Эдгар По в России - Шалашов Евгений Васильевич

Мистер По был огорчен, услышав мой отказ, но он понял, что этот отказ проистекает не из-за моей черствости, а из текущего положения дел, когда посланник его страны может действовать лишь в рамках, очерченных законом.

Мистер Эдгар По пообещал, что по прибытии в Соединенные Штаты он непременно вернет свой долг. Он даже оставил расписку. Я же, желая обратить все в шутку, предложил юноше рассчитаться со мной его будущими литературными произведениями. Расписку я не сохранил и вообще полагал, что по прибытии в Америку Эдгар Аллан По и думать забудет о своих российских злоключениях. Однако после моей отставки в мое поместье Уайтхолл близ Чарльстона начали приходить бандероли со сборниками стихов Эдгара Аллана По, журналы с его критическими статьями, книги с рассказами. Вся моя семья с удовольствием читала произведения По, давала их для прочтения нашим соседям, но никогда не заботилась о возвращении книг и журналов обратно. Сегодня я жалею об этом, но уже поздно. Мистер По всегда сопровождал свои послания очень любезными надписями. Думается, если бы я решил продать автографы Эдгара Аллана По с аукциона, то выручил бы сумму, многократно окупающие его долг. Разумеется, это шутка, потому что автографы великого писателя стали бы украшением нашей библиотеки.

Не сочтите меня формалистом и бюрократом, озабоченным лишь составлением канцелярских фраз, но я вынужден сделать еще одно заявление. Мистер По так и не воспользовался паспортом, присланным в нашу миссию, равно как и услугами забронированной каюты. Паспорт пролежал невостребованным два месяца, после чего я был вынужден его уничтожить, на что был составлен соответствующий акт. Но коль скоро Эдгар Аллан По появился в Новом Свете, стало быть, он отыскал возможность покинуть Старый. Каким способом — мне неизвестно, но если ни Министерство внутренних дел, ни Министерство иностранных дел Российской империи не предъявляли к правительству САШ по поводу По никаких претензий, значит, их не было.

Я служил посланником Северо-Американских Соединенных Штатов в Санкт-Петербурге при трех президентах. Назначен на пост Джеймсом Монро — пятым президентом Соединенных Штатов, оставался на этом посту при Джоне Квинси Адамсе и при Эндрю Джексоне. За то время, что я провел в России — а это, джентльмены, без малого десять лет, в моей практике происходили и более важные события, нежели пребывание в столице Российской империи частного лица. Я соблюдал интересы Северо-Американских Штатов, но при этом интересы России не были ущемлены ни на йоту! Так, в одна тысяча двадцать четвертом году моя канцелярия подготовила проект Конвенции между нашими государствами о торговле, мореплавании и рыбной ловле. Этот проект был подписан Государственным секретарем Соединенных Штатов и канцлером Российской империи. Да, джентльмены — для того, чтобы на равных общаться с министром иностранных дел Российской империи канцлером Нессельроде, мне пришлось выучить немецкий язык[22]. В моем возрасте это немалый труд. В мою бытность посланником Канада и США признали границы русской Аляски. Заметьте, джентльмены, это произошло в тот период, когда правительство Соединенных Штатов заявило о недопустимости европейского вмешательства во внутренние дела государств Северо-Американского континента. По предложению Русского императорского правительства мне как посланнику Соединённых Штатов в Санкт-Петербурге были даны все полномочия касательно вступления в дружественные переговоры о взаимных правах и интересах двух держав на северо-западном побережье нашего континента.

Как видите, господа, десять лет, проведенные в России, были заполнены событиями, более значимыми для истории наших стран, нежели краткий визит в Санкт-Петербург малоизвестного поэта. Да-да, в те годы еще ни в Соединенных Штатах, ни в Европе не знали, что мистер Эдгар Аллан По станет одной из самых ярких звезд американской литературы.

Я уже обратил внимание, что русских интересуют не те факты, которые действительно должны интересовать широкую общественность, а только те, что трогают их душу. Скажем, в год моего вступления в должность — в одна тысяча восемьсот двадцатом году, произошли два действительно значимых события — Миссурийский компромисс, в результате которого в состав США вошли два штата — Миссури и Мэн, и покупка нашим правительством штата Флорида. Но территориальные изменения Соединенных Штатов абсолютно не затронули русскую публику. Их больше интересовал анекдотический случай — публикация письма более чем сорокалетней давности, извлеченного из какого-то тайника! Какое дело русским до повара Джеймса Бестли? Да, повар первого президента (тогда еще и главнокомандующего), оказался предателем и английским шпионом, пытавшимся отравить мистера Вашингтона жареными томатами, считавшимися ядовитыми. Его донесение о содеянном так и осталось в тайнике, не попав в руки хозяевам. Неудавшееся отравление президента ясно показало, что томаты можно смело употреблять в пищу. По моему скромному разумению, вскрывшиеся обстоятельства должны бы волновать те государства, где растут томаты. Россия же, как известно, к их числу не относится. К чему русским волноваться за какие-то помидоры, которых они и в глаза не видели? Тем не менее, когда парижские газеты перепечатали статью из "Нью-Йорк Гардиан", мне пришлось выслушать от русского истеблишмента множество сочувственных слов в адрес покойного президента и нелицеприятных возгласов в адрес англичан…

За время своего пребывания в России я успел заметить, что здесь иная система ценностей. Несведущему человеку не понять — насколько иная. Простой пример: если мы зададим вопрос американцу или европейцу — кто такой мистер Бенджамин Франклин, услышим, что это один из "отцов-основателей" Соединенных Штатов. Мой соотечественник добавит, что мистер Франклин — один из авторов Конституции США и изречения: "Time is money!" Если задать тот же вопрос подданному Российской империи, то представитель научной элиты скажет, что господин Франклин был выдающимся физиком, исследователем атмосферного электричества, оказавшим влияние на самого Ломоносова, что он являлся членом Петербургской академии наук. Мистер Бенджамин Франклин как ученый — это еще ничего. Однако для большинства русских — я имею в виду, образованных русских, мистер Франклин является литератором, написавшем собственную автобиографию. Меня не раз спрашивали — все ли американцы такие, как Франклин? Суровые, не склонные к компромиссам, неподкупные. А самое главное — все ли мы джентльмены, по примеру Франклина, "сделавшие себя сами"?! Увы, это далеко не так. Если бы не состояние моих родителей, плантации в Каролине, я вряд ли бы сумел достичь того положения, в коем обретаюсь теперь. Русским между тем свойственно идеализировать авторов художественных произведений и соотносить их с литературными персонажами. Между тем уже давно доказано, что жанр мемуаристики — это одна из разновидностей художественной литературы. А мистер Франклин, при всем моем к нему уважении, является писателем, а не документалистом. Но, как мне кажется, это вряд ли бы что-то изменило. В России гипертрофированное уважение к писателям. У русских, в отличие от европейцев, нет убежденности в том, что писатели, художники и поэты предназначены для услаждения богатых и средством в борьбе со скукой, что настоящий писатель — это тот же ремесленник, получающий деньги за свою работу. Хороший писатель, как и хороший ремесленник, должен оплачиваться очень высоко. Так нет же. Здесь писатель кажется существом, открывающим завесу тайны для читателя, имеющим право поучать других. Не удивлюсь, если я останусь в памяти России лишь как посланник Северо-Американских Соединенных Штатов в Санкт-Петербурге, во время пребывания там Эдгара Аллана По!

Мне очень не хотелось обращаться за помощью к американскому посланнику, но пришлось. Больше мне не к кому было обратиться за помощью. Мне нужны средства для проживания, на поиски Аннабель (что, в общем-то, связано друг с другом). Я очень боялся, что мистер Миддлтон затеет со мной нравоучительный и абсолютно пустой разговор, но не окажет реальной помощи. К счастью, он оказался славным человеком, готовым прийти на помощь соотечественнику. Он накормил меня ужином, я довольно приятно пообщался с его семьей. Право слово, если бы я встретился с Миддлтонами при других обстоятельствах, менее трагичных, мне бы эта встреча доставила огромное удовольствие. Но беседуя с миссис Миддлтон о романах Вальтера Скотта, а с мисс Элеонорой о поэзии Байрона, я постоянно думал о своей Аннабель. Но все-таки беседа о литературе была полезной и для меня. Благодаря этому я несколько успокоился, взял себя в руки. А когда мистер Миддлтон выдал мне сумму, о которой я не смел и мечтать, мое настроение улучшилось в стократ. Теперь у меня есть средства, а значит, появилась надежда на то, что я отыщу свою возлюбленную.