Книга утраченных имен - Кристин Хармел
Ева посмотрела на список. Четыре имени – за последние месяцы она хорошо познакомилась с их обладателями. Она вздрогнула и замерла, когда прочитала последнее из них: Анна.
– Я думала, их будут переправлять, когда потеплеет, – тихо проговорила она и подняла глаза.
– Мы получили сведения, что немцы собираются устроить обыск в доме мадам Травер, возможно, даже завтра. Они заподозрили, что там скрывают еврейских детей.
Кровь прилила к лицу Евы.
– Но как они узнали? Кто им сказал?
Отец Клеман поджал губы.
– Это мог быть кто угодно: завистливые соседи, случайный прохожий, полицейский, который старается втереться немцам в доверие. Большинство горожан ненавидят оккупантов, но некоторые ищут способа нажиться на этом.
– Но как эти люди могли выдать детей? – Ева чувствовала, как внутри у нее все закипает. – От детей-то что немцам нужно? Какой они причинят им вред?
Отец Клеман вздохнул:
– Не в этом дело, Ева.
– Могу я хотя бы попрощаться?
– Боюсь, что нет. Если немцы следят за домом, мы не можем позволить, чтобы тебя заподозрили в какой-либо связи с детьми. Кроме того, я думаю, сегодня вечером у тебя будет много дел – документы должны быть готовы завтра на рассвете. Передать твоей матери, чтобы не ждала тебя сегодня вечером?
Ева медленно кивнула и провела пальцами по хорошо знакомому ей вымышленному имени Анны и дате ее рождения. Девочке занизили возраст – указали, что ей пять лет вместо шести с половиной.
– Кто она на самом деле?
Отец Клеман засунул руку в карман, извлек оттуда второй список и передал ей. Для них это уже стало традицией – она заносила в книгу настоящие имена детей, а потом сжигала список. Настоящие имена писались на отдельном листе на случай, если кто-нибудь вдруг обнаружит их, прежде чем они будут уничтожены.
– Первая в списке.
Ева посмотрела на имя.
– Франия Кор, – прочитала она вслух. Затем перевела взгляд на отца Клемана, слезы застилали ее глаза. – Это польское имя. Вам известно, что оно означает?
– Нет.
– «Франия» – это от слова «Франция». – Ева проглотила комок в горле. – Возможно, она родилась уже во Франции, как и я, а ее родители думали, что с таким именем девочке ничего не будет угрожать и у нее появится шанс на лучшую жизнь.
– Но мы можем дать ей этот шанс, Ева, – сказал отец Клеман. – Мы можем сделать это вместо них, сберечь ее, подарить ей будущее. – Он замолчал. – Зря я позволил тебе так привязаться к ней.
Ева смахнула слезы.
– Нет. Я даже рада, что вы так поступили. Это напоминает мне о том, ради кого я все это делаю.
Кроме того, отец Клеман уже никак не мог ей в этом помешать. С того момента, как Ева увидела маленькую девочку, она обрела в ней родственную душу, еще одну мечтательницу, которая с головой погружалась в книги в поисках себя.
– В разгар войны не следует отдавать кому-либо часть своего сердца. – Отец Клеман подождал, пока она поднимет на него глаза. – Это опасно, Ева.
Ева знала, что он имел в виду не только детей. Она подумала о Реми, которого в последнее время видела все реже, поскольку он стал выполнять различные поручения подполья.
– Мне кажется, еще опаснее вовсе этого не делать. – Со вздохом она повернулась к книжной полке у себя за спиной и достала «Книгу утраченных имен».
– Я позову Реми, – сказал отец Клеман. – Тебе понадобится помощь, чтобы подготовить все документы к сроку.
– Спасибо, – ответила Ева, и когда отец Клеман вышел, заперла за ним дверь, а потом взяла книгу и открыла ее на странице 147. На второй строчке она нарисовала маленькую черную звездочку над буквой «Ф» в слове «фарисей» и точку над буквой «р» в слове «образ». По крайней мере, на страницах этой книги маленькая Франия Кор все еще будет существовать, пускай мир и пытался стереть это имя с лица земли. И если она очутилась в стране Оз, значит, однажды ей понадобится найти дорогу домой.
Час спустя, когда Ева уже успела подготовить два первых комплекта документов, пришел Реми. Его пальто было запорошено снегом, а на плече висела сумка. Он бросил сумку в углу, снял кепку и нервно смял ее в руках.
– Как идет работа?
Ева вздохнула:
– Ночь будет долгой.
– Это точно. Чем тебе помочь?
Ева показала на имя мальчика, которого она много раз заставала за игрой в шашки, – ему было десять лет, и она слышала, как его называли Октавом. Теперь она узнала, что на самом деле его звали Йоханом, и подумала, что его родители, вероятно, приехали из Германии или Австрии, но точно невозможно было определить. Он был уже достаточно взрослым и мог сохранить тайну своего прошлого, и все же Ева добавила его в книгу; она заносила туда имена всех детей. Если во время перехода через границу его схватят или убьют, имя, по крайней мере, сохранится. И если когда-нибудь члены семьи мальчика попытаются отыскать его, она сможет хотя бы частично рассказать о том, что с ним случилось за то время, которое он провел в маленьком городе в горах.
– В последнее время ты редко сюда приходишь, – тихо сказала Ева, когда Реми стал аккуратно вносить фиктивные данные в бланки свидетельств о рождении, которыми Жозеф снабдил их в ноябре. Бланки уже почти все закончились, и Ева понимала, что в ближайшее время ей придется отыскать его и попросить принести новые.
Реми отвернулся.
– Теперь мужчины собираются в лесу, – сообщил он негромко. – Мы там тренируемся. Готовимся.
– К чему?
– К предстоящей битве.
– Но я думала, ты сопровождаешь беженцев.
Он повернулся и посмотрел на нее, его глаза были полны страдания и решимости.
– Знаю, отец Клеман считает, что в этой войне можно победить только благодаря мирному протесту. Но я с ним не согласен.
– Что ты такое говоришь? – Ева уже знала ответ и постаралась сдержать слезы, которые ей еще предстояло выплакать позже, когда она останется одна.
– Кто-то должен сражаться с немцами, Ева. Никто не будет нас спасать. Британцы оказывают нам некоторую помощь, но их ведь нет здесь, не так ли? Как и американцев. Мы сами по себе, а немцы становятся только сильнее, пока мы сидим сложа руки и тихонько подделываем документы у них под носом. Мы должны остановить их, пока не поздно, иначе нам некого будет винить, кроме самих себя, за то, что мы потеряли Францию.
– Реми, я…
Он посмотрел на Еву, но она не знала, что еще добавить. Как она могла требовать от него бездействия, если в глубине души была с ним согласна? И как объяснить, что после того, как они семь месяцев проработали вместе, рука об руку, она стала так сильно беспокоиться о нем? Она успела многое о нем узнать: о его чувстве юмора, о том, как он гордится
