Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами
Начальника штаба бригады Иван нашел в обозе. Полковник отрешенно стоял над телом женщины. Даже с повязкой на голове, измученный и убитый горем, он смотрелся никак не старше сорока лет. Застывшей в безмолвном крике его жене по всему было не больше тридцати двух, хотя, возможно, печать смерти омолодила ее черты. Она лежала на повозке, из одежды на ней оставались какие-то обрывки кружевного белья, а тело... То было роскошное, холеное тело, в самом расцвете женской силы. Крупные хлопья снега ложились на эти прекрасные бедра, живот, грудь... запрокинутое назад лицо. Природа, словно стыдясь людских деяний, укрывала саваном ее... и морской кортик, загнанный по самую рукоять, как раз в ложбинку между большими полукружьями груди.
Ивана не так впечатлил вид растерзанных медсестер в госпитале, нечто подобное ему уже приходилось видеть в Семиречье, когда его полк по пути в Семипалатинск проходил через села, в которых побывали анненковские каратели. Мосластые тела крестьянок в разорванных платьях их грубые ладони и ступни... Примерно так же выглядели и тела медицинских сестер, которые он несколько минут назад видел в разгромленном госпитале. Даже если они и происходили не из низших сословий, то за время пребывания на войнах, в условиях тяжелой походной жизни, и нелегкого "госпитального" труда они не могли в значительной степени не "оплебеиться" хотя бы внешне. Иван, плебей по происхождению, но получивший фактически дворянское образование, очень тонко чувствовал эту разницу, особенно во внешности женщин. Жена полковника была совсем другая, такое тело могло быть только у физически здоровой, но в то же время с детства не знавшей ни тяжелого труда, ни полуголодной жизни женщины. Она удивительно напоминала ему его Полину, такие же одновременно мощные и нежные изгибы тела, восхитительно-искусной "лепки" бугорок вокруг пупка, волнующая складка внизу живота...
Иван усилием воли сбросил с себя созерцательное оцепенение, вызванное увиденным. Он тронул полковника за плечо:
- У нас мало времени, красные вот-вот подтянут резервы и будут контратаковать. Ищите ребенка... и прикройте чем-нибудь ее...
Иван отвернулся, собираясь отойти, но полковник ухватил его за рукав шинели, зашептал умоляюще:
- Есаул, я не могу... помогите... вытащите это,- он указал на рукоять кортика.
- Хорошо,- внутренне содрогнувшись, согласился Иван.- А вы, идите... ищите дочь!- уже властно проговорил он, и полковник подчинился, словно в лунатическом сне пошел прочь...
Как ни странно, дочь полковника оказалась жива и здорова. Насмерть перепуганная девочка забилась в воз с сеном и там ее обнаружили казаки, когда стали перегружать это сено на свои подводы. Она звала мать... но ей ее не показали. Иван приказал двум казакам наскоро вырыть могилу и ее единственную похоронить. Даже назначенные рыть могилу не выказали недовольства.
- Такую красоту негоже в таком поруганном виде оставлять,- говорил один из них, вонзая лопату в уже подмерзшую сверху землю.
- Вы это хотите взять?- Иван показал полковнику кортик со следами крови.
- Нет... нет!- в ужасе отмахнулся полковник одной рукой, обнимая второй прижавшуюся к нему дрожащую мелкой дрожью дочь.
Иван, сам не зная зачем, оставил кортик у себя.
ГЛАВА 28
От преследования удалось оторваться благодаря тому, что дали отдохнуть лошадям и успели их накормить. До самого Петропавловска им не встретилось ни одной организованной части белых. Там Иван получил новый приказ из штаба корпуса, занять позиции, чтобы прикрыть город с юго-запада. Выпросив день на отдых, Иван собирался на те самые позиции, когда прискакал гонец, которого он посылал в полк "Черных гусар", с пакетом уже от тамошнего командира. В депеше сообщалось, что этого одного из любимейших полков атамана Анненкова фактически больше не существует. Войсковое командование расчленило его на отдельные дивизионы и эскадроны, которые действовали в удаленных друг от друга районах. По этой причине командир "гусар" просто не мог собрать свой полк воедино и выполнить приказ атамана об отходе на Семипалатинск. Он предостерегал Ивана, что его полк также могут "раскассировать", и предлагал как можно скорее уходить к атаману. По его сведениям одна из красных дивизий имеет приказ прямиком через степь двигаться на Павлодар и перерезать тракт Омск-Семипалатинск. В донесении также сообщалось, что красные обходят Петропавловск с севера и весь фронт готовится отступать дальше, на Омск. И вновь советовал незамедлительно уходить к атаману, там хоть твердый порядок, а здесь сборище душевнобольных карьеристов, каждый из которых тянет одеяло на себя и все вместе они губят армию. Видимо командир "гусар" был и сам доведен до отчаяния, раз настолько откровенно не боясь, что донесение перехватят, доверился бумаге и Ивану.
