Юсиф Чеменземинли - В крови
Нурали–хан был большим любителем скачек и джигитовки. Как–то раз, когда он проезжал верхом неподалеку от ставки, из лесу вышла старуха.
— А ну, сынок, — сказала она, подойдя к Нурали–хану, — слезай с коня, поворожить тебе хочу! Мнится мне, красотка тебе на роду написана! И какая красотка!..
Нурали–хана забрало за живое, он спешился, подошел к старухе.
— Ну–ка, дай мне руку! — старуха стала ему гадать. — Вот, видишь, и смерть тебя миновала, уцелел… Но есть на тебе вражий глаз, висит над тобой гроза… Ты сделай одно доброе дело, и аллах вызволит тебя из беды. Агабегим–ага, дочь Ибрагим–хана, красавица из красавиц, будет твоей, и золота ты много получишь, и ханом тебя посадят! Все твои желания исполнятся…
Суеверный Нурали–хан сразу поверил словам ворожеи и обрадовался несказанно. О красоте Агабегим он был наслышан давно, однако сватов засылать не осмеливался. А теперь вдруг старуха разгадала его тайное желание, да еще обещает, что оно сбудется! Какое счастье!..
— Так что же я должен сделать–то, бабушка, — спросил он, одарив старуху золотым, — чтобы все исполнилось?
— А ты будь, милый, завтра на этом самом месте, я тебя с одним человеком сведу, с карабахским визирем. Он тебе все и растолкует.
Нурали–хан протянул старухе еще один золотой и пообещал прийти на это самое место.
18
Как только посол вернулся из Ширвана, Ибрагим–хан немедленно вызвал его и Вагифа во дворец.
— Да будет благополучен хан! — начал посол. — Мы все подготовили, как нельзя лучше. Нурали–хан получил триста золотых и обещание отдать за него Агабегим. Людям Нурали–хана тоже были переданы подарки. Как я уже сказал, все было подготовлено. Но не повезло нам, случай погубил наше начинание. Выходя из шатра, Нурали–хан задел головой за стойку и уронил папаху. А в ней было письмо Мустафа–хана. Папаху–то он поднял, а что письмо на земле — не заметил. Какой–то русский солдат нашел его. Сразу все и открылось. Нурали–хана схватили, вместе с его людьми отправили в Астрахань. Опозорились мы перед русскими…
Вагиф поднял голову, взглянул сначала на посла, потом — на хана, тот изменился в лице.
Вагифу ничего не было известно ни про письма, которыми обменивался Ибрагим–хан с Мустафа–ханом, ни про интриги, которые затевались против русских. Зная упорное стремление Вагифа к сближению с Россией, хан счел за лучшее ничего ему пока не сообщать: вот устранят Зубова, тогда он все объяснит своему визирю и убедит его раз и навсегда отказаться от надежды на русских. Но игра проиграна, положение почти безнадежно, и Вагифу, в который раз, предстояло исправлять допущенную ханом ошибку.
— Что будем делать? — Ибрагим–хан вопросительно поглядел на Вагифа.
— Надо спешно направить к Зубову посольство во главе с Абульфат–агой. С ним надо послать самых почтенных, уважаемых людей, отправить драгоценные подарки — мы должны убедить Зубова в самых добрых наших намерениях. Еще надо — посла в Петербург… Прямо к Екатерине. И делать это необходимо немедленно.
На этот раз Ибрагим–хан без колебаний принял советы Вагифа; несколько именитых беков во главе с ханским сыном Абульфат–агой отправились к Зубову, а Мирза Мамедкулу повез в Петербург роскошные подарки и письмо Ибрагим–хана.
Тем временем Агамухамед–шах снова дал о себе знать. Усмирив восстание в Иране, он посетил Астрабад и обратился к народам Кавказа с призывом выступить против России.
Однако люди, разоренные, обездоленные войнами, которые, не прекращая, вел Иран, не откликнулись на этот призыв. Народы Кавказа хорошо знали цену лживым обещаниям ханов и шахов, они уже начинали понимать, откуда им можно ждать мира и спасения.
19
Кязым постучал в дверь.
— Аллахкулу! Аллахкулу! — слабым голосом позвал он.
Тот вышел, бормоча что–то под нос. На плече у него висел пустой мешок.
— Вот он я! — Аллахкулу вздохнул. — Нет, видно, для нас у бога легкой смерти, обрек на мучения!.. Дети со вчерашнего дня плачут, хлеба просят…
По лицам друзей видно было, что они давно голодают. Глаза ввалились, голоса звучали чуть слышно. Друзья молча плелись рядом, говорить не было сил.
Народу на улицах было мало, спасаясь от голодной смерти, горожане разбрелись кто куда. В Шуше остались лишь слабые, беспомощные люди. По улицам бродили нищие, кое–где прямо на земле лежали обессиленные голодом люди. Не осталось ни собак, ни кошек — их давно уже поели.
