Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт
- Послушаем воевод полков, тогда решим. Я о твоем совете скажу.
Куда там. Никто из воевод и слушать не хотел об отсрочке, особенно дружно стояли за наступление князья Юрий и Дмитрий. Поддавшись мнению большинства, царь изрек твердо:
- Наступаем.
Оставшись после совета с воеводами с царем наедине, Михаил Глинский продолжил настаивать на долгой осаде, но Василий Иванович и на этот раз не отказался от своего решения, даже после того как Глинский пошел на крайность:
- Настойчивость твоих братьев, особенно князя Юрия, должна бы насторожить тебя, государь. Неудача твоя - а она неизбежна - им как мед на масло.
- Я уже сказал свое слово. Теперь не отступлюсь.
- Воля твоя, государь.
Начали готовиться к взятию города. Но не строили туров, а лишь сбивали лестницы и большие деревянные щиты, чтобы у подножия лестниц ими могли прикрываться мечебитцы; И еще в каждом полку заваривали по несколько бочек хмельного меда. Кроме всего прочего, конные отряды разъехались по ближним и дальним селам, чтобы похватать все, что мычит, мекает, кудахчет и крякает, - к миру готовились более старательно, чем к бою. Увы, захваченные мыслью, как бы взбодрить ратников перед наступлением на город, воеводы не замечали подобного перекоса.
В городе же гадали: будет ли осада или будут брать его с ходу. Пушки лениво стреляли поверх стен, ибо пытаться проломить их ядрами было бессмысленно. Толстенные стены из-обожженного кирпича, уложенного на известковой смеси, без ущерба отплевывали ядра, от которых оставались только едва заметные оспины. Пожары, возникающие в расположенных близко от стен домах, горожане тушили дружно, а если в кого Попадало шальное ядро, спешно хоронили, чтобы, не дай Бог, не начался мор. Шла обычная жизнь осажденного города.
Те, кто не единожды пережил и осады, и бой за город, со знанием дела заявляли:
- Пока не сладят туры да не начнут двигать их под стены, наступления не жди.
Вот в одну из ночей в станах русских полков началось что-то необычное: запылало множество костров и повеяло оттуда жареным на вертелах мясом, вскоре веселье, явно хмельное, начало быстро набирать силу. Наблюдатели, бдившие на стенах, донесли об этом своим командирам, те поспешили с докладами еще выше и, наконец, разбудили воеводу Сологуба.
- Гвалт хмельной в станах московских полков. С чего бы это?
У воеводы был ясный ответ на подобный вопрос. Он, быстро одеваясь, одновременно распоряжался:
- Жолнеров поднять на рассвете. Покормить сытно, подбодрив еще чаркой-другой вина. Чтобы хмель на хмель пошел. К кострищам под котлами с водой и бочками со смолой приставить горожан. Силком заставить, если кто не изъявит доброй воли. Пушки изготовить для стрельбы дробью. Особенно в стрельнях подошвенного боя. Но щиты, их прикрывающие, не оттаскивать до самого последнего момента. Подпустить нападающих под самые стены, а уж тогда ударить в упор из всех стволов.
- Ты так уверенно говоришь, воевода, словно с тобой сам русский великий князь держал совет о начале боя.
- Посоветовался или нет, а исполнять мои приказы быстро и со всем старанием, - буркнул Сологуб, - если не хотите оказаться в плену у московского царя или сложить не умеющие предвидеть опасность головы на крепостных стенах.
Вот так развивались события. Пока мечебитцы в русском стане возбуждали себя хмельным бахвальством, предрекая себе легкую победу, жолнеры в полной тишине готовились отбивать нападение противника. Тайно готовились. Боясь малейшей неосторожности, малейшего шума.
Смоленск будто спал безмятежным сном, только на стенах торчали едва различимые силуэты жолнеров-наблюдателей. Эта видимая безмятежность еще более раззадоривала готовившихся к взятию города воинов.
- Приставим лестницы едва забрезжит рассвет и - на стену!
- Пойдет потеха! Раззудись плечо!
- Надо бы воеводам подсказать, чтобы барабаны да сопелки помалкивали. Исподтишка подступить - оно куда как ловчее будет.
- Иль воеводы имеют головы хуже твоей?
- Может, не хуже, но подсказка помехой не станет. Невдомек было мудрому ратнику, что они своим гвалтом давно уже разбудили город, который спешно готовится к встрече.
До самого предрассветья хлебали ратники хмельной мед, заедая сочным мясом и ожидая приказа, когда же он прозвучал, темной саранчовой волной с лестницами на плечах, особо не заботясь о щитах, двинулась рать к стенам Смоленска.
Шли молча, только изредка разрывал тишину пьяный упрек сбившему ногу товарищу, отчего лестница дергалась на плечах.
Вот и стена. Тихо-тихо. Подозрительно тихо. Кажется наступающим, что жолнеры-наблюдатели ничего подозрительного не заметили, не услышали и пьяных возгласов. Никого, однако, такая тишина не насторожила. Сгрудились ратники под стенами, начали поднимать лестницы. Еще немного, и они окажутся на стенах. Сбросить ротозеев-наблюдателей - это ведь раз плюнуть.
Ошалело громыхнул тугой воздух, разя дробью мечебитцев, уже ощущающих себя в городе. В упор бьют пушки подошвенного боя, а со стен пухают рушницы, частым дождем сыплются стрелы.
Говорят, пьяному море по колено. Вполне возможно, что это именно так, но когда ратники увидели, как снопами валятся их сотоварищи, не успевшие даже подставить к стене лестницы, хмель из их голов в один миг улетучился.
Не все отхлынули от стен в ужасе. Кто-то, прижавшись к матушке-земле, пополз от стены, но часть храбрецов и опытных ратников полезла по лестницам вверх, видя в том один из выходов. Это подхлестнуло струсивших, и они вернулись, прорываясь сквозь свинцовый секущий дождь, полезли муравьиными цепочками вверх. Когда же до зубастого верха оставалось всего ничего, на головы наступающих посыпались камни, полились кипяток и смола, хоть не совсем еще горячая, но оттого более липкая, сковывающая движения.
Наступление, как обычно говорят при неудаче, захлебнулось, осиротив изрядно русские полки. Думать о том, чтобы идти на город вторично, не имело смысла. Царь продержал Смоленск в осаде около месяца, дабы вылазками не мешал он срывать гнев на малых городах и селах. По царскому приказу дети боярские, выборные дворяне и каимовские татары предавали огню и мечу, предварительно ограбив до ниточки. Утолив мстительность свою, Василий Иванович повелел отойти от Смоленска.
- Не стоит уходить, государь, - посоветовал ему Глинский. - Вспомни наш прежний разговор. Доверься мне. Рассуди сам: отступление твое ведь расценится как твоя слабость и невезение в ратных твоих делах. А это очень важно.
- Мы вернемся и к разговору, и к Смоленску. Рать я далеко не отведу. Пережду, однако, чем все закончится на Оке.
- Там, думаю, все обойдется ладно. Князь Андрей Иванович наверняка все Верхнеокские и Заокские княжества на уши поставил. Встретит царевичей доброй зуботычиной.
- Дай-то Бог. И все же погодим до его победного донесения, тогда и поведем речь о новом походе на Смоленск.
У князя Андрея Старицкого действительно обстоятельства складывались куда как удачно. Смотр Окской рати он провел, не нарушив обычая, в Коломне, лишь опередив время на пару недель. Тут же, пока полки шли к своим летним станам, поспешил в Воротынск, Белев, Козельск, Новосиль, чтобы убедиться, готовы ли дружины этих княжеств к встрече крымцев и ногайцев. К его удовольствию, все у порубежных князей устроено было ладно: на опасные места выставлены сторожи[117], Поле лазутится[118] непрерывно - крымцы не появятся неожиданно.
Похвалив князей, он со своей малой дружиной направился в Рязань, туда, по вести тайного посланца, царевичи намерены нанести главный удар.
Князь Старицкий собирался, посоветовавшись с Хабаром-Симским, выделить ему для усиления обороны города тысячи две-три ратников из Сторожевого полка, однако воевода предложил совершенно иное:
- Ты, князь, не растопыривай пальцы. Чтобы город отстоять, у меня достаточно сил, пушек и рушниц тоже изрядно, а огнезапаса с излишком. Месяц с гаком могу отбиваться. Но, рассчитываю, ты пораньше подойдешь и ударишь в спину царевичам, отрезав их от Поля. Мой совет - нынешней весной поставь иначе полки: в Серпухове и Коломне посади всего один полк - Большой; в Кашире оставь весь полк Правой руки, а Левой руки, Сторожевой и Передовой - переправь через Оку. В Зарайске, чтобы заступить обратный путь на переправах через Сосну, - полк; в Луховицах - еще один, а Передовой полк, позвав еще татар из Касимова, выдвинь в Пронск. Только всех строго предупреди, пусть не выказывают себя, когда крымские тумены пойдут на Рязань. Действовать тебе, князь, нужно единым ударом. Когда царевичи возьмут мою крепость в осаду.
- Совет стоящий. Поеду лично погляжу места для станов и пути подхода к Рязани для единого удара.
- Если не против, могу тебя сопроводить. Пару недель в запасе у нас с тобой есть. У меня же в крепости все изготовлено для обороны.