Это письмо окончательно развеяло все сомнения Ивана. Он и сам морально готов был отдать приказ идти скорым маршем на Семипалатинск, но не хотел это делать, пока здесь же оставались другие анненковские полки. Послание командира полка "Черных гусар" снимало это препятствие, потому что второй анненковский полк "Голубых улан" сняли с Восточного фронта еще в сеньтябре и перебросили на Северный Алтай воевать против тамошних партизан. Таким образом, "уланы" находились к Семипалатинску гораздо ближе, чем Иван и его подчиненные.
Утром 25-го октября полк Ивана выступил из Петропавловска вроде бы, для того чтобы дислоцироваться в одном из казачьих поселков юго-западнее города, а на самом деле уже в степи круто повернул на юго-восток. Казаки с радостью восприняли решение своего командира.
- Правильно, Иван Игнатич, здеся нам всем пропадать...- это общее мнение выразил один немолодой вахмистр, когда Иван перед строем объявил о своем решении.
Но идти тем маршрутом, каким собирался он, степью через киргизские стойбища, чтобы коней кормить и поить там, без риска встретиться, как с регулярными частями красных, так и с резко активизировавшимися партизанами... Этот вполне, казалось бы, разумный план осуществить оказалось невозможно. Казаки из Павлодара и близлежащих к нему станиц и поселков, которых в полку насчитывалось почти треть, вдруг заволновались, начали переговариваться, кучковаться, перешептываться и отрядили к Ивану депутацию во главе с командиром одной из сотен, выслужившихся в сотники из урядников, их земляка, который и выразил общее беспокойство:
- Дело в том, Иван Игнатич... что мы все просим тебя, не степью идти, как ты замыслил, а через наши станицы, по тракту, стало быть. Чтобы нам, значиться, своих баб и ребятишек с собой позабирать. Сам видел, как большевики в станицах казачьих озоруют. Нельзя им баб наших с детьми оставлять. Не дай им пропасть Игнатьич...
Иван понимал, что это замедлит продвижение, замедлит сильно, но такой просьбе он отказать никак не мог. Потому маршрут движения вновь был изменен. Если до того планировалось продвигаться на юг вблизи Ишима, то теперь они повернули на восток к Иртышу, а затем на юг вдоль него по земскому тракту Омск-Павлодар-Семипалатинск. Достигнув станиц третьего отдела, полк останавливался в них, отдыхал, а выходил с увеличившимся обозом и отягощенный беженцами. Обоз рос по мере того, как полк переходил из станицы в станицу, от поселка к поселку. Даже, если родня казаков и не хотела покидать родные места, то после рассказов об увиденном на Горькой линии, сразу же собирали пожитки, запрягали подводы, и пристраивались к полку. Когда миновали Павлодар, охваченный паникой от слухов, что на город степью идут несметные полчища красных... Так вот, после Павлодара обоз стал уже куда больше, чем сам полк и вся эта "армада" двигалась черепашьим шагом. Казаки, теперь имевшие в обозе жен, сначала отпрашивались у командиров на ночлег, потом стали уходить и без спроса. Иван закрывал на все это глаза, ибо не имел морального права запрещать. Ведь будь в обозе его Полина, разве не ушел бы он ночевать к ней? Слава Богу, что красные находились еще достаточно далеко, и им удалось-таки, хоть и медленно, но преодолеть самый опасный участок пути без происшествий...
В период с 14-го по 30-е октября судьба колчаковских армий на Восточном фронте была решена - фронт окончательно рухнул, солдаты и казаки начали тысячами сдаваться в плен. Последним организованным сопротивлением белых стали трехдневные бои за Петропавловск, который пытались отстоять части каппелевского корпуса. Но под угрозой окружения многократно превосходящими силами противника они отступили и тридцатого октября красные полностью овладели городом.
Анненков это предвидел. Еще пятнадцатого октября, когда красные только начинали свое решающее наступление, он телеграфировал в Омск, Верховному пространное донесение:
