Василий Ян - Юность полководца
Александр, стараясь сохранить достоинство, подобающее сыну знатного князя, не торопясь подошел к монаху и, перекрестясь, поцеловал его медный крест. Затем отступил на шаг и сказал громко и резко:
– Повремени, отец! Не с тобой нынче я речь веду. Скажешь, когда твой черед придет… Ты кто? – обратился он снова к просителю. – Чернец или послушник?
– Даниил, холоп, раб холопа, – скорбное имя, мне от юности дарованное. Аз не в Афинех ростох, ни от философ научихся, но бысть падая, аки пчела по различным цветам и оттуда избирая сладость словесную. Како речеши, княже! Мне ли, недостойному, пострижчися в чернцы? Лучше мне тако в скудости скончати живот свой, нежели, восприимше ангельский образ, Богу солгати! – И он направил указательный палец на монаха.
Старый монах воскликнул:
– Отврати очи твои от него, княже! Обычаем он зловреден. Да разве святой владыка наш допустит его к приятию сана? Ступай, ступай скорее отсюда, мерзкий человек! – с яростью обратился монах к покорно стоявшему просителю, пытаясь его оттолкнуть.
– Погоди, отец! Не сказал ли я, что не с тобою речь веду?.. Чего бы ты хотел, о чем просишь? – спросил Александр.
– Княже, мой господине! – снова нараспев заговорил странный человек. – Орел-птица – царь над всеми птицами, а осетёр – над рыбами, а лев – над зверьми. А твой отец, преславный князь Ярослав Всеволодович, – над русичами. Но златом князь мужей добрых не добудет, а мужми и злато, и сребро, и градов он добудет…
– Постой, велеречивый златоуст! Я обещаю поговорить с батюшкой и просить его призвать тебя к себе.
– Нет, нет, княже, мой господине! Пощади меня! Заклюют меня здесь черные вороны. Лучше бы ми смерть, нежели здесь продолжен живот в нищете. Возьми меня с собою! Молю тебя, сыне великого князя Ярослава!
– Да помолчи, Данииле! Наш княжич возлюбленный тебе же добра желает! – сказал вкрадчивым и ласковым голосом второй чернец, бесшумно подошедший к говорившим.
У Александра загорелись мысли, которые давно беспокоили и одолевали его.
– Какую работу ты мог бы делать в Переяславле? Знаешь ли ты книжную премудрость? Сможешь ли переписывать книги? В монастыре в Переяславле хранятся древние книги. Смог бы ты переписать те, в коих описываются деяния ратных мужей, преславных воителей?
Он ожидал ответа Даниила. Тот, переминаясь с ноги на ногу, заикаясь, проговорил:
– Все гораздо могу. Искусно тебе перепишу, княже, мой господине. И сам я многое знаю. К примеру: прочел я всю книгу «Эллинского и Римского летописца», в коей помещено сказание об Александре, царе Македонском, его же пестун и учитель бе Леонид – полководец и Аристотель – философ премудрый, и како отпущаемый от школьного учения домови. Александр-отрок учаше других отроков да ся биють, разделившиеся на дружины… И сам со другие отроцы творяше брань[19] ту… Это сказание про Александра все для тебя перепишу. Повели, княже, мой господине, да пойду за тобой следом, на хвост коня твоего взирающе. А ежели отринешь мя здесь, то аз, аки пес шелудивый, издохну и замерзну под вретищем…
– Вот окаянный, пристал, аки смола! – шептал старый монах, исподлобья поводя злыми глазами.
Александр сдвинул брови и, сделав не по летам строгое лицо, поднял голову:
– Разрешаю тебе, Даниил-книжник, следовать за мной, не отставая от моего коня, в Переяславль на суд и на последний приговор княжий.
Александр повернулся и медленно направился к берегу, где стояли рядом челны, наполовину вытащенные из воды. Все тело его болело и ныло, в ушах шумело, но он старался, несмотря на это, сохранить гордую, торжественную поступь и прошел к челну, как подобает сыну преславного князя.
Глава третья
Под началом ратши
Грозный князь-батюшка
Александр подъезжал к княжьему двору, когда первые косые лучи восходящего солнца уже пробивались сквозь густые ветви старых яблонь.
Знакомый с детства дружинник стоял у ворот и, узнав княжича, весело крикнул ему:
– С прибыльной охотой! Долго промышлял! Какую животинку на обед привез? Али зверя добыл?
– Сохатого подбил. Только я его охотнику Ереме оставил. Не везти же по такой жаре.
Александр говорил небрежно, отвернув в сторону лицо, не желая, чтобы, заметив ссадины и синяки, все заохали.
К крыльцу подбежали челядинцы, подхватили под уздцы коня. Княжич соскочил с седла и, степенно поднимаясь по ступеням, остановился и сказал Тыре:
– Послушай, Афоня! Поди-ка в поварню да скажи, чтобы нас обоих накормили. А ты, Даниил, пока повремени здесь на крыльце. Наверное, князь-батюшка скоро тебя кликнет.
– Ярослав Всеволодович ведет беседу с гонцами из Полоцка, – сказал старый дружинник, открывая входную дверь. – Ох, батюшки светы! Кто это тебя, наш пресветлый княжич, так обидел?
– Загулял! – небрежно сказал Александр, обдергивая кафтан и оправляя пояс. – С лешим подрался!
– Быль молодцу не в укор! – Старик засуетился, спеша оповестить князя о приезде сына.
С робостью вошел Александр в гридницу[20], где у слюдяного окошка в большом резном кресле с высокой спинкой сидел грозный, осанистый отец. Его сухое горбоносое лицо с темными пронизывающими глазами напоминало голову большой хищной птицы. Перед ним стоял молодой гонец в запыленной одежде, с изогнутым луком, выглядывающим из кожаного чехла за спиной. Кривым ножом он распарывал подкладку шапки из волчьего меха. Осторожно достал он оттуда завернутый в тряпицу сложенный пергаментный листок.
– Где же дьяк Онуфрий? – спросил князь, разворачивая послание и как бы не замечая сына.
– Здесь я, здесь! – откликнулся старый княжий дьяк.
Он быстро подошел к креслу, стал по левую руку и, нахмурив седые брови, впился острым взглядом в письмо.
Александр встал позади полоцкого гонца. Почтительный и безмолвный, ожидал он милостивого разрешения отца с ним поздороваться.
Пока дьяк разбирал письмо, князь, проведя рукой по волнистым полуседым кудрям, наконец взглянул на сына. Брови его удивленно поднялись, потом грозно сдвинулись. Он гневно крикнул:
– Это кто же тебя так разукрасил? Не чаял я, что моему сыну придется быть биту! А дал ли ты сдачи обидчику?
Александр нерешительно мял шапку в руках и только мог пробормотать:
– Прости меня, батюшка. Виновен. Недоглядел.
– А Тыря чего смотрел? Почему не стал на твою защиту? Да я Афоньку за это в порубе[21] сгною!
– Тыря здесь ни при чем, батюшка. Это только моя вина!
И, слегка запинаясь, Александр стал рассказывать, как он ушел один в лес, не заметил затесов и примет на древесной коре, упал в западню, где его избил лосенок, и как ему удалось в конце концов заколоть зверя.
Грозно молчал князь. Затем еще более грозно он спросил:
– Но как же тебе посчастливилось выбраться? Хорошо я знаю эти западни – легко в них упасть, да трудно выкарабкаться. Тебя, поди, Ерема и Афонька вытащили?
– Нет, батюшка. Устя меня спасла.
– Устя? – удивленно протянул князь. – Это кто ж такая Устя? И как она к западне пришла?
Александр смущенно продолжал:
– Устя – это дочка Еремина, а к лосиной западне ее наш пес Буян привел по моему следу.
Лицо князя все светлело, и вдруг он загудел добродушным раскатистым смехом, замечая, как еще более смущается сын, мнет шапку и кусает губы.
– Так, говоришь, Устя вытащила? И добрая девка? И тоже в яму на тебя свалилась?
– Перестань, князь-батюшка, а то осерчаю!
– Ой ли! А коли осерчаешь, что со мной сделаешь? Неужто побьешь?
– Уйду от тебя…
– Не с ушкуйниками[22] ли на Волгу пойдешь?
– А хотя бы!.. – И Александр, резко повернувшись, направился к двери.
Князь быстро встал, нагнал сына и, обняв за плечи могучими руками, потащил назад к своему широкому креслу.
– Стой тут рядом с гонцом и слушай, о чем пишет мне князь Брячислав из Полоцка. Это будет пострашнее твоего лосенка… Давно я так не смеялся! – продолжал он, покачивая головой. – Такого богатыря, как ты, спасла от зверя девчонка!
– Лосенка я еще до нее заколол! – крикнул в бешенстве Александр. – Да вылезть не смог: яма глубокая, края обмокли после дождя, обрывались, а руки и ноги были разбиты.
– Ну ладно, ладно, сынок! Не стану больше! – И князь обратился к дьяку Онуфрию: – Так что же мне пишет князь Полоцкий?
Когда дьячок прочел длинное витиеватое письмо, князь Ярослав помолчал, подумал и сказал:
– Да, сынок!.. То, что ты сейчас слыхал, не шуточное, не малое дело. Как мы сейчас узнали из письма, на Полоцк напирают литовцы, а внизу, по реке Двине, немцы замыслили недоброе: на Полоцкой земле свои крепости строят, мечи на нас вострят. Видно, скоро на нас навалятся. Хватит тебе, Олекса, ляпцами ряпов ловить да затесы на деревьях в лесу разыскивать. Я хочу, чтобы ты отправился туда, где сможешь научиться метать копье и мечом охранять наши рубежи. Пора тебе, сынок, начать учиться воинскому делу…
