Наталья Павлищева - Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без
Ланской в очередной раз пришел проведать Наталью Николаевну. Доктор Спасский все еще запрещал ей ходить, но Наталья Николаевна была занята делом, для которого резвые ножки не требовались.
– Что это вы делаете?
Она спокойно подняла на Ланского глаза:
– Шью.
– Шьете? Но почему вы?
– Потому что у меня нет возможности купить дочери пальто. Я переделываю свое, иначе ей не в чем выйти на улицу.
Он был смущен. Пушкина улыбнулась:
– Петр Петрович, не смущайтесь, меня вот нисколько не смущает необходимость делать это своими руками. Если нет возможности заказать портнихе, нужно сделать самой.
Наталья Николаевна рассмеялась, но смех вышел грустным.
– Это я только в деревне ничего не умею, а рукодельничать нас маменька научила. Вернее, не она, но заставила научиться.
Ланской в тот день не мог долго сидеть, только отдал принесенное Саше, пожелал скорейшего выздоровления и откланялся – дела в полку.
Когда через некоторое время к дому снова подъехал экипаж, Наталья Николаевна решила, что это вернулся Ланской, и продолжала как ни в чем не бывало шить. Но почти сразу в комнату вбежала Азя:
– Государь!
– Кто?!
Ответить сестра не успела, как и сама Наталья Николаевна спрятать работу.
Николай Павлович действительно заехал узнать о здоровье Пушкиной.
– Лежите, лежите, не вставайте. Я заехал, чтобы пожелать вам скорейшего выздоровления, без вас на балу было скучно. – И тут же с изумлением: – Что это вы делаете?
Она ответила так же спокойно, как и Ланскому:
– Шью.
Император чуть нервно усмехнулся:
– В Петербурге перевелись модистки и портнихи?
– Нет, Ваше величество, но им нужно платить…
Он что-то еще спрашивал, она отвечала. Николай Павлович был чуть растерян, разглядывая весьма скромное жилище первой красавицы.
– Как же вы живете?
Наталья Николаевна обвела рукой вокруг себя:
– Как видите…
– А как ваши болдинские имения, они не дают доход?
– Болдино не принадлежало моему мужу, оно было всего лишь передано в пожизненное пользование и после смерти вернулось к его отцу.
Несколько мгновений царь задумчиво смотрел в стену, потом осторожно поинтересовался:
– Я видел генерала Ланского, он у вас бывает?
– Да, Петр Петрович сослуживец моего брата. Он много внимания уделяет моим детям. Я благодарна генералу Ланскому.
– Почему бы вам не выйти за него замуж?
Наталья Николаевна вскинула на царя глаза, возразила почти с укоризной:
– У меня четверо детей…
Николай Павлович поднялся, усмехаясь:
– Но от этого вы не стали менее прекрасной. Я рад, мадам, что вы выздоравливаете. Старайтесь не работать так много, нежные пальчики не должны испытывать уколы иглой. Я подумаю, как вам помочь.
Визит был окончен, откланявшись, царь уехал.
Проводив нежданного гостя, Азя вернулась в комнату и застала сестру всю в слезах:
– Что ты, Таша? Государь же обещал помочь.
– Помочь… а чем я должна буду платить за эту помощь? – Она снова залилась слезами. – Раньше у меня был муж, а теперь заступиться некому. Нужно было оставаться в Заводе или вообще в Михайловском…
– Ташенька, может, тебе замуж выйти? Я понимаю, что ты Пушкина помнишь и любишь, но ведь семь лет уже и дети… И Пушкин говорил, чтобы через два года замуж выходила…
– Вот то-то и оно, что дети. Всем нужна я, но без детей. Как Граффео просил: нельзя ли детей определить в казенные заведения? Кому мои дети в тягость, тот мне самой не нужен. Неужели, чтобы женой стать, нужно от Машки, Сашки, Гришки и Наташки отказаться? Нет, ни за что!
– А вон Петр Петрович, такой не заставит отказываться.
– Но у Петра Петровича доход чуть больше нашего, куда же ему на шею четверых-то?
Александре хотелось закричать, мол, что же теперь, навсегда одной остаться? Но не сказала, знала, что сестра ответит: если нельзя с детьми, значит, одной.
Она глубоко вздохнула:
– Может, в Завод вернуться? Жили же мы там как-то. Или вон Софья Ивановна говорила, что в Степанково ездить можно.
– Нет, Азенька, там мы не хозяева. Мы с тобой только в Михайловском хозяева.
– Поехали в Михайловское. Будем, как Прасковья Александровна, помещицами, растолстеем, станем важничать и ругаться со старостой… Поехали, а?
– Я уж тоже думаю, что мы зря в этот год в Михайловское не уехали.
– Поехали, еще не поздно.
