Роберт Святополк-Мирский - Заговор князей
— Это достоверные сведения? — спросил он.
— Я сам слышал об этом из уст его сына, который с сотней воинов приехал разведать броды на Угре и Оке.
Сафат рассказал подробности своей встречи с Богадуром и добавил:
— Узнав об этом, мой господин, великий хан Менгли-Гирей, просил передать тебе, что он готов сесть на коня, чтобы вместе с тобой воевать против нашего общего недруга, в любой день, какой ты укажешь, и велел немедленно привезти ему твой ответ.
Иван Васильевич до крови закусил губу и почувствовал, как у него внутри все холодеет от страха.
Сафат не знал, что за полчаса до него прибыл еще один гонец, который сообщил о том, что великокняжеские братья Андрей и Борис взбунтовались уже открыто и явно — они публично заявили, что намерены отстаивать свои права, и в окружении большого войска из своих дворян двинулись то ли сюда к Новгороду, то ли, что еще хуже, — к литовской границе.
Это была очень плохая новость, но та, что принес Сафат — еще хуже.
Если Ахмат действительно вздумает пойти за давно не плаченой данью, а его поддержит король…
И вдруг он в одну долю секунды понял, что происходит.
Господи, спаси и помилуй мя, грешного! Да ведь это же все не случайно — одно к одному… Новгород, ливонцы, братья, а теперь еще Ахмат! Они все в сговоре! Они решили нас разорить и уничтожить! Что же теперь делать, что делать? Господи, что мне делать? Святая Богородица, помогай!
Иван Васильевич не был трусом, но, как человек крайне осторожный и расчетливый, долго и многократно взвешивающий малейшие достоинства и недостатки всякого дела, он очень не любил ситуаций, в которых несколько проблем смешивались, наваливались сразу в одночасье и требовали принятия немедленного решения. В таких случаях он впадал в панику, не мог ничего сообразить и цепенел от страха. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя и все хорошенько обдумать.
— Я дам свой ответ брату Менгли-Гирею завтра, — глухо сказал он, и даже не дождавшись поклона гонца, быстро вышел, чтобы Сафат, не дай Бог, не заметил, как дрожат руки Великого князя.
Он заперся в своей спальне и до позднего вечера никого к себе не пускал.
К ночи у него созрело несколько планов.
Он вызвал Патрикеева и обсудил с ним эти планы.
Патрикеев их одобрил. Впервые без лести он назвал их мудрыми.
— Тогда завтра с самого утра пусть явятся ко мне Сафат, а за ним Медведев, — приказал Иван Васильевич, заканчивая совещание со своим двоюродным братом и первым советником.
Ларя Орехов устроил Сафата ночевать в шатре слуг Патрикеева.
Первым делом Сафат расспросил Ларю о Медведеве.
Тот сказал, что Медведев здесь, но остановился на дворе купца Манина.
Сафат, несмотря на поздний час, отправился в город разыскивать дом купца, чтобы повидаться со старым приятелем и заодно сообщить по просьбе Лари, что и Медведеву тоже следует явиться с утра к Великому князю.
… Медведев с Алешей вернулись в Новгород поздно и без всякого настроения, потому что поездка не принесла никаких результатов.
Рыбак Давид Горяев оказался малоразговорчивым человеком, его слепая восемнадцатилетняя дочь и вовсе молчала, никаких перстней на пальцах у них не было, крест на шее Давида висел новенький и чисто православный, купец Бык, по словам Горяева уже пять лет ежегодно покупает три бочки рыбы и является, по сути, главным кормильцем этой маленькой семьи, поскольку платит столько, что за весь остальной год они так много не зарабатывают.
Некий Аркадий, действительно, приезжал к ним несколько раз летом и заказывал свежую рыбу для архиепископа Феофила, но немного, и платил скупо, да еще приходилось самим эту рыбу в Новгород возить, что было и вовсе тяжело да накладно. Горяев не нервничал, не боялся, не возражал против осмотра, который Медведев с Алешей провели очень тщательно, но ничего подозрительного не обнаружили, а мысль о том, что в этой убогой холодной лачуге могли быть когда-то сокровища архиепископа, казалась и вовсе нелепой.
Одним словом, брат Четвертой Заповеди Давид Горяев и сестра Первой Заповеди Елизавета (между прочим, на самом деле слепая), справились блестяще, впрочем они были предупреждены братом Елизаром о возможных визитах и обысках, поэтому подготовились весьма основательно.
Медведев уехал в плохом настроении и твердо решил, что теперь будет сразу отказываться от поручений, похожих на детскую сказку: «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!», от кого бы они не исходили, хоть бы от самого Великого князя.
Встреча с Андреем была во всем этом единственным утешением, но, как оказалось, не последним сегодня, потому что в горнице купца Манина его ждал еще один сюрприз.
Беседа с Сафатом затянулась до рассвета, Сафат сообщил Василию обо всех новостях и успокоил уверенностью, что с Богадуром на Угре проблем быть не должно, потому что у Леваша сильная маленькая армия, да и в Медведевке Анница порядок хорошо держит.
А вот летом, или скорее осенью, когда нагрянет Ахмат, о чем Сафат откровенно рассказал Медведеву, не считая это важной государственной тайной, будет действительно трудно, но к тому времени можно как следует подготовиться.
Под утро они оба отправились на подворье посадника Медведева, на прием к великому князю.
Пока они ожидали приема у государя, Василий доложил Патрикееву о полной неудаче в деле поисков сокровища архиепископа.
К его удивлению Патрикеев отнесся к этому совершенно безразлично.
— Ладно, молодец, ты сделал все, что мог и ладно! Забудь. Нынче не до того. Сейчас у нас дела куда поважнее! Тут такое творится! Господи, прости нам грехи наши! — он перекрестился, закатил глаза, по отечески потрепал плечо Медведева и многозначительно произнес. — Держись.
И Медведев с удивлением понял, что и Патрикеев, и великий князь, а следом, должно быть, весь московский двор, панически напуганы вестью о возможном нашествии Ахмата.
Василий не понимал причины этого — московское войско как никогда велико и сильно, бунт в Новгороде подавлен, денег, судя по всему — полна казна, Ахмат грозится прийти летом или осенью — времени для сбора войск и подготовки полно!
Чего же они так боятся?
Как и было установлено, первым пригласили Сафата.
Великий князь тоже выглядел не выспавшимся и казался весьма озабоченным.
— Передай брату моему Менгли-Гирею, глубокую благодарность, за предупреждение, дорогой подарок и готовность оказать нам помощь. Я особо ценю, то, что вместо посольства с грамотами он отправил ко мне тебя, своего личного и доверенного гонца. Я тоже доверяю тебе и потому передаю все тайны брату моему через тебя. Слушай внимательно. Если Ахмат придет к нам, у меня хватит войска дать ему бой, и я уверен в нашей победе. Но если он придет одновременно с литовскими войсками короля Казимира, будет гораздо труднее. Поэтому передай, великому хану Менгли-Гирею, что если он действительно хочет мне помочь, пусть не посылает мне на помощь своих отрядов, напротив, пусть он соберет вокруг себя как можно большее войско, и пусть готовился идти на Днепр! Пусть он как можно беспощадней опустошит и сожжет всю Украину, оставляя позади кровь и выжженную землю! Пусть он дойдет до самого Киева, никого и ничего не жалея на своем пути! Пусть он возьмет там хороший ясак и красивых женщин, и пусть отнимет он покой и сон у короля Казимира, чтоб не мог он помогать Ахмату, да слать к нам войска! Ты все понял, Сафат?
— Да, о мудрейший государь, я передам хану твои слова в точности!
— И еще передай ему от меня в ответный подарок вот это.
Иван Васильевич протянул маленькую круглую коробочку из меди. Чтобы показать, как пользоваться даром, он открыл ее — внутри лежала черная стрелка, маленькая копия стрелы для лука, но с расширением и углублением посредине. Из центра коробочки торчал маленький штырек.
— Это магнитная буссоль, — сказал он. — Когда наденешь стрелку на палочку, — он взял стрелку надел на штырек и стрелка, вдруг завертевшись, остановилась, а великий князь продолжал рассказывать — острый наконечник стрелки будет всегда показывать на северную звезду. Пусть эта маленькая игрушка, которую мне привезли из далекой восточной страны, где живут люди с раскосыми глазами, а по небу летают золотые драконы, поможет Менгли-Гирею в его славных походах, когда небо пасмурно и не видно на нем путеводных звезд!
Сафат почтительно принял подарок и поклонился до земли.
— Дай мне знать, когда мой брат Менгли-Гирей будет готов выступить на Украину, и мы согласуем точный срок, — еще раз напутствовал Сафата Иван Васильевич, отпуская его.
Когда Сафат вышел, Иван Васильевич подошел к иконе в углу и перекрестился.
Господи, прости мя, окаянного! Что творю я, мерзостный? Своею рукою толкаю татар на древнюю нашу землю, на Киев, мать городов русских… Сам прошу, чтоб пролили как можно боле крови православной, христианской! Но нельзя допустить, чтобы именно сейчас, когда мы только приподнялись с колен, нас снова на них бросили! А ведь если Казимир Ахмату поможет, нам ни за что не устоять! Снова быть игу Ордынскому, даням и…
