Генри Мортон - Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара
Политики могут сколько угодно разглагольствовать о проблемах возрождения монархии в Испании, но, пожалуй, не менее интересно пофантазировать, насколько полно будет возрожден сложный дворцовый этикет, если это все-таки случится. В отличие от прочих королей, ни один король Испании не подписывался своим именем. Личные письма и государственные документы подписывались просто: «Yo, el Rey» — «Я, король». Некоторые придворные обладали привилегией не снимать шляпы в присутствии короля, другие могли их надевать во время разговора с ним, а третьи — только по окончании беседы. До появления автомобилей в начале века в королевских конюшнях и каретных сараях работали шестьсот тридцать семь человек, и по торжественным случаям король выезжал в карете, запряженной восемью лошадьми, украшенными красно-желтыми плюмажами из страусовых перьев и ниспадающими до земли расшитыми попонами. Единственную торжественную церемонию в Испании Франко можно наблюдать, когда иностранный посол представляет верительные грамоты Caudillo. Тогда народ видит — и кто знает, какая наследственная память просыпается в нем — проезжающий по улицам великолепный мавританский эскадрон на лошадях с раззолоченными копытами.
§ 6Куда более интересной, чем мертвый и печальный дворец, оказалась Королевская оружейная палата в углу внутреннего двора. Судя по всему, испанцы лучше нас знают, как показывать оружие. Мы просто вешаем доспех, словно это пустая жестянка, а испанцы любят придавать ему человеческую форму, одевать манекены в кожаные жилеты, нижнее белье, сапоги и все прочее, что человек того времени носил под доспехом. То же самое они делают с лошадьми. Животные выглядят покрытыми броней — лучше сказать «закованными», — как американские броненосцы, но и на них все полагающиеся пышные поддоспешные облачения: расшитые попоны, роскошно и романтично украшенные гербами, причем спадающие до копыт, настолько низко, что они, вероятно, мешали во время езды.
Меня рассмешило выражение лиц группы посетителей, которые прогуливались по центральному залу, готовые скучать, когда они вдруг увидели перед собой двадцать вооруженных рыцарей на конях, стоящих в два ряда друг против друга и указывающих в потолок длинными турнирными копьями. Рыцари выглядели настолько настоящими, что все время казалось: они вот-вот шевельнутся, погрохатывая, лошадь склонит бронированную голову, всадник обернется и поднимет забрало или поправит шлем. Эти фигуры уносят воображение к полям, где на траве разбиты маленькие пестрые островерхие шатры, где гремят трубы, толпится и кричит народ, а дамы в волнении перегибаются через перила трибун, когда герольды выезжают на поле.
Интересно отметить, что, хотя большинство рыцарей сидели в седле la brida, то есть с длинными стременами, — обычная посадка европейских рыцарей, — некоторые «скакали» a la gineta, с короткими стременами, — посадка, которую испанцы переняли у мавров. Испанские рыцари ездили с короткими мавританскими стременами во время боя быков или участвуя в живописном заезде с копьями, известными как «турнир пик». Однажды это представление было показано на ристалище старого дворца Уайтхолл Филиппом II и его свитой для увеселения английского двора.
Выставленная здесь броня сделана во времена, когда оружейники Аугсбурга и Милана постоянно соперничали между собой, и является, наверное, лучшей в мире. Первоклассный оружейник столь же ценился королями и рыцарскими кругами, как первоклассный портной у нас в эпоху принца-регента. И как эти оружейники льстили мужскому телу: сколь тонкие талии, крепкие бедра и прекрасно очерченные икры! Даже самый неприглядный мужчина наверняка выглядел в этих доспехах неотразимым; а многие девы испытали жестокое потрясение после турнира, увидев своего идеального рыцаря в обычной одежде! Сейчас вряд ли кто-нибудь считает, что доспехи могут украшать, но когда-то это несомненно было так. Также мы знаем, что первоклассный оружейник подписывал свои доспехи и ставил на них дату, как художник подписывает картину, и дорогой доспех всегда поставлялся с коробкой запасных частей, которые при необходимости можно было прикрутить или прицепить для создания дополнительной защиты. На этой великолепной выставке очень много узнаешь об оружии и доспехах.
Мог бы получиться хороший вопрос для викторины: с какой стороны друг от друга проезжали рыцари во время турнирного поединка? Я склонен думать, многие сказали бы, что они съезжались правым боком к правому, и я абсолютно точно видел картины, на которых так и делают. Но это неправильно, и те фигуры в мадридской Оружейной палате, копья которых в боевом положении, доказывают, что рыцарь держал копье над левым ухом лошади — и съезжались противники левый к левому, то есть левыми руками, держащими поводья.
