Дмитрий Петров-Бирюк - Степные рыцари
— Послухай, честная станица! Послухайте, атаманы-молодцы и все войско донское сверху донизу! Послухайте, войсковой атаман трухменку гнет! Трухменку![7]
— Любо! Любо! — закричали казаки. — Нехай гутарит.
Есаул прокричал это до трех раз, взмахом жезла пригласил войскового атамана приступить к исполнению своих обязанностей.
Выступив вперед, атаман снял шапку и бросил ее к своим ногам.
— Атаманы-молодцы! — поднял он высоко булаву. — Браты!.. Все войско донское сверху донизу! Послухайте меня, что скажу. Послухайте!
— Любо! — загорланили казаки. — Любо! Скажи, атаман. Послухаем…
— Царь грамоту прислал нам, своим холопам…
— Что пишет, кажи!.. Кажи, — раздались голоса.
— Царь-батюшка милостив к нам, — сказал Татаринов. — Шлет нам жалованье. Везет его на бударах[8] боярин Степан Чириков. Вот, глядишь, скоро и привезет. Раздуваним тут его…
— Любо!.. — восторженно заорали казаки. — Любо!.. В добрый час!..
— А зачем жалует к нам тот боярин Чириков? — настороженно спросил высокий старик со строгим лицом и пышной патриаршей бородой. — Какого ему рожна надобно?
— Боярин тот плывет к нам для встречи турского посла Фомы Кантакузина, — пояснил Татаринов. — Поплывет тот турский посол в Москву к царю-батюшке нашему…
— А что слыхать про Ваньку Каторжного с его казаками? — спросил кто-то из казаков.
— Атаман Каторжный плывет на струге вместях с Чириковым, — ответил войсковой атаман. — Он мне отписку писал.
— Что еще скажешь, атаман? — послышались вопросы. — Что слыхать про Азов?.. Пойдем брать али нет?
Татаринов вышел вперед и поднял руку:
— Зараз скажу, браты, не все сразу. О том, пойдем мы али не пойдем забирать крепость турецкую, вопрос еще впереди. А зараз скажу, царь грамоту прислал, чтоб жили в мире с азовцами. Да и Каторжный писал, что царь больно сердит на нас за то, что мы вознамериваемся захватить Азов… Боярин Чириков везет от царя строгое повеление…
Казаки, не дав атаману договорить, гневно заорали:
— Нехай царь распоряжается своими боярами да холопами, а не нами — донскими вольными казаками!
— Выбьем азовцев из крепости!
— Пойдем на Азов!
Вперед выступил высокий старик со строгим лицом. Это был уважаемый во всем Войске Донском старый, восьмидесятилетний казак Максим Иванович Кувшинов.
— Погодь, браты, не ори! — понеслись по кругу голоса. — Послухай, что дед Кувшин гутарит. Послухам!
— Мой совет такой будет вам, атаманы-молодцы, — начал старик Кувшинов. — Надобно зараз же нам поиметь уговор, чтоб, не расходясь, всем скопом пойтить потайно к Азову-крепости и штурмом овладеть им… Пока боярин Чириков-то прибудет к нам с царским указом, а мы, могет быть, и Азов уже у турок захватим…
Восторженный рев казаков оборвал его речь:
— Любо! Любо гутарит старый! Любо!..
В круг выступил дядя Ивашка. Скинув шапку, он громко стал говорить:
— Верное слово сказал старик. Надобно забирать Азов. Вот зараз пришли запорожцы… Едут они в Персию жизни хорошей искать… Да разве ж они найдут там доброй жизни себе? Хан персидский же, как они придут в Персию, пошлет их воевать с турками… И положат наши братья-запорожцы свои буйны головы ни за что ни про что… Жили б они с нами тут, вместях Азов бы брать пошли… Разе ж у нас им тут не житье-бытье? — окинул вокруг себя рукой дядя Ивашка. — Благодать! Любо!..
— Любо! — подхватил казачий круг. — Любо гутарит дядь Ивашка! Просить запорожцев! Просить!
Войсковой атаман поднял руку, призывая, чтобы казаки замолкли. И, когда над лугом наступила тишина, Татаринов закричал громко, чтоб всем было слышно:
— Всем известно вам, братцы, что турская крепость Азов всем нам как бельмо в глазу… Мало того что басурмане всякие обиды нам чинят, лишения приносят, так они еще и выходу нам в сине море не дают.
— Не дают, проклятые, — послышались из толпы негодующие голоса. — Забижают… Жизни не стало!
— Правду вы здесь кажете: надобно нам итить на Азов, как можно скорее надобно… И насчет запорожцев верно говорили. Надо примануть их к нам. Погутарю я с ними по этому поводу, а ежели будут артачиться, то соберу Войсковой круг — всем кругом будем просить, чтоб с нами на Азов пошли…
— Любо! Любо!.. — орали казаки. — Пошли на Азов! Выберем походного атамана!.. Выберем!
