Эмилио Сальгари - Сын Красного корсара
Однако никого в комнате не оказалось, тем временем мандолина продолжала звучать.
Внимание молодого графа привлекло шелковое, усыпанное изумрудами платье, в котором маркиза появилась на празднике. Оно было брошено на маленький мавританский диван и поблескивало золотыми и серебряными искорками.
Граф уже готовился прыгнуть, когда услышал голос Мендосы:
— Кто идет?
Голос, который граф узнал сразу, ответил:
— Это я вас хочу спросить, мошенники: «Что вы здесь делаете?»
— Это мы-то мошенники?! — возмутился Мартин.
— Граф де Сантьяго! — процедил сквозь зубы сын Красного корсара.
Он находился на высоте всего около четырех метров, а потому, не раздумывая, спрыгнул с дерева. Мендоса и Мартин, со шпагами в руках, стояли лицом к лицу с капитаном алебардщиков, тоже обнажившим клинок.
— Ба! — с издевкой протянул граф де Сантьяго. — Граф де Миранда упал откуда-то сверху! Вы, видимо, решили запастись плодами бомбакса? Уверяю вас, они несъедобны и годятся только для выделки скверного хлопка.
— А вы пришли сюда собирать цветы, не так ли? — спросил покрасневший от гнева граф ди Вентимилья.
— Возможно, и так, но я их, по крайней мере, собираю на земле, тогда как вы ищете плоды возле окон и совершенно не задумываетесь о том, что можете лишиться жизни, если вдруг нога соскользнет с ветки. Жаль будет такого красивого молодого человека!
— Вы шутите, я полагаю, — сказал граф ди Вентимилья.
— А если и так? — спросил капитан.
— Полагаю, что здесь не место для шуток. Окна наверху освещены, а мне не хотелось бы, чтобы нас увидели.
— Маркиза де Монтелимар? — насмешливо бросил капитан. — Если эта персона вас волнует, мы можем поискать другое место, где нам никто не помешает. Мне знаком этот сад, и я знаю отличную лужайку, словно специально подготовленную для тех, кто желает скрестить шпаги!
— Вы меня вызываете?
— Понимайте, как хотите, меня это не трогает.
— Где эта лужайка? — взбешенно спросил граф ди Вентимилья…
— Торопитесь умереть?
— Пока что я жив, сеньор де Сантьяго, и если ваша рука быстра, то и моя не отстанет.
— Вот и договорились, — все тем же насмешливым тоном продолжал капитан. — Только предупреждаю вас: не далее как на прошлой неделе я заколол соперника, порядком поднадоевшего мне.
— Вы мне об этом уже говорили, и это не произвело на меня никакого впечатления. Я победил не одного капитана, и все они были испанцами, как и вы!
— Что вы сказали? — переспросил граф де Сантьяго.
Сын Красного корсара прикусил губу, разозлившись на себя за неосторожно сказанные слова.
— Господин граф, — сказал капитан, — вы готовы следовать за мной до той лужайки? Там мы сможем спокойно потолковать и развлечься.
— Конечно! — ответил сын Красного корсара.
— А эти люди? — Сеньор де Сантьяго указал на Мендосу и Мартина. — Они нам не помешают? Не вам, так мне?
— Что бы ни случилось, мои матросы не причинят беспокойства никому, даю вам слово чести.
— Этого мне достаточно. Пойдемте, господа. Может быть, вы для чего-нибудь и понадобитесь, — добавил он через несколько секунд с обычной насмешкой в голосе.
Капитан нырнул в пальмовые заросли, прошел сквозь них, все время сопровождаемый корсаром и двумя его матросами, и вышел на маленькую лужайку, заросшую особенно густой травой и окруженную со всех сторон роскошными пальмами.
— Вот то место, где можно свободно поговорить, — капитан повернулся к графу ди Вентимилья.
— А также убивать друг друга, и никто не сможет вмешаться, не так ли, капитан? — спросил сын Красного корсара.
Граф ди Вентимилья скрестил руки на груди и, глядя на графа де Сантьяго, освещенного лучами только что взошедшей луны, сухо произнес:
— Ну, и что вы теперь хотите? Говорите быстрее, потому что я очень спешу.
— Каррай! Вы слишком торопитесь навстречу смерти!
— Карамба! Кажется, вы слишком забыли кое о чем, господин капитан.
— О чем же?
— О том, что четырнадцать победило тринадцать.
— Хотите запугать меня?
— Нисколько. Мне, впрочем, рассказывали о вашей смелости.
— Покончим счеты, граф.
— Что вы желаете?
— Нанести вам хорошенький удар шпагой, — хрипло ответил капитан. — Когда соперник пересекает дорогу или бросает на меня тень, я посылаю его отдохнуть на кладбище Сан-Доминго.
— Вы жестоки.
— В этом вы скоро убедитесь сами, если не удерете.
— Что вы сказали, капитан? Я удеру от вашей шпаги? Я — дворянин, да к тому же человек, привыкший к войнам, милый мой болтун!
— Rajo de Sol![13] Вы оскорбили меня! — завопил граф де Сантьяго.
— И вы меня.
— Я убью вас в первой же атаке!
— А может, в двадцатой?
— Вы смеетесь надо мной?
— Вроде бы, — ответил сын Красного корсара, обнажая шпагу и принимая оборонительную позицию.
— Гром и молния!
— Молния и гром!
— Это слишком, граф де Миранда.
— А какая луна! Нам предстоит сражаться без факелов и фонарей. Господин капитан гранадских алебардщиков, я вас жду.
Граф де Сантьяго, в свою очередь, обнажил свою длинную шпагу, но вдруг, не становясь в позицию, сказал:
— Вы назвали себя графом де Миранда. Это на самом деле так?
— Я дворянин, и этого вам достаточно.
— Испанец?
— Вас не должно интересовать, испанец я или нет. Впрочем, если захотите узнать мое имя, вы найдете его вырезанным на клинке моей шпаги… А теперь, капитан, довольно разговоров: я тороплюсь.
Они оба встали в позицию, а Мендоса и Мартин отошли чуть подальше в сторонку, обеспечивая дуэлянтам большую свободу действий. Граф ди Вентимилья повернулся спиной к луне, величественно выплывавшей из-за пальм и светившей прямо в лицо капитану.
Они испепеляли друг друга гневными взглядами, потом капитан, казавшийся более нетерпеливым, несмотря на свой возраст, сделал три-четыре финта, проверяя, не выкажет ли противник свое искусство.
Молодой капитан «Новой Кастилии» не шевельнулся. Он стоял твердо, как скала, со шпагой наизготовку, и внимательно следил за противником.
— Каррай! — закричал алебардщик. — Я уже вижу, что вы хорошо владеете клинком, но посмотрим, как вы парируете вот эти ложные выпады.
Сеньор ди Вентимилья не ответил. Судя по проявленному им спокойствию, дрался он на поединке, конечно, не впервые.
— Я пробью эту стену из плоти и стали, — сказал капитан, постепенно выходивший из себя. — Вот отличный удар! Защищайтесь!
И он с молниеносной быстротой выбросил руку вперед, но граф столь же мгновенно выведя кисть во вторую позицию, отвел клинок капитана.
— Каррай! Ну и крепкая же у вас рука, сеньор де Миранда. Не ожидал подобного сопротивления. Но игра только началась, а луна зайдет не раньше рассвета.
И на этот раз сын Красного корсара ничего не ответил.
Он внимательно следил за кончиком капитанской шпаги, который зловеще мерцал под лучами ночного светила.
— Вы не слишком любезны, граф, — сказал сеньор де Сантьяго, снова уходя в защиту. — Разве не известно вам, что теперь принято сражаться, обмениваясь любезными фразами?
Ответом сеньора ди Вентимилья был резкий удар, чуть не заставший капитана врасплох. О он едва успел парировать его в терцию, выиграв всего лишь какую-то долю секунды.
— Вот черт! — пророкотал капитан. — Здесь не любят шутить!
Он отступил на шаг, ощупав предварительно почву левой ногой, чтобы не поскользнуться, потом встал во вторую позицию и сказал:
— Я жду вас, граф!
Сын Красного корсара, подозрительно проследив за его перемещением, поостерегся идти в атаку и ограничился плотной защитой, выставив шпагу вперед и угрожая противнику встречным ударом в грудь.
— Стало быть, вы не желаете атаковать, сеньор де Миранда?
— Я никогда не тороплюсь, капитан.
— Уже целых полминуты я жду вас.
— Можете ждать хоть полвека, если это вам нравится.
— Черта с два!
И в третий раз граф ди Вентимилья промолчал. Он молниеносно выбросил руку вперед, сделал два прыжка и неожиданно направил шпагу на соперника, нанеся укол прямо в середину груди. Если бы и этот выпад испанец отразил, можно было бы говорить о чуде, однако в шелковом камзоле зияла большая дыра.
— Карамба! Вы осмелели, господин граф, и пытаетесь застать меня врасплох, пока я с вами любезничаю. Еще пара сантиметров — и вы бы попали. В следующий раз не забывайте вытянуться как следует…
Фраза прервалась криком. Шпага сеньора ди Вентимилья снова рванулась вперед, и клинок более чем наполовину вошел в грудь капитана. Несколько мгновений раненый оставался на ногах, держась левой рукой за шпагу графа, а потом он тяжело рухнул на землю, обломив клинок. Пять дюймов сломанного клинка остались в его желудке на уровне четвертого левого ребра.