Лунный свет и дочь охотника за жемчугом - Поук Лиззи

Потом он, как и Томас, рассказывает ей о письме шантажиста. Как они с Томасом поссорились, а потом все-таки придумали и согласовали план. Он объясняет, как под покровом темноты Уинтерс потихоньку забрал его со «Скворца». Они собирались отправиться на Розеллы, чтобы, как условились, дождаться там Томаса.

– Той ночью поднялся сильный ветер, сильнее, чем мы рассчитывали, – продолжает он. – День прошёл спокойно, без каких-либо проблем. На самом деле погода была до абсурдного благоприятна. Но луна принесла с собой завывающий северо-западный ветер. Вскоре нас отнесло с курса, как бы мы ни гребли, как бы ни пытались скорректировать наш путь. На два дня мы оказались в море без воды и еды, окружённые акулами. Я думал, смерти нам не миновать. Что нас погубит шторм или солнечный удар. Но на утро третьего дня мы не могли поверить своим глазам, когда перед нами вырос мангровый канал, а за ним – зелёный холм острова. Элиза, мы были уверены, что это мираж! – Он чуть ли не смеётся. – Мы поразились: небо над нами просто кишело птицами. Потом подошли ближе, и стало понятно, что в этом месте можно укрыться. По каналу добрались до острова и прочесали его. Он оказался необитаем, нам встретилась только смердящая колония олуш на восточном берегу. Мы соорудили шалаш, нашли небольшой ручей с пресной водой в глубине острова. Возле берега было достаточно еды, чтобы мы могли продержаться какое-то время. Нам оставалось только держаться и ждать Томаса. Конечно, мы рассчитывали, что обнаружив, что мы промахнулись мимо Розелл, он расширит ареал поисков. Но, – нахмурившись, продолжил он, – ты же знаешь своего брата! Он заядлый пессимист. Томас не такой, как ты, я или даже твоя мать. Должно быть, он дошёл до Розелл, нас не нашёл и решил, что мы утонули. О, бедный мальчик! Какую боль он, должно быть, пережил!

Элиза изумленно моргает, не в силах поверить, что отец так жалеет ее брата. Как может он печалиться и сочувствовать ему, если очевидно, что его собственный сын не верил в него и не собирался его искать? Почему не взорвался от ярости? Почему, в отличие от неё, даже мысли не допускает, что Томас с самого начала замышлял это?!

– Так что мы ждали, – продолжает он. – Спустя две недели стало ясно, что если ничего не предпримем, можем погибнуть на этом острове. Поэтому с каждым днем мы все дальше и дальше стали выходить на лодке и прочёсывать все острова в архипелаге. Мы искали хоть какие-то признаки поселения туземцев, надеялись, что мимо пройдёт какое-нибудь судно, всё, что могло бы нам помочь. Тогда-то мы и увидели дым.

Она вспоминает об очаге в ветхой хижине Келли. Элиза понимает, что, должно быть, тот дым они и видели.

– И вы отправились туда с гуано и компасом, чтобы попытаться обменяться?

Он недоверчиво моргает, глядя на неё, прежде чем расплывается в улыбке.

– Так всё и было. Да. Мы знали тогда, что на острове есть люди. Но не знали, как они примут нас. Но попытаться стоило, а это единственное, что у нас с собой было. Каким бы странным это ни казалось. – Он переводит взгляд в потолок, на почерневшие стропила. Как будто собирается с силами перед тем, что предстоит рассказать. – Когда мы вышли в море в тот день, небо было серым. Нас это не обрадовало, но ждать дольше мы не могли. Нам отчаянно хотелось выбраться с этого острова, особенно теперь, когда мы узнали, что там могут быть припасы, еда и даже судно, чтобы вернуться на материк. И мы налегли на вёсла. – Он жестикулирует ранеными руками. – Это было безрассудное решение, принятое помутившимся разумом. Не успели мы выйти в открытое море, как шторм обрушился на нас. Позади нас ещё виднелось устье канала, а впереди на некотором расстоянии – остров, на котором мы видели дым. Мы колебались, не повернуть ли назад. Но вскоре решать нам не пришлось. Поднялись волны. Элиза, я видел много штормов, но вот что я тебе скажу: в шлюпке, вдвоем, это выглядит совершенно иначе. – Она вспоминает об Акселе, упавшем в воду, о том, как была уверена, что его тоже унесет в открытое море. – Волны были выше домов. У нас не осталось ни единого шанса. – Она крепче сжимает ладонь отца. – Меня выбросило из шлюпки. Я так и не узнал, что случилось с беднягой Уинтерсом. Я просто плыл, и плыл, и плыл, казалось, много часов. Элиза, я был уверен, что утону. После всего того, что произошло, у меня не было сомнений, что я не выплыву. Я почти сдался. Почти позволил морю поглотить мое тело. Но в этот момент я подумал о тебе.

