку и, свернув вправо, пройти мимо сарая, забраться на сеновал. Там можно проспаться, а потом как ни в чем не бывало приняться за домашние дела. Сидоровне даже и в голову не придет, что муженек ее был пьян.
Меркулов бодро завернул за угол, но от неожиданности чуть не свалился в канаву. У ворот его хаты стояла Сидоровна и беседовала с самим секретарем партоорганизации Кононом Никоновичем Незовибатько. Сазон попятился от такого видения, словно от нечистой силы… Пятясь, он отмахивался руками, словно заклинал, чтоб и жена его Сидоровна, и ее собеседник сгинули бы с его очей, провалились бы в тартарары. Но вдруг он почувствовал, что его кто-то ударил под ножку, и он мягко шлепнулся в корыто, стоявшее у колодца для скота, наполненное перегретой на солнце водой. Брызги радугой взметнулись вокруг.
С испугу председатель подумал, что он свалился в колодец, и дурным голосом завопил:
— То-ону-у!.. Спа-асите!..
— Ой, никак муж! — вскрикнула Сидоровна, бросаясь на крик. Незовибатько кинулся вслед за ней.
— Ах, боже мой! — всплеснула руками молодая женщина, подбегая к мужу. — Сазон и есть!.. Что ты, дурень, вздумал в лошадином корыте-то купаться?..
Незовибатько вначале изумленно смотрел на беспомощно барахтавшегося в корыте Сазона, а потом расхохотался:
— Вот же чертяка-то!.. Ха-ха!.. Какой тебя дьявол сюда сунул, а?.. Жарко, что ль, тебе стало!.. Ха-ха!..
Барахтаясь в корыте, председатель пытался вылезти, но без посторонней помощи ничего не мог сделать.
— Да вытащите ж меня, ради бога! — взмолился он.
— Ну, давай руку! — сказал Незовибатько.
Меркулов ухватился за протянутую руку и выкарабкался из корыта. Вездесущие ребятишки уже сбегались отовсюду к месту происшествия. Окружив председателя, с которого ручьями стекала вода, они заулюлюкали:
— Улю-лю!.. Председатель стансовета в конским корыте купается! Улю-лю его!.. Аля-ля!..
— Пошли прочь, чертенята! — заорал на них Сазон.
Отбежав на почтительное расстояние, ребятишки начали дразнить его:
Председателева сандалаВ корыто налила,Из корыта льется,Председатель смеется…
Меркулов рассвирепел вконец.
— Я вот зараз вас, чертенята! — орал он, притопывая ногами, делая вид, что намеревается за ними бежать. Но ребята не унимались, продолжали дразниться. Незовибатько, держась за живот, хохотал до слез.