Но договорить не удалось, вернулись с прогулки дети, загалдели, что-то рассказывая… Однако мысль, что нужно уезжать в деревню или вообще переезжать туда жить, осталась.
Ночью Наталья Николаевна долго лежала без сна и беззвучно рыдала:
– Где ты, Пушкин? Если бы ты знал, как мне без тебя плохо, как трудно одной с четырьмя детьми, как трудно при дворе. Царь милостив, но он и требователен. Ни отказаться от помощи, ни избежать ловушки, если ее примешь, нельзя. Что мне делать, Саша?
Единственным выходом действительно стал казаться переезд в Михайловское надолго.
Она постаралась болеть подольше, чтобы не выезжать на балы. Шли неделя за неделей… И вдруг…
– Генерал Ланской.
Петр Петрович пришел при параде, был заметно взволнован, попросил разговора наедине.
Азя схватилась за сердце: ну ясно же, зачем! Неужели сделает предложение? Это хорошо, только Ланской не Строганов, у него имений по России нет, на что жить? И все равно, лучше бедно, но с мужем, чем одной…
– Наталья Николаевна, я получил новое назначение…
Вот и все, он пришел, чтобы сообщить о том, что получил новое назначение, что уезжает, что рад был знакомству и будет писать, если позволят… Наталья Николаевна почувствовала, как тоскливо сжало сердце, рядом оказался человек, с которым хорошо даже просто помолчать, который принял ее детей, принял ее память о муже, и вот он тоже ее покидает.
Попыталась улыбнуться:
– Я рада за вас, Петр Петрович, вы достойны повышения по службе.
– Это не просто повышение, государь изволил назначить меня командиром лейб-гвардии Конного полка в Стрельне.
Это было не просто повышение, это умопомрачительное повышение…
– Теперь у меня есть возможность сделать то, чего я страстно желал бы давно. Я прошу вашей руки, Наталья Николаевна. Знаю, что первое ваше требование – хорошее отношение к детям. Ваши дети будут моими…
– Петр Петрович… они останутся детьми Пушкина, достаточно просто хорошо к ним относиться. Но…я попросила бы дать мне подумать, я не могу ответить сразу. Простите меня.
– Да, конечно. Я не тороплю. Вы сами определите, когда дать ответ.
– Петр Петрович, вам это посоветовал… государь?
– Государь? Нет, но его поставить в известность будет необходимо. Я обязан буду спросить у него разрешение на женитьбу. Надеюсь, не откажет. Если, конечно, согласитесь вы.
В этот вечер они с Азей снова долго плакали. К матери подошел Саша и серьезно спросил:
– Петр Петрович будет нашим отцом?
– Вашим отцом был, есть и будет Пушкин. А Петр Петрович может стать вашим отчимом. Если хотите, конечно.
– Хотим!
Сашу поддержал брат, а потом и пришедшие в комнату девочки.
Александра развела руками:
– Таша, придется тебе выходить замуж за Ланского, дети так решили…
Наталья Николаевна вздохнула:
– Они дети, Азя…. Я подумаю…
– Что тебя беспокоит? То, что государь вдруг сделал Ланского командиром полка после обещания помочь тебе?
– Да. Если Петр Петрович делает это по императорской указке, то мне трудно будет жить…
– Но ведь он сказал, что еще даже не спрашивал разрешения на женитьбу…
Ночью она снова лежала без сна и советовалась с Пушкиным. Долго стояла на коленях перед образами… К утру на душе стало совершенно спокойно.
На следующий день Ланской пришел как обычно, чтобы Наталья Николаевна не подумала, что он требует немедленный ответ, сразу объяснил:
– Я к мальчикам, принес рисунок формы…
– Да, конечно, Петр Петрович, только позвольте сначала мне.
– Я не тороплю вас, Наталья Николаевна.
– Я приняла решение. Я приму ваше предложение, если вы согласитесь на несколько условий.
– На любые.
– Нет, выслушайте и подумайте. Эти четверо детей навсегда останутся детьми Пушкина и никогда не будут звать вас отцом, только Петром Петровичем. Я не хочу, чтобы они забыли, кто их отец.
– Согласен.
– Не нужно стараться заменить им отца, достаточно быть хорошим отчимом. Это первое. Второе, и главное, – я тоже всегда буду помнить, что я вдова Пушкина, даже когда стану вашей супругой. Но вы не должны ревновать меня к прошлому. Оно свято и неприкосновенно. Если вы согласны на такие условия, я буду вам верной и доброй женой.
Несколько мгновений Ланской потрясенно смотрел на ту, которую собрался назвать своей супругой. Ни единого требования для себя, все только о детях и памяти Пушкина.
Эти мгновения показались Наталье Николаевне вечностью…
Ланской вдруг опустился на одно колено и прижал ее руку к своим губам:
