Александр Барков - Денис Давыдов
Допросив бродяг, Денис Васильевич распорядился: «Включить их в число пленных, состоявших при отряде, и с конвоем переправить в Юхнов». Осмотрев французов, вожак партизан внезапно остановил взгляд на одном жалком на вид юноше с большими карими воспаленными от голода и тягот длительного похода глазами. Он молча стоял, худой-прехудой, бледный, несколько поодаль от группы пленных, гревшихся у костра, прислонясь спиной к дереву, в рваном синем мундире, и боязливо озирался по сторонам.
«Еще одна жертва великого Бонапарта! Так молод, а уже воин», – подумал Давыдов и велел позвать юношу.
– Кто ты таков? – по-французски обратился к пленному Денис Васильевич, заглядывая в его широкие, испуганные глаза.
– Молодой гвардии... Императорского величества...
– Четче...
– Барабанщик молодой гвардии, Викентий Бод.
– Сколько годков?
– Пятнадцать минуло, – с робостью отвечал по-русски барабанщик.
– Откуда родом? Где обучался нашему языку?
– Из Парижа. Мой отец повар. Он жил в России. Учил меня говорить по-русски, водил меня гулять по Москве...
– Хорошо... Больно хорошо... Однако как же так получается, Викентий? Отец жил в России, любовался ее величием, а сын воюет против нее.
– Я никого не убивал. Я музыкант... – начал оправдываться Викентий.
– Хороший музыкант, мил друг, во время атаки доброго полка стоит.
– Меня ценили в полку. И надо же так глупо попасться... На переходе... И кому? Лесным казакам!
– Ничего, не больно-то переживай: не ты первый, не ты последний «в гостях» у «лесных казаков». Так ты изволил нас величать?
– Как же будет печален наш Оливье! Он так и не дождется меня.
– Кто этот, Оливье?
– Полковник, командир нашего полка. Он отпустил меня с фуражирами на двое суток. Мы должны были добыть провиант в деревнях. Но главное, конечно, из-за моего знания русского языка.
– Видно, теперь придется Оливье подыскивать нового барабанщика.
– Оливье будет весьма печален. Он любил меня как родного сына. Называл меня... как это по-русски?.. Золотой Викентий!
– Золотой Викентий, говоришь?.. Скоро мы твоему Оливье поможем, если он так горячо любит... русские деревни и русские пироги.
– Каким образом?
– Очень просто – пленим, да и все. А для тебя, Викентий, война, почитай, уже закончена.
– Как это понимать?
– А вот так и понимай! Для ясности добавлю – на стороне Бонапарта.
– Неужели вы думаете, что я предам Родину и буду у вас на службе?
– Партизаны, то бишь «лесные казаки», Золотой Викентий, в ночные рейды ходят не под барабанный бой. Мы вполне обойдемся без тебя. Так что отдыхай покуда... Небось голоден? – спросил Давыдов у казаков.
– Жуть как проголодался, – отвечал степенный Кузьма Жолудь, стоявший подле барабанщика. – Давеча мы уж накормили пленных остатками от обеда. А этот в особенности отощал, – казак подошел к юноше, легонько тронул его за плечо. – Гляньте сами – одна кожа да кости...
Давыдов узнал от Викентия, что он был с ранних лет оторван от родительского крова и его «захлестнула пучина грозной войны». Великая армия забросила его на чужие земли, за тысячи верст от Родины, под лезвия русских сабель, грохот картечи и свист пуль. Ко всем прочим лишениям барабанщик успел уже испытать на себе крепость трескучих морозов снежной России.
«При виде его сердце мое облилось кровью, – писал в своем дневнике Денис Васильевич, – я вспомнил и дом родительский, и отца моего, когда он меня, почти таких же лет, поручил судьбе военной!» Пламенный партизан сжалился над юношей, тем паче что под руками оказались все средства к спасению Викентия. Распорядившись оставить барабанщика в отряде, он приказал:
– Надеть на юношу казачий чекмень и шапку, дабы никто не отважился в походе ненароком пырнуть его штыком или дротиком!
Пройдя вместе с отрядом трудный путь «сквозь успехи и неудачи, через горы и долы, из края в край», Давыдов доставил Викентия до самой столицы Франции возмужавшим, целым и невредимым. И там благополучно передал его в руки престарелому отцу.
И вновь поверженный Париж! Спустя два дня после трогательной, полной слез и горячих объятий встречи отца с пропавшим без вести сыном Давыдов в парадном мундире с боевыми орденами и медалями проходил по парижскому бульвару. Ребятишки-газетчики, пробегая мимо него, громко выкрикивали:
– Последние новости! Новости! Бонапарт низвергнут! Песня французов о русских – один су!
– Давай-ка ее сюда! – поманил одного из крикунов Давыдов, протянув ему монету. Остановился и принялся с жадностью читать:
«Отрадно нам видеть в наших краях гордых сынов России! А ощущают ли среди нас эти дети Севера себя как бы на Родине?!
В бою гордые и грозные, храбрые и великодушные! Не являются ли они лучшими друзьями Франции?!»
«Ну как не расщедриться на су за такую прекрасную песню!», – подумал Денис Васильевич и невольно рассмеялся. Внезапно к Давыдову подошел молодцеватый юнкер Конкин:
– Здравия желаю, Денис Васильевич! Сказывают, вас с генеральскими эполетами поздравить можно?
– Да, Петр, поздравь. Удостоился-таки этой высокой чести после сражения под Бриенном и битве при Ла-Ротьере. Служу у Блюхера. Командую родным Ахтырским гусарским полком.
– Однако ж Париж у наших ног! Кампания кончена! – заметил с радостью юнкер. – И мы вскорости возвращаемся с победой домой!
– Кончилось, батенька, кончилось, слава Богу! – усмехнулся генерал. – Финита ля комедия! На Родину пора. Душа исстрадалась! А там – кто знает! – может, и умирать придется в постели. Сие для нашего брата, гусара, сам ведаешь, последнее дело! И он тихонько пропел:
Я люблю кровавый бой,Я рожден для службы царской!Сабля, водка, конь гусарский,С вами век мне золотой!
– Да гусары, казаки! Душа горит! – воскликнул пылкий юнкер. – Иду я как-то вечор Елисейскими полями. Гляжу – под деревьями костры бивачные. А на кострах тех в котлах гречневая каша варится. Баранина жарится. Запах такой! Аж голова кругом идет! Гусары да казаки вкруг костров лежат, табак курят... Песню затянули про степь широкую да про буланого коня... И я будто снова очутился в родной матушке-России...
Мимо, чеканя шаг, прошел стройный драгунский офицер. Остановился и отдал честь генералу.
– Васильев? – окликнул его Давыдов. – Здравия желаю! Что нового?
– Признаться, Денис Васильевич, одна новость имеется. Слыхали про драгуна?
– А что такое?
– Отличились нынче поутру! Полковой командир наш, полковник Арсентьев, сами знаете, страх как гордится своими орлами. Вот и захотелось ему похвастать перед французами. Вчера отдал приказ: «Быть нынче к семи утра на смотре!» И вот ровно в семь полк строится. Эскадрон за эскадроном! А пред каждым одни только вахмистры да юнкера...
– А офицеры-орлы куда подевались?
– В том-то и беда. Офицеры, кроме дежурных, с вечера разбрелись по городу. Кто куда... Словом, загуляли. До утра мало кто из них на квартиры вернулся...
– То-то, я думаю, Арсентьев разгневался! Небось приказ отдал: «Всех провинившихся – на гауптвахту!» – рассмеялся Давыдов.
– В самую точку попали, Денис Васильевич.
– Уж кто-кто, а я-то норов Арсентьева знаю! Горяч, да отходчив. Вскорости сменит гнев на милость. Не немецкий барон! Сам ведь был молодым. А тут орлы-победители! Молодо-зелено, по Парижу драгунам погулять велено! – скаламбурил Давыдов. – Авось не малые дети – не заплутают! – при этих словах он похлопал Конкина по плечу. – Этакий молодец! Любо-дорого поглядеть!
Давыдов попрощался с офицером и юнкером и зашагал по бульвару далее... Вначале он не обратил внимания на стайку увязавшихся за ним любопытных мальчишек, которые вовсе не подозревали, что русский офицер понимает по-французски, и разбирали его, что называется, по косточкам.
– Денис Васильевич! Здравствуйте! – окликнул его вышедший из боковой аллеи невысокий, седой человек с брюшком.
Давыдов обернулся, крепко пожал руку седовласому Боду и тут же вскрикнул от удивления:
– Ба! Золотой Викентий! Ты ли это? В гражданском платье тебя сразу и не признаешь! Экий парижский франт! А куда девал чекмень? – генерал укоризненно покачал головой. – Где казацкая сабля?
– В шкаф спрятал...
– И правильно сделал, – Давыдов широко улыбнулся. – Война закончилась! Зачем нынче барабанщику военная форма?! К чему оружие!
– Не скучаете в Париже? – любезно поинтересовался седовласый Бод.
– Признаться, нет, – по-французски ответил Давыдов. – Да разве здесь можно соскучиться? Меня повсюду сопровождала эта шумная, озорная компания, – и Денис Васильевич повернулся к бойким столичным сорванцам. – Вот полюбуйтесь-ка сами!
Ребятишки, похожие на желторотых взъерошенных воробьев, недавно выпорхнувших из гнезда, услышав родную речь, обомлели и бросились врассыпную. А Давыдов удивился:
