Марк Твен - Жанна дАрк
– Да, а мы, к сожалению, тем временем разоружались. Но мы больше не должны терять времени. Нам надо встрепенуться.
Король возразил, что он не решится ехать в Реймс, раз на его пути расположены эти сильные крепости. Но Жанна сказала:
– Мы их разрушим, и ваш путь будет свободен.
На такое предложение король готов был согласиться. Он ничего не имел против этого: сиди себе в безопасном месте, пока для тебя расчищают дорогу.
Вернулась Жанна в отличном настроении. Тотчас же всюду закипела жизнь. Были выпущены воззвания, устроили лагерь для приема новобранцев в Селле, в округе Берри, и со всех сторон потянулись туда и знатные и простые.
Значительная часть мая пропала попусту; и тем не менее Жанна к 6 июня собрала новую армию и была готова выступить в поход. У нее было восемь тысяч солдат. Подумайте только! Подумайте, легко ли было собрать такое войско в столь маленькой области. И притом это все были ветераны. В сущности, большинство французов были в то время солдаты: ведь войны длились уже несколько поколений. Да, большинство французов были солдаты и – отличные скороходы; умение бегать привилось им и личным опытом, и наследственностью; в течение почти целого столетия им то и дело приходилось бегать. Однако нельзя их за это винить. У них не было честных и умелых вождей, или, по крайней мере, – таких вождей, которые находились бы в благоприятных условиях. С давних пор король и придворные привыкли вероломно поступать с полководцами; благодаря этому полководцы легко усвоили привычку – пренебрегать приказами короля и идти своим путем: каждый за себя и никто за других. К победам это никак не могло привести. И вот способность к бегству стала всеобщей привычкой французских войск. Не диво. Однако, чтобы превратиться в хороших воинов, этим солдатам недоставало лишь одного: вождя, который хорошо взялся бы за дело; вождя, который получил бы полноту власти, а не десятую долю ее, наравне с девятью другими генералами. Теперь у них был такой вождь – полновластный, умом и сердцем готовый вести грозную и настойчивую войну; и эта война должна была принести плоды. В том не было сомнения. У них была Жанна д'Арк; и под ее предводительством они позабудут это многосложное искусство бегства.
Да, Жанна была воодушевлена. Днем и ночью она хлопотала, заглядывая во все уголки лагеря. И радовалось сердце, когда она мчалась на коне, обозревая войска, встречавшие ее восторженными криками. И всем хотелось кричать «ура», когда являлось это чудное видение молодости, красоты и грации, это воплощение отваги, энергии и решимости! Все видели, что она с каждым днем приближается к идеалу красоты – то были дни расцвета; ведь теперь ей было уже за семнадцать; почти семнадцать с половиной, – а это уже, так сказать, возраст маленькой женщины.
Приехали два молодых графа де Лаваль: изящные молодые люди, имевшие родственные связи с самыми именитыми и знатными домами Франции; и они не могли успокоиться, не повидавшись с Жанной д'Арк. Король послал за ними и представил их ей; и, разумеется, она не обманула их ожиданий. Ее звучный голос показался им мелодичнее флейты; а когда они увидели ее глубокие глаза – зеркало души, и ее лицо, то они были очарованы, как поэмой, как вдохновенной речью, как воинственным гимном. Один из них отправил домой письмо к своим родным и выразился так:
«Что-то божественное есть в ее голосе и во всей ее внешности».
Ах, это было верно сказано; я не знаю более правдивых слов.
Увидел он ее как раз в то время, когда она готовилась выступить в поход и начать кампанию; вот что он об этом рассказывал:
«Она была вся закована в белые латы, только на голове ее был берет вместо шлема; в руке она держала небольшую боевую секиру. Когда она хотела сесть на своего рослого вороного коня, тот встал на дыбы, заметался и не подпускал ее. Она сказала: «Подведите его к кресту». Крест находился против церкви, неподалеку. И коня повели туда. Она вскочила в седло, и конь стоял теперь совершенно неподвижно, точно связанный. Затем она повернулась к дверям церкви и произнесла нежным женственным голосом: «Вы, священники и сыны церкви! Устраивайте крестные ходы и молитесь за нас!» После этого она пришпорила коня и умчалась; знамя развевалось над ней, когда она взмахнула секирой и воскликнула: «Вперед – марш!» Один из ее братьев, прибывший восемь дней назад, отправился с ней; на нем тоже были белые латы».
Я также был там и видел это; видел все точь-в-точь, как он описал. Вижу и сейчас маленькую боевую секиру, изящную шапочку с султаном из перьев, белые доспехи… и все это озарено мягкими лучами июньского вечера. Вижу так ясно, как будто это происходило вчера. И я ехал вместе со свитой – с личной свитой – со свитой Жанны д'Арк.
Молодому графу смертельно хотелось принять участие в походе, но король на этот раз не пустил его. Однако Жанна дала ему обещание. В своем письме он говорит:
...«Она обещала, что когда король двинется в Реймс, то и я буду сопровождать его. Но, Бог даст, мне не придется ждать так долго и я успею побывать в сражениях».
Она дала ему это обещание, когда прощалась с герцогиней Алансонской. Герцогиня, со своей стороны, тоже просила Жанну пообещать ей кое-что, и поэтому он счел своевременным воспользоваться ее примером. Герцогиня тревожилась за своего супруга, так как она предвидела возможность ожесточенных битв; и она прижала Жанну к своему сердцу, и любовно гладила ее волосы, и говорила:
– Вы должны смотреть за ним, дорогая, и охранять его, и вернуть его мне здоровым и невредимым. Я этого требую. Я не отпущу вас, пока вы мне не обещаете.
Жанна сказала:
– Обещаю вам это от всего сердца. Это не праздные слова: я действительно обещаю вам – он вернется без единой раны. Верите ли вы? Довольны ли вы мной?
Герцогиня не была в силах ответить: она лишь поцеловала Жанну в лоб, и они расстались.
Отправились мы 6-го, и первый привал сделали в Роморантене, а 9 июня Жанна торжественно вступила в Орлеан; она проезжала под триумфальными арками, встречаемая громом приветственных пушек и колыханьем бесчисленных флагов. Весь штаб сопровождал ее, поражая зрителей роскошью и блеском своих костюмов; тут были: герцог д'Алансон, Бастард Орлеанский, сэр де Буссак – маршал Франции, монсиньор де Гравиль – начальник стрелков, сэр де Кулан – адмирал Франции, Амбруаз де Лорэ, Этьен де Виньоль, по прозванию Ла Гир, Готье де Брюсак и многие другие.
То был великий день: обычные возгласы приветствий, многолюдные толпы, стремление взглянуть на Жанну… Но наконец мы пробрались к нашему прежнему жилищу, и я видел, как старый Буше, и его жена, и милая Катерина обнимали Жанну и целовали ее… а сердце мое болело! Ведь я сумел бы лучше и дольше всех целовать Катерину, однако я, так страстно желавший этого, остался непризнанным. Ах, как она была прекрасна и мила! Я полюбил ее с первого же дня нашей встречи, и с тех пор она – моя святыня. Шестьдесят три года я ношу в своем сердце ее образ – одинокий образ, никем не замененный; и я теперь так стар, так стар! Но этот образ по-прежнему молод, свеж и весел, по-прежнему мил, очарователен, чист и божествен, как и в тот день, когда он поселился в моем сердце, принеся с собой мир и благословение… ибо он не постарел ни на один день!
Глава XXVI
На этот раз, как и раньше, король, расставаясь с полководцами, отдал им приказание: «Ничего не предпринимайте без согласия Девы». И на этот раз приказание было исполнено и не нарушалось во все время великой луарской кампании.
Это была перемена! Это было нечто новое, идущее вразрез с традицией! Вы видите, что в каких-нибудь десять дней эта девочка заставила уважать себя как главнокомандующего. То была победа над людским сомнением и подозрительностью, завоевание всеобщего доверия, – чего на протяжении тридцати лет не мог добиться ни один из ветеранов, составлявших теперь ее штаб. Помните, когда ей было шестнадцать лет и она сама выступила в качестве своего защитника на грозном судилище, то старый судья отозвался о ней как о «дивном ребенке»? И, как видите, он не ошибся.
Эти старые воины уже не собирались сеять рознь и действовали согласованно; в этом было великое преимущество. Но в то же время среди них были еще такие, которых пугала новая, смелая тактика Жанны и которые желали бы идти иным путем. Вот почему 10-го числа, пока Жанна, не щадя своих сил, строила планы и отдавала приказ за приказом, среди некоторой части полководцев опять начались те же совещания, козни и заговоры.
После полудня они собрались на свой военный совет и, поджидая Жанну, обсуждали положение. Совещание это не попало в историю; но я был там и расскажу вам все; я знаю, что вы поверите мне, так как я пишу не для того, чтобы развлекать вас праздным вымыслом.
Готье де Брюсак выступил от лица трусливой партии; а Жанну решительно поддерживали д'Алансон, Бастард, Ла Гир, адмирал Франции, маршал де Буссак и, в сущности, все остальные главные полководцы.
