Елена Раскина - Жена Петра Великого. Наша первая Императрица
Марта подошла к фельдмаршалу и обняла его, как отца. Просто положила голову ему на грудь, как когда-то — пастору Глюку.
— Благодарю вас, господин фельдмаршал! — с чувством сказала она. — Вы на самом деле добрый и благородный! Я никогда не забуду этого.
Появился Порфирич, ждавший за дверью. Шереметев молча кивнул ему.
— Иди к себе, девонька, — сказал денщик. — Я за тобой через час приду, тогда и поедем.
Марта дошла до своей комнаты, словно в нелепом, кошмарном сне. Мысли теснились в ее пылающем мозгу, а всемогущая судьба снова толкала на путь испытаний… Или, быть может, на путь спасения?
— Что же вы бродите по дому ночью, фрау Крузе? — голос Шереметева-младшего, Михайлы Борисовича, прозвучал так внезапно, что Марта вздрогнула. Он ждал ее, прислонясь к стене в полутемном переходе, подле двери.
— Бежать решились? Батюшка вас бежать надоумил? — вкрадчивым, но не сулившим ничего хорошего голосом поинтересовался Михайло Борисович. — Только у нас на Руси от великого государя никому и никуда не скрыться. Об этом господин фельдмаршал, конечно же, умолчал в беседе с вами?
— Планы вашего отца относительно моей скромной персоны вас не касаются! — отрезала Марта и хотела было уйти, но Михайло Борисович преградил ей путь. Лицо его, на которое бросал слабые красноватые отсветы трепещущий огонек ночника, казалось встревоженным.
— Выслушайте меня, фрау Крузе… Марта! — голос младшего хозяина зазвучал человечно и почти просительно. — Я все знаю, и о намерениях Алексашки Меншикова, и о желании батюшки спасти вас. Я все слышал!
— Подслушивали? — ехидно спросила Марта. — За дверью стояли? Стыдно вам должно быть, сударь! А еще офицер!
— Мне нечего стыдиться! — оскорбился Михайло Борисович. — У отца нет от меня секретов, и он прежде поделился своими мыслями со мною. Но я защищаю честь и положение нашего древнего рода, а вот вы… Вы, фрау Крузе, неблагодарная особа! Вы хотите воздать злом за доброту нашего семейства, моего отца, моей сестры к вам!
— Злом? Я? — ужаснулась Марта.
— Именно так, фрау Крузе! Злом, неблагодарностью и, не приведи Господи, погибелью! — поднажал Михайло Борисович, почувствовав, что сопротивление его соперницы слабеет. — Батюшка мой, спору нет, человек умный, больших добродетелей и высокой души… Но упрям и от упрямства своего не желает прозреть будущего. Ваш скоропалительный отъезд не спасет вас и погубит нас. Меншиков тотчас пошлет по вашим следам, Марта, вас схватят и приволокут к нему на аркане, как ордынскую пленницу! Даже если не схватят и вы чудом сумеете ускользнуть, на нас обрушится вся сила его страшного гнева!
Марта вновь вздрогнула, живо представив, как хохочущие слуги Меншикова поволокут ее по грязному дорожному снегу на веревке. Однако, справившись с собой, спросила холодно:
— Вы так страшитесь гнева этого разряженного щеголя, сударь? Вы, Шереметев…
— Да откройте же вы глаза, наивное создание! — почти истерически закричал Михайло Борисович. — Кто таков сам Меншиков?! Нет его, пустое место!! Он тень великого государя, голос великого государя, воля великого государя! Отказать Меншикову — значит отказать грозному Петру Алексеевичу! Царь, сам царь, страшно отомстит нам, всему нашему роду, всему этому дому, даже последнему челядинцу, если вы вздумаете бежать!
Марта поежилась от леденящего ужаса, внезапно нахлынувшего на нее от отчаянных слов этого всегда такого спокойного и практичного человека.
— Неужели царь Петр накажет своего лучшего полководца из-за столь ничтожной персоны, как я? — не в силах поверить в это жутковатое пророчество, спросила она. — Разве мало у фельдмаршала заслуг перед вашим Отечеством? Что в сравнении с этими заслугами моя жизнь?
— Марта, Марта, да вы же совсем ничего не понимаете! — почти застонал Шереметев-младший. — У нас на Руси не по заслугам людей судят, а по царской милости. Нашепчет Александр Данилыч царю в ухо небылиц разных — и конец роду Шереметевых! Опала ждет, имения и вотчины наши отберут: Алексашка, пес, порадеет! А потом — ссылка, бесконечная дорога в мужицких санях, за караулом — в Сибирь! Аннушка, бедное дитя… Она не вынесет этого! Вы же даже не знаете, что такое Сибирь! Снег, лед, стужа на тысячи верст, зима, почитай, круглый год. В острогах голод, хлеба нет, дров нет, вода в колодцах до дна замерзает… Дикие волки и медведи заходят в дома и разрывают людей! А коротким холодным летом — гнилые испарения от болот, тучами комарье и мошка, которые могут высосать всю кровь, коли ослабеешь и не разведешь огня!
