Томазо Гросси - Марко Висконти
Графиня тайно уже вручила священнику, хорошо знавшему щепетильность и скромность своих земляков и особенно робкий и стеснительный характер Марты, добрую пригоршню серебряных амвросиев и просила его как можно осторожнее и деликатнее передать их старушке, которая так твердо и даже не без гордости сносила свою честную бедность.
Под конец Марта подошла к Биче и хотела было поцеловать ей руку, но та ласково погладила по плечу и сказала:
— Прощай, добрая Марта! Помни обо мне, помни, что в те дни, когда я была маленькой, ты часто носила меня на руках. Молись за меня и прощай. Быстро пройдут оставшиеся мне дни, и когда ты узнаешь, что путь мой окончен, пролей слезу над бедной Биче, которая родилась и росла среди вас и надеялась, устав от жизненных мучений, уснуть под милой землей своей родины, оплакиваемая своими родными и близкими.
Пораженные и словно зачарованные неведомым духом, который, казалось, говорил устами их дочери, граф и Эрмелинда смотрели на нее, не осмеливаясь ее перебить, но когда в ее последних словах прозвучало глубокое и ясное предчувствие близкого конца, оба не смогли более сдерживаться и зарыдали.
Жена лодочника, с которой прощалась девушка, была охвачена состраданием и нежностью, когда Биче с тоской и любовью заговорила о столь дорогих ее сердцу местах. Рыдая, Марта пыталась ощупью найти руку дочери графа. Наконец ей это удалось, и она с мягкой настойчивостью притянула ее к себе, покрывая бесчисленными поцелуями.
Несколько минут царило молчание. Одна Биче не плакала: слишком сильное волнение не давало прорваться навертывавшимся на глаза слезам. Наконец, когда она немного успокоилась, ее захлестнул прилив необычайной нежности. Слегка пожав руку Марты, она вновь повторила:
— Прощай, молись за меня!
И когда та направилась к двери, Биче бросилась на шею к матери и, спрятав лицо у нее на груди, залилась горькими слезами.
Глава XXIII
Как только раздался звук рога, который был сигналом к отправлению ополченцев из Лимонты, Биче перестала плакать, вытерла глаза и лицо и вышла на балкон, а за ней последовали отец и мать. Они смотрели, как из ворот вынесли знамя с изображением аиста, как священник вышел первым, а за ним по двое пошли его земляки, направляясь к воротам Альджизио. Лодочник и его жена замыкали процессию. Марта подняла голову, чтобы попрощаться с господами, и была приятно обрадована, увидев, что Биче оправилась и вышла проводить их.
Было решено, что новобрачные выедут в Кастеллето утром следующего дня.
Когда настал условленный час, девушка, внешне все время остававшаяся спокойной, оторвалась наконец после долгих объятий и бесчисленных поцелуев от матери и, оставив ее всю в слезах, бросилась к лестнице, поспешно спустилась во двор, вскочила на приготовленного ей коня и выехала на улицу. Отторино, Лупо, Лауретта и двое оруженосцев графа, которые должны были сопровождать супругов до Кастеллето, немедленно сели на своих лошадей и последовали за ней. У ворот Биче увидела сокольничего и его жену, которые ждали здесь, чтобы попрощаться с ней и со своими детьми. Но при одной мысли, что ей придется вновь испытать волнение прощания и горечь разлуки, Биче ощутила столь сильное желание поскорее оказаться вне родных стен и вдали от людей, с которыми ей так трудно было расставаться, что она проехала мимо, опустив голову на грудь, и не ответила на поклон сокольничего и его жены.
Маленькая группа в молчании проехала значительную часть пути, ведущего в Сесто Календе. Наконец Отторино, положив руку на шею послушного иноходца, на котором ехала Биче, и не мешая его мерному шагу, заговорил:
— Ты помнишь, Биче, как мы однажды оказались на утесах в Моркате? Ты сидела между мной и отцом, не отнимая у меня своей руки… Тогда в моем сердце впервые зародилась надежда, что когда-нибудь ты станешь моею. Сколько препятствий пришлось преодолеть нам с тех пор! Сколько вынести горя! Но теперь ты моя, моя навсегда! В жизни у меня нет ничего дороже тебя. Я с такой верой, с такой любовью хочу отдать тебе всю свою жизнь, чтобы ты не жалела о том, что решилась соединить свою судьбу с моею!
И юноша продолжал изливать чувства, переполнявшие его душу. Биче так устала от перенесенных волнений, что почти не понимала его нежных слов и только ласково смотрела на своего супруга и, словно сквозь сон улавливая лишь общий смысл произносимых им фраз, слушала их, как сладкую музыку. Девушка, как она сама потом говорила, и правда находилась в таком состоянии, что ей казалось, будто все это сон.
Вскоре они добрались до Галларате, где сошли с коней и остановились на несколько часов отдохнуть на постоялом дворе. Здесь их разыскал гонец, который вручил Отторино письмо. Юноша вскрыл его и чрезвычайно удивился, увидев под ним подпись Марко. В письме говорилось, что Марко поспешно, в большой тайне, вернулся из Лукки и ждет Отторино в замке Сеприо, чтобы немедленно сообщить ