Джейн Остин - Нортенгерское аббатство
Мистер Тилни не счел нужным с ней спорить, ибо, хотя и испытывал облегчение, вызванное таким нежданным дружелюбием, все же не считал настоящий момент подходящим, чтобы продолжить разговор на ту же тему. Поэтому, молча вернувшись на свое место, он в течение нескольких минут весьма любезно отвечал миссис Морланд на обычные расспросы о состоянии дорог и о погоде. Между тем Кэтрин – возбужденная, трепетная, счастливая и торжествующая Кэтрин – хранила молчание. Но ее горящее лицо и сияющие глаза убедили миссис Морланд, что, по крайней мере на какое-то время, этот благотворный визит облегчил душу дочери, а посему она охотно отложила первый том «Зеркала» до другого подходящего случая.
Рассчитывая на содействие мистера Морланда, чтобы ободрить гостя и помочь ему в поисках темы для беседы, и относясь с полным сочувствием к смущению молодого человека, вызванному поступком его отца, миссис Морланд почти сразу же послала кого-то из детей за мужем. Но мистера Морланда, к сожалению, не оказалось дома. А без мужской поддержки им к исходу четверти часа больше не о чем было разговаривать. После некоторого молчания Генри, впервые в присутствии миссис Морланд, повернулся к Кэтрин и с внезапной непринужденностью спросил у нее – здесь ли находятся мистер и миссис Аллен. Уразумев суть ее многословного ответа, которую можно было выразить всего одним слогом, он объявил, что хочет засвидетельствовать им свое почтение, и тут же спросил у нее, покраснев, не будет ли она любезна показать ему дорогу к их дому.
– Дом виден из этого окна, сэр! – объявила Сара, заслужив сдержанный поклон гостя за оказанную помощь и недовольный взгляд матери за неумение держать язык за зубами.
Как предположила миссис Морланд, истинным поводом для визита молодого человека к их почтенным соседям была потребность объяснить Кэтрин наедине поступок его отца. Поэтому она охотно согласилась, чтобы ее дочь пошла вместе с ним. Они отправились, и, как оказалось, миссис Морланд не совсем ошиблась в своих догадках. Некоторое объяснение отцовских действий у Генри и правда имелось. Но прежде ему было необходимо объясниться самому, и еще до того, как они дошли до Алленов, он это сделал с такой полнотой, что не оставил, по мнению Кэтрин, ничего для других подобных объяснений в ближайшем будущем.
Заверив ее в своих чувствах, он спросил, может ли она ему ответить взаимностью, хотя оба они, – пожалуй, в равной степени, – в этом нисколько не сомневались. Ибо при том, что Генри был ею теперь по-настоящему очарован, сознавал и ценил ее достоинства и искренне дорожил ее обществом, влюбленность его, я должна признаться, выросла не из чего иного, как из чувства благодарности, – другими словами, – единственной причиной, заставившей его серьезно к ней приглядеться, была уверенность в ее привязанности к нему. Подобная разновидность чувства совершенно необычна в романах и весьма унизительна для гордости героини. Но если она так же необычна в реальной жизни, пусть мне хотя бы принадлежит честь открытия этого детища необузданного воображения.
Весьма краткий визит к миссис Аллен, во время которого мистер Тилни рассуждал сбивчиво и бессвязно, а мисс Морланд, погруженная в созерцание своего невыразимого счастья, не размыкала губ, сменился для них прелестью нового tete-a-tete. И прежде, чем ему было суждено кончиться, Кэтрин получила возможность судить, насколько матримониальное предложение сына было одобрено его отцом. Вернувшись два дня назад из Вудстона, Генри был встречен невдалеке от аббатства нетерпеливым генералом, который раздраженно объявил ему об отъезде мисс Морланд и потребовал, чтобы он выкинул ее из головы.
Таково было отеческое благословение, основываясь на котором Генри сейчас просил ее руки. Опечаленная Кэтрин, несмотря на следовавшую из этого сообщения угрозу ее надеждам, не могла не оценить великодушной предусмотрительности Генри, – заранее заручившись ее согласием, он избавил ее от необходимости ответить отказом из уважения к ее отцу. И по мере того, как он излагал подробности, в ее душе все сильнее крепло чувство победного ликования. Генерал, оказывается, ни в чем не мог ее обвинить и ни за что не осуждал, кроме того, что она стала невольной причиной его ошибки, которой не прощала его гордость, но которую истинная гордость даже постыдилась бы признать. Она была виновна лишь в том, что оказалась не столь богатой, как он рассчитывал. Заблуждаясь относительно ее средств и положения в обществе, он приветствовал знакомство с ней в Бате, пригласил ее в Нортенгер и хотел, чтобы она стала его невесткой. Обнаружив ошибку, он не нашел ничего лучшего, как выгнать ее из дома, хотя, на его взгляд, его раздражение против нее самой и презрение к ее семье выразилось в этом отнюдь недостаточно.
Первым, кто сбил его с толку, был Джон Торп. Однажды, находясь в театре и заметив, что его сын уделяет внимание какой-то мисс Морланд, генерал между прочим спросил у Торпа – знает ли он о ней что-нибудь, кроме ее имени. Довольный возможностью коротко поболтать с человеком высокого положения, Торп охотно и с гордостью поделился своими сведениями. Тогда со дня на день ждали обручения между Морландом и Изабеллой и сам Торп намеревался жениться на Кэтрин. Поэтому он из тщеславия представил семью Морландов еще более богатой, чем это рисовалось его собственному тщеславию и алчному взору. Тем, с кем он был или надеялся быть связан, всегда надлежало ради его собственной значительности занимать высокое положение. И по мере его сближения с этими людьми они становились как бы все более богатыми. Состояние его приятеля Морланда, переоцененное Торпом с самого начала, стало с того дня, как он познакомил его с Изабеллой, непрерывно возрастать. И всего лишь удвоив, ради торжественного случая, ранее удвоенную сумму предполагаемых доходов мистера Морланда и его утроенный капитал, придумав этому семейству богатую тетушку и утопив половину детей, он представил его генералу в самом выгодном свете. Для Кэтрин же, привлекшей к себе особое внимание его собеседника и бывшей предметом его собственных матримониальных планов, Торп припас еще нечто особое. И десять или пятнадцать тысяч фунтов, которые якобы мог за ней дать ее отец, превратились лишь в неплохую прибавку к имению мистера Аллена. Ее близость к этой супружеской чете убедила его, что в будущем Кэтрин может рассчитывать здесь на немалое наследство, – основываясь на этом, он мог с легкостью выдавать ее за наследницу Фуллертонского поместья. И генерал начал действовать, доверившись этим сведениям. Сомнение в их достоверности не приходило ему в голову. Внимание Торпа к этой семье ввиду предполагавшегося брака между одним из ее членов и его сестрой, а также его собственные виды в отношении мисс Морланд (обстоятельство, которым он хвастался почти так же открыто) как будто служили достаточным подтверждением правдивости его слов. К этому добавлялось, что Аллены были богаты и бездетны, что мисс Морланд находилась на их попечении и что, как он в этом убедился лично после возникновения между ними знакомства, они проявляли о ней отеческую заботу. Решение генерала было принято безотлагательно. Он уже подметил в поведении сына признаки его склонности к мисс Морланд. И, будучи благодарен мистеру Торпу за предоставленные им сведения, генерал почти тотчас же решил не щадить усилий, чтобы расстроить лелеемые им планы, перехватив у него его хваленую добычу. Дети генерала разбирались тогда в его намерениях не больше, чем сама Кэтрин. Не понимая, чем она при ее положении в обществе смогла привлечь к себе такое исключительное внимание их отца. Генри и Элинор с удивлением отмечали внезапность, силу и постоянство его благосклонности. И хотя из некоторых намеков, сопровождавших подобный приказу отцовский совет, – не пренебрегать ничем, чтобы завоевать ее сердце, – Генри со временем понял, что генерал считает Кэтрин выгодной партией, он до последнего разговора в Нортенгере даже не подозревал о ложных отцовских расчетах. Их полную несостоятельность генералу открыл тот самый человек, который его на них натолкнул, – случайно встреченный им в Лондоне Торп. Под действием чувств, прямо противоположных прежним, досадуя на отказ Кэтрин выйти за него замуж, а еще более на неудачу его последней попытки помирить Морланда и Изабеллу (заставившую его поверить, что они разошлись навсегда), и утратив интерес к дружбе, которая уже не сулила ему никаких выгод, он поспешил опровергнуть все сообщенное им раньше для возвышения Морландов. Торп объяснил, что хвастовство его приятеля ввело его в заблуждение относительно их средств и общественного положения, что он считал мистера Морланда богатым и влиятельным человеком, хотя, как обнаружилось в последние три недели, он не вправе претендовать на эти качества, и что после щедрых посулов в связи с предполагавшимся браком между членами их семей мистер Морланд, припертый к стенке его, Торпа, натиском, вынужден был при – знаться в неспособности обеспечить молодую чету даже скромной поддержкой. Оказалось, что это совсем нищая семья, к тому же невероятно многочисленная и, как ему удалось установить совсем недавно, не пользующаяся никаким уважением у соседей. Они живут не по средствам, норовят улучшить свое положение посредством выгодных браков, и все, как один, людишки пронырливые, дошлые и хвастливые.