Кязым и Аллахкулу направлялись в лес — поискать желудей, съедобной травки.
Два года, с тех пор как иранцы напали на Аран, крестьяне не могли сеять хлеб, привезти зерно из других мест тоже было невозможно — Карабах жестоко голодал.
Друзья миновали несколько улиц, Кязым остановился, Аллахкулу замедлил шаг, посмотрел на друга. Тот был весь в поту от слабости.
— Посиди–ка малость, — сказал Аллахкулу, — передохни! — Он огляделся, отыскивая хоть что–нибудь съедобное и вдруг увидел свежий навоз — здесь только что прошел конь. Аллахкулу настороженно посмотрел вокруг — не заметил ли еще кто? — бросился к навозу и стал разрывать его, выбирая из теплой кучки зернышки ячменя.
Кязым не отрывал от него тревожных глаз: «А вдруг все сам съест, ничего не оставит?!» Но все равно — пошевельнуться не было сил. Аллахкулу набрал полгорсти зернышек, потолок их на камне и половину отдал Кязыму.
Тот с жадностью проглотил ячмень, слабая улыбка тронула его губы.
— Эх, Аллахкулу! Выходит, от бекского коня навоз голодному радость! Подкрепиться бы травкой да пойти по лошадиному следу! А то как бы другой охотник нашу добычу не выследил!..
Возле городских ворот друзья повстречали Сафара. Тот придержал коня, молча достал из хурджуна кусок хлеба, разломил его, половину отдал Кязыму, другую протянул Аллахкулу. Аллахкулу жадно схватил хлеб, а Кязым покачал головой и сказал слабым голосом:
— Нет, Сафар, лучше ребятишкам отнеси, голодные они…
— Ничего, отец, бери! — весело отозвался Сафар. — У них есть — я целых два хлеба домой доставил! Знал бы ты, из какой дали я их вез, хлебы эти!..
Кязым взял протянутый ему ломоть. Друзья медленно брели по улице, крепко сжимая в руках хлеб; время от времени откусывали понемножку и с наслаждением» не спеша, жевали…
20
Посольства, отправленные Ибрагим–ханом к Зубову и в Петербург, вернулись, успешно выполнив поручения. Им был оказан прекрасный прием, обещаны помощь и покровительство, преподнесено много подарков. Вагифу Екатерина прислала в дар золотую трость, украшенную драгоценными камнями.
Обстоятельства эти породили во дворце Ибрагим–хана большие надежды. Но голод продолжался, и эта омрачало радость. Скоро в поисках еды стали разбегаться по деревням защитники крепости, и она с каждым днем становилась все более уязвимой. К, тому же ликование, порожденное обещаниями Екатерины, продолжалось недолго. Вскоре стало известно, что Зубов оставил Ширван и отвел свои части в Россию. Вызвано это было тем, что Екатерина скончалась, а наследник ее Павел I счел Кавказский поход нецелесообразным. Положение стало безнадежным; сопротивляться в случае нападения уже не было сил, а о мире с Агамухамед–шахом нечего было и думать — слишком далеко зашла вражда.
Что касается Вагифа, то он все еще не терял надежды на помощь с севера.
— Ираклий ближе нас всех к России, — сказал он Ибрагим–хану. — Нужно съездить, посоветоваться с ним.
Хан согласился, терять было нечего. В Тифлис решено было направить Вагифа и Джамиль–агу Муганлинского.
— Поезжайте, узнайте, как обстоят дела, — напоследок сказал им хан. — Если помощи ждать неоткуда, остается только одно средство!
Приближенные хана переглянулись.
— Какое же это средство? — спросил один.
— Какое, какое!.. — раздраженно передразнил хан. — Забирать семьи и спасаться пока не поздно! Бежать к аварскому хану! Скопец захватил Мугань, к Шуше подходит, того и гляди на голову свалится! А у нас ни войска, ни припасов!
Воцарилось тяжкое молчание, никогда еще приближенные карабахского хана не видели своего повелителя таким жалким, беспомощным. Даже громовой голос его звучал теперь по–другому.
Подавленные, удрученные, расходились вельможи по домам; никто уже не сомневался в том, что ожидает карабахцев.
Вагиф и Джамиль–ага, сразу же выехавшие в Тифлис, застали по возвращении большие перемены. Ибрагим–хана в Шуше не оказалось. Однажды утром по городу разнесся слух, что хан с семьей покинул город. Горожане, измученные голодом, давно потеряли интерес ко всему и не придали этой новости особого значения. Некоторые даже обрадовались, надеясь, что так будет лучше. Тысячи слухов носились по голодному городу. Прихода иранцев ждали с минуты на минуту — Агамухамед–шах с десятью тысячами всадников устремился к Шуше тотчас же, как только узнал о бегстве Ибрагим–хана.