Марта живо представила себе изнеженную красавицу Аннушку, свою подругу, заживо пожираемую зловещими насекомыми, и слезы покатились у нее из глаз.
— Вы плачете? Значит, в вас добрая, способная к состраданию душа! — заметно оживился Михайло Борисович. — Я вас, фрау Крузе, именем Господним умоляю, не погубите семью, которая оказала вам гостеприимство!
— Но ваш отец, и тоже именем Христа, умолял меня бежать! Что же мне делать? — в отчаянии воскликнула Марта.
— Взвесьте и оцените все необратимые последствия такого неосторожного и неумного поступка, фрау Крузе! — увещевал ее Михайло Борисович. — В конце концов, бежать вы можете и из дома Меншикова, но тогда никто не обвинит в вашем бегстве нас, Шереметевых, и на нас не падет жестокое наказание!
Марта еще раз вспомнила страшные рассказы Аннушки о лютом нраве царя Петра. О пытках, казнях, дыбе, железных крюках, на которые за бок подвешивают человека. Представила, как веревка стискивает хрупкие запястья Аннушки, и девушка, словно тряпичная кукла, бессильно повисает под потолком пыточной… Конечно, понимала она, сын фельдмаршала несколько сгущал краски: скорее всего царь не станет так сурово карать собственного полководца за бегство ничтожной ливонской экономки! Но, учитывая непостоянный и гневливый нрав русского царя, кто знает?! Быть может, под влиянием лживых наветов коварного Менжика с Петром сделается один из его пресловутых припадков необузданной ярости, и тогда судьба всех людей в этом доме может оказаться самой печальной…
Марта почувствовала, что не сможет спокойно жить с чувством того, что подставила под удар этого сурового, но такого славного старого вояку, его гордую, но добрую дочь, и даже его неприятного, но, несомненно, умного и преданного семье сына.
— Хорошо, — сдалась она, — я не воспользуюсь помощью фельдмаршала Шереметева. Я поеду к Меншикову. А там… А там я сумею позаботиться о себе!
— Верное решение, фрау Крузе, — обрадовался Михайло Борисович. — И благоразумное! Поверьте, Меншиков — плут и сладострастник, но не зверь и не насильник. Быть может, вам даже будет у него лучше. Александр Данилыч — политичный кавалер и хлебосольный хозяин, он так любит устраивать ассамблеи с веселыми танцами, щедрые пирушки, праздники… Вот увидите, вам у него несомненно понравится!
— А уж это позвольте мне решать самой, господин Шереметев! — сухо и жестко сказала Марта. — Прощайте. Я не причиню зла вашей семье!
Она быстро вошла к себе и захлопнула дверь перед самым носом у Михайлы Борисовича. Тот облегченно вздохнул и размашисто перекрестился. Ну, слава Богу, не задурила девка! Усмехнулся и пошел к себе, ехидно улыбаясь своим мыслям: как все-таки просто застращать иноземцев разными небылицами и байками о Сибири, над которыми здесь посмеялся бы каждый сопливый мальчишка!
Борис Петрович Шереметев был удивлен и рассержен внезапным решением Марты отказаться от побега и выполнить волю проклятого Менжика. Она с немногословной благодарностью отказалась от его помощи, быстро и аккуратно собрала свои нехитрые пожитки и наутро отправилась к Меншикову в экипаже фельдмаршала. Но не как жертва, покорно идущая на заклание! В каждом ее шаге, в исполненной горестного достоинства позе, в пламени карих глаз читался некий тайный вызов, как будто Марта вступала в смертельное единоборство с собственной несчастной судьбой. Стоя у окна, Шереметев-старший со скрытым восхищением следил, как его теперь уже бывшая экономка идет к возку. Плечи гордо и упруго расправлены, голова высоко поднята — на удивление красивая и значительная для этого постыдного пути. Идет вперед, навстречу новой, неизвестной доле, со злым блеском в глазах и жесткой складкой у губ! Раз уж ее передают из рук в руки, как рабыню, нужно хотя бы дерзко усмехнуться в лицо работорговцам!
— Задурила девка! — горько сказал вошедший доложить, что все готово к отъезду, Порфирич. — Или вовсе душою устала, да и сдалась доле своей бесталанной!
— Дура чертова! — в сердцах выругался фельдмаршал. — Не похоже, что сдалась. Ишь как вышагивает, будто птица-пава… Похоже, Мишка, змей-искуситель, у нее побывал… За фамилию Шереметевых она боится, не хочет на нее тень бросить…
— Однако так и впрямь роду твоему высокому, боярин, лучше будет, — резонно заметил практичный денщик.