Весьма пугающей получается встреча с императором Карлом V, именно таким, какой изображен на полотнах Тициана: на коне, с копьем в руке — перед битвой при Мюльберге. Это тот самый доспех, который Тициан нарисовал на своей великолепной картине. А маленькие латы, сделанные для дона Карлоса, сына Филиппа II, чья смерть до сих пор остается одной из тайн испанской истории, показывают, что тело мальчика, как и подозревали, было немного деформировано: оплечья лат отличаются по размеру.
Полагаю, одно из самых запоминающихся зрелищ в Оружейной палате — это собака в броне, возможно, из породы мастифов, натасканных для нападения на людей и пугания лошадей. Для защиты головы на нее надета маленькая плоская стальная шапочка, в которую воткнуто красное страусовое перо. Шея, грудь и плечи собаки покрыты кольчужной сеткой, которая удерживается латным воротником, проходящим между передними лапами и крепящимся к нижней части спинной попоны, усеянной сверху стальными шипами. Собака выглядит совершенно неуязвимой — кроме лап. Всякий, кто пытался соорудить одежку для больной собаки, чтобы удерживать ее в определенном положении, восхитится изобретательности создателей этого собачьего доспеха. Я припомнил великолепную историю, рассказанную Берналем Диасом, о боевых собаках, которых Кортес вез с собой во время завоевания Мексики. Однажды, когда партия испанских исследователей бросила якорь в маленькой бухте около пустынного островка, они с удивлением увидели, как на берегу появилась собака, бросилась к воде и стала бегать туда-сюда, демонстрируя бурный восторг. Моряки выяснили, что это испанская боевая собака, потерянная предыдущей партией восемнадцать месяцев назад. Собака была упитанная, прекрасно себя чувствовала и, как большинство Робинзонов Крузо, видимо, постоянно разглядывала горизонт в поисках дружественного паруса.
Потертые старые носилки, или паланкин, в котором императора Карла V несли, когда его мучила подагра, — один из лучших экспонатов Оружейной палаты. Считается, что паланкин попал в Мадрид из монастыря Юсте, куда сей испанский Диоклетиан ушел от мира и где провел свои последние годы за починкой карманных и настенных часов и выращиванием цветов. Двумя главными его придворными были попугай и кот. После смерти императора его любимцев посадили в императорский паланкин и отправили ко двору, который тогда находился в Вальядолиде; и можно представить, как изумлялись деревеньки и города на пути, видя столь странных пассажиров в носилках человека, который когда-то был хозяином мира.
Сначала меня смутили пулевые отверстия, которые я заметил на большинстве доспехов, и человеческих, и конских. Если бы я не был так очарован прекрасными и удивительными вещами, увиденными здесь, я бы сразу вспомнил тот факт, что короли, принцы и рыцари во время гражданской войны сражались под пулеметным и винтовочным огнем. Современные пули пробивали лучшую сталь Аугсбурга, как картон.
§ 7На полицейском были белый шлем, белая куртка с поясом, похожая на спортивную рубашку, и синие брюки. Страж порядка открыл пляжный зонтик веселой расцветки и, зафиксировав конец трости в специальном отверстии на дороге, натянул белые перчатки. Теперь он был готов приступить к работе. Вытащив из кармана свисток, он выдул пронзительную трель, и все движение остановилось. Несколько сотен испанцев, ожидавших по обеим сторонам улицы, пошли через дорогу. Еще одна леденящая кровь нота — и движение возобновилось. Иногда несведущий иностранец или непочтительный к закону испанец пытались перейти улицу в неположенное время; тогда свист раздавался яростный, и нарушитель юркал обратно, в безопасность. Между этими двумя звуками чувствовалась огромная разница: один, долгий, словно успокаивал и обещал защиту, а другой, резкий, походил на ругательство — хотя оба были всего лишь свистками.
Я наблюдал эту сцену каждое утро из «Американского кафе», где мог без вопросов и объяснений получить яичницу с беконом — обычный мой первый заказ в незнакомом городе. Испанский завтрак столь же прискорбен, как французский: колечки из теста, обжаренные в масле и называемые churros, и чашка кофе или шоколада. В результате утро напролет испанцы грызут креветки, маленькие кусочки ветчины и все, что могут достать, в попытках утолить голод — до самого обеда в два часа дня.