Она затаила дыхание.

– Я подумал о тебе и обо всем, через что ты прошла. Моя дочь. Бедная моя дочурка. Как ты можешь оставаться такой замечательной после всего, что тебе пришлось пережить. – Она сглатывает ком в горле. – Я подумал о том, как ты лишилась матери, а затем потеряла Неда, – продолжает он. – Случилась трагедия, а мы с Томасом просто отдалились. Оставили тебя одну. Мне тошно было от себя самого. Я знал, что должен вернуться на тот остров, что так или иначе должен вернуться к тебе.

Она не спрашивает, почему он с такой легкостью бросил ее в первый раз. Не сейчас. Пока нет.

– Каким-то образом благодаря милости Божьей я вернулся к тому каналу. Там штормило уже не так сильно, но я оказался в нем не один. – Она чувствует мороз, пробегающий по коже. Воспоминания о том, как лодку чуть не перевернули, ещё свежи. – Пока переплывал его, видел хвосты солти, только гребни, на поверхности. Я запаниковал. Понял, что должен поскорее оттуда выбраться, поэтому полез на берег, схватившись за первое попавшееся дерево, за которое смог зацепиться. Его острые корни разорвали мне кожу, ветки порезали руки и разодрали плоть. Помню, как посмотрел вниз и увидел, что кровь окрасила воду в красный цвет. Ради безопасности мне нужно было забраться как можно выше.

Она вспоминает шторм, обрушившийся на их люггер. Прошло пару дней, прежде чем они прибыли на остров Келли в архипелаге Невермор.

– Сколько ты пробыл там до того, как я тебя нашла?

– Кажется, три ночи. – Он пожимает плечами. – Крокодилы так и не ушли. Они ждали под тем деревом, покачиваясь в воде. Я не мог спуститься, чтобы добыть себе еды или пресной воды. Мне ничего не оставалось, только ждать. Когда появилась ты, словно ангел, спустившийся с небес, Господи, клянусь, я был уверен, что уже умер. Сомнений в этом не было.

– Но все обошлось, – натянуто улыбается она, хотя разум ее опустошён. Больше всего на свете сейчас ей хочется поддаться слабости и лечь, но она знает, что если не спросит сейчас, то никогда уже не спросит.

– Почему ты мне не рассказал?

Он поднимает взгляд на неё, пытается заглянуть ей в глаза.

– Почему не рассказал о том, что вы с Томасом задумали? Как мог позволить мне даже на время поверить, что ты мёртв?

Пока он молчит, собираясь с мыслями, она внимательно изучает его лицо.

– Потому что знал, что не должен тебе говорить, – наконец осторожно отвечает он.

Элиза хмурится.

– Просто поначалу казалось, что для тебя же будет лучше, чтобы ты не знала о наших планах. Незнание защитило бы тебя от себя самой, от всяких необдуманных поступков. – Она стискивает зубы. – Но ещё я был уверен, что если что-то пойдёт не так, ты найдёшь меня. – Он моргает, давая ей время осмыслить. – Я знал, что если случится какой-нибудь форс-мажор, если усилия пойдут насмарку, ты найдёшь меня и не остановишься ни перед чем. Я никогда ни в чем не был так уверен.

Она смотрит на него, как будто не может найти слов.

– Дневник был у тебя, я позаботился об этом. И вот ты здесь.

Она опускает взгляд на доски пола. Элиза вспоминает обо всех подсказках, которые подкидывал ей отец. Брелок-русалка, задание со стрекозой. Тайны, которые тянулись за ним, как хлебные крошки. И можно ли считать его дневник главным ключом к разгадке?

– Так ты не доверял Томасу? Подозревал, что он может не прийти за тобой?

– Нет-нет, я не об этом, – торопливо перебивает он, но Элиза видит дрожь сомнения, пробежавшую по его лицу. – Я совсем не то хотел сказать. – Он прочищает горло. – Я хотел дать тебе возможность сделать что-то такое, чтобы простить себя.