— И то правда, — сказал Татаринов. — Походный атаман нам нужен! — И он отошел в сторону, давая место есаулу.
— Атаманы-молодцы и все войско донское сверху донизу! — закричал тот, потрясая насекой. — Кого будете кричать в походные атаманы? Кричи!
Из толпы послышались выкрики:
— Мишку Татаринова походным!
— Ваньку Каторжного!
— Потапа Петрова!
— Татаринова!
— Татаринова!
Есаул вглядывался в толпу, прислушивался. Минут десять орали казаки, выкрикивая своих кандидатов.
— Татаринова!
— Ваньку Каторжного!
— Петрова!
Есаул поднял насеку. Толпа затихла.
— Браты! — сказал есаул. — В походные атаманы кричали троих: Татаринова, Каторжного и Петрова Потапа. Но более других кричали за Михаилу Татаринова. Каков будет ваш приговор?
— Татаринова походным! — теперь уже все единодушно закричали в кругу.
— Будь по-вашему, — сказал есаул, кланяясь, и, обернувшись к Татаринову, сказал: — По воле Войскового круга быть тебе, Михайло, у нас походным атаманом. Веди нас на Азов.
Казаки бурно набросились на Татаринова, начали его высоко подбрасывать вверх. — Ура-а! Ура-а!..
— В добрый час! В добрый!.. Послужи нам, Мишка, на совесть.
При любом походе казаки выбирали себе походного атамана. Ему давалась неограниченная власть. Он становился командиром отряда. За неподчинение, за нарушение дисциплины он был волен казнить смертью любого казака. Никто ему за это не сказал бы слова в укор.
Но если походный атаман злоупотребил своей властью, учинил какую-нибудь несправедливость, то казаки могли не только низложить походного атамана с его должности, но и казнить. «В куль да в воду», как делалось тогда на Дону.
После Того как походный атаман был избран, Войсковой круг избрал легкую станицу из четырех казаков для поездки в Москву с донесением царю о выступлении всевеликого Войска Донского на штурм Азов-крепости.
ТУРЕЦКИЙ ПОСОЛ
Войсковой атаман почти не появлялся в Черкасске, все дни он находился в Монастырском. Дел там много. Надо было окончательно договориться с черкасами о совместном штурме Азова, надо и разбить казаков на отряды и полки, поставить над ними полковников из числа старых, опытных рубак. Нужно и позаботиться о бударах, на которых поплывут казаки к Азову. А там и о продовольствии надо подумать, и о многом другом…
Подготовка к осаде Азова проходила в глубокой тайне. Но какая же там тайна, когда все делалось на виду у всех. Каждый видел суматоху в казацком лагере под Монастырским.
Обо всем, что делалось в казацком лагере, знал, конечно, и Гурейка. Знать-то знал, а вот побывать в Монастырском, поглядеть на все приготовления казачьи ему не удавалось, хотя сделать это очень хотелось. Отец запретил ему отлучаться из Черкасска. Своевольничать же он не посмел. Атаман не потерпит своевольства, изругает, а то еще — не ровен час — и прибьет, хотя это и редко случалось…
Но Гурейка с отцовским запретом примириться не мог. Он затаил в себе дерзкую мысль: как только двинутся будары с казаками вниз по течению реки, а конные полки по берегу, так он тотчас же сбежит из Черкасска, примкнет к казакам. А там, глядишь, и разыщет дядю Ивашку. Не прогонит.
А пока что он днями пребывал в становой избе. Помогал войсковому дьяку Персианову переписывать войсковую поименную роспись казаков.
— Ты, Гурейка, — пискляво поучал жирный дьяк, — пиши столбцом и с нажимом. С нажимом. Не жалей перьев. Повыдергаем хвосты у всех гусей… Вот пиши заголовок, скажем, Урюпинский городок. А потом: казак такой-то… Конный али безлошадный. Оружный али нет… Ага, вот так…
В избу вошел скуластый казак. Положив ружье на лавку, он шумно высморкался. Дьяк с удивлением глянул на него:
— Ты откудова, а?
— Да сторожевой казак я, — ответил вошедший. — При стружементе[9]. На страже стою.
— Стоишь на страже, а за каким лядом пришел? Уж не боярин ли Чириков прибыл на баркасах, а?
— Да нет, — помотал лохматой головой казак. — Чирикова, боярина того, еще не видать, а вот из Азова гость прибыл.
— Какой гость?
— А кто ж его знает, — пожал плечами казак. — На бударе приплыл. Десять, а может, и все двенадцать гребцов. И стража есть.
— Вон ты ж какое дело-то, — разводил в изумлении руками войсковой дьяк. — А где ж тот гость?
— А вон за дверьми стоит… Привел я его.
