Октавиан Стампас - Древо Жизора
Король Людовик, узнав о кентерберийской трагедии, с трудом мог скрыть свое злорадство. Ну теперь уж против Генри восстанет весь мир христианский. Самое время начинать войну против Англии. Крупными белыми хлопьями на Париж падал снег, и все вокруг было белым-бело, когда большой отряд рыцарей в белых плащах с красными крестами на плече приближался к столице Франции. Получив разрешение на въезд, они первым делом направились к замку тамплиеров, расположенному на острове Сите. Слух об их приезде бежал далеко впереди них, и весь парижский Тампль пришел в движение. Робер де Шомон, Жан де Плантар и два десятка рыцарей выстроились у ворот замка, встречая незваных гостей. Издалека они увидели, что впереди всех на гнедом жеребце едет сенешаль Жан де Жизор.
Приблизившись, он, как ни в чем ни бывало, воскликнул:
— Не нам, не нам, но имени Твоему!
Робер де Шомон со вздохом подошел к сенешалю и, подставив ладонь под его стремя, как диктовал иерархический устав тамплиеров, помог Жану де Жизору сойти с седла.
— Робер, братишка, рад видеть, тебя здесь, — потрепав его по щеке, сказал Жан. Робера несколько покорежило, но он стерпел и вымолвил:
— Господин сенешаль, добро пожаловать в Тампль.
— Благодарю, — сухо отозвался Жан. — Великий Магистр у себя?
— Он уже знает о вашем прибытии и ждёт.
Но, провожая своего старинного друга, Робер не выдержал и задал ему вопрос:
— Жан! Правда ли, что ты своей рукой убил архиепископа Томаса?
Сенешаль обернулся к нему и, посмотрев в лицо Робера своим черным взглядом, сощурил зрачки и ничего не ответил. Повторить вопрос Робер не решился. Они вошли в комнату, где их ожидал Франсуа де Сент-Аман. Здесь все было точно так же, как в главном зале иерусалимского Тампля — стены завешаны белыми стягами с красными крестами. Жан и Франсуа приветствовали друг друга, но обмениваться поцелуями в плечо не спешили.
— Что привело вас в Париж, брат мой? — Забота о Христовом воинстве, мессир, — ответил Жан.
Де Сент-Аман дрогнул — сенешаль назвал его сиром, тем самым признавая в нем великого магистра.
— Вот как? Отчего же раньше эта забота не подвигала вас прибыть сюда?
— Оттого, что раньше христианский мир не был в такой опасности. Могу ли я поговорить с вами с глазу на глаз?.
Франсуа замешкался с ответом. Затем, сощурившись, улыбнулся:
— Можете, если только пообещаете, что не зарежете меня.
Ранней весною 1171 года огромная многовесельная галера, принадлежащая графу Фландрскому, причаливала к пристани Сен-Жан-д'Акр. Внизу, сидя на скамье с другими гребцами, пожилой фламандец напрягал последние силы и поминал недобрым словом рыцаря де Шомона, взявшего его в плен в замке Брийг; а наверху, ненадолго покинув свой заветный сундук, Жан де Жизор с неприязнью осматривал многобашенную и красивую Акрскую крепость. Отсюда до Иерусалима надо было ехать в три раза дольше, чем от Яффы, куда, собственно, и направлялась, галера поначалу, но в Яффе разразилась чума, и все суда переправлялись в Сен-Жан.
Теплый ветер дул с юга, стараясь подластиться к сенешалю ордена тамплиеров, но тот не обращал на него никакого внимания, продолжая плести в голове свою давно уже начатую паутину многоходовой многолетней игры, в конце которой все, весь мир, должен был понять одну единственную непререкаемую истину — с Жаком де Жизором шутки плохи. На самом дальнем конце этой паутины лежали Англия и Шотландия. В Шотландии Жан добился того, чего не удалось сенешалю срединных земель. Там отныне в поместьях барона Роеслина была создана комтурия. В Англии после убийства архиепископа Кентерберийского, у Жана появилось множество союзников, которые щедро вознаградили его за совершенное злодеяние, подарив два поместья — одно в Сассексе, другое в Гэмпшире. Король Генри, рыдая, молился у гроба своего бывшего врага, но христианский мир единодушно признавал только его истинным убийцей Томаса, и никакое раскаяние не могло уже помочь Плантагенету. А, между тем, имя Беккета, вслед за именем виконта де Туара, пополнило собой черный список, хранящийся в чреве сундука, изготовленного Николя Вервером.
В паутине Жизора барахтался теперь и независимый от Великого Востока тамплиерский орден Франсуа Отона де Сент-Амана — магистр ознакомился с копией так называемого «Евангелия от Христа», которое успел недолго подержать в руках покойный Эверар де Барр, убитый ассасинами. Франсуа поддался внушениям Жана де Жизора и дал согласие на воссоединение тамплиеров. За это сенешаль обещал ему пост великого магистра после смерти Филиппа де Мийи. Оставалось только внести последнего в черный список. По пути из Парижа в Марсель Жан побывал и в орлеанской общине Сионской горы. Теперь его ждали дела в Леванте, где два человека не хотели ничего знать о Жане де Жизоре — шах-аль-джабаль Синан, и герой Саладин, уже почти сделавшийся султаном Египта.
— Они узнают обо мне, — прошептал Жан, глядя на зубчатые башни Акрской крепости.
Через несколько дней в сопровождении множества рыцарей, оруженосцев и слуг он добрался до Иерусалима, города, который он не любил всей душой и которому желал гибели, как, впрочем, и многим другим городам мира. С некоторых пор он вообще считал, что на свете слишком много городов, а окружающее многообразие свидетельствует о несовершенстве мироздания, дикарской, детской необузданности фантазии Того, кто все это многообразие создает.
Несмотря на то, что уже стояла пора, когда немногочисленные иерусалимские евреи праздновали еврейский Новый год, держались последние холода, и только что начинающего зацветать миндаля, тонкий аромат разливался по округе. Объехав городскую стену с восточной стороны, кавалькада, возглавляемая Жаном де Жизором, въехала в столицу короля Амальрика через Темничные ворота и направилась сразу в Тампль. После недолгой аудиенции у великого магистра Филиппа де Мийи, сенешаль Жан, наконец-то после двух лет отсутствия, возвратился в свой иерусалимский дом, где первым делом в объятия ему кинулся прецептор Жан де Фо и, обливаясь слезами радости поклялся, что все это время хранил ему верность. Затем навстречу сенешалю вышла девочка одиннадцати с половиной лет, увидев которую, Жан невольно вздрогнул — как же она была похожа на него, когда ему было столько же, сколько ей сейчас. Он взял ее под мышки, приподнял над землей и шепнул в самое ухо:
— Здравствуй, Жанна!
Она посмотрела на него удивленно и прошептала:
— Мари…
Потом вспомнила и кивнула:
— Ах да, я совсем забыла.
Он со вздохом подумал: «Как жаль, что она совсем дитя!» и поставил её на землю.
— Ну, веди меня в наш дом.
На другой день сенешаль Жан приступил к исполнению своих дел в Иерусалиме. Вскоре пришла весна, наступил тот самый, лучший в Палестине месяц года, который древние иудеи называли Авивом, а древние ассирийцы Нисаном, но с его приходом в Тамиле воцарилась печаль и тревога — началось с того, что был убит один из лучших переписчиков Жибер. Его нашли лежащим на полу с торчащим из затылка кинжалом. Древняя арамейская рукопись, содержащая в себе кое-какие интересные сведения об Ироде Великом и происхождении его страшного заболевания, исчезла вместе с куском пергамента на который Жибером наносилась копия. Все силы были брошены на поиски ассасинов, все пути-дороги к Иерусалиму перекрыты, но убийца, наверняка подосланный Синаном, скорее всего, успел улизнуть. Сильное возмущение против разбойников антиливанских гор поднялось в душах рыцарей-крестоносцев, но еще сильнее вспыхнуло оно после того, как неизвестный убийца-ассасин совершил гораздо большее злодеяние. Не успел наступить девятый день после гибели переписчика Жибера де Гиза, как на четвертой неделе Великого поста, точно так же был убит сам великий Магистр ордена Филипп де Мийи, человек твердый и бесстрашный, не знавший жалости к врагам, и верно прослуживший ордену более сорока лет.
Это уже было равносильно объявлению войны. Тамплиеры так и кипели от нетерпения идти воевать с ассасинами. Нужно было как можно быстрее избрать нового великого магистра, и верховный капитул собрался, не дожидаясь приезда из Европы многих славных рыцарей, включая западного сенешаля. Но только-только начавшееся заседание капитула прервалось после того, как гонец принес удивительное известие — в Яффу, в сопровождении своего капитула, прибыл великий магистр ордена французских тамплиеров, не признаваемый в Иерусалиме Франсуа Отон де Сент-Аман.
— Мессир остановился в замке Бельвир и ожидает ответа — готов ли верховный капитул Великого Востока по достоинству принять его, — объявил коннетабль Робер де Шомон, привезший в Иерусалим послание от своего господина.
— С какой целью прибыл к нам магистр де Сент-Аман? — спросил Жан де Жизор, знаком руки утишая поднявшийся ропот.
— Он хочет говорить с магистром Филиппом де Мийи о воссоединении всех тамплиеров, — ответил Робер.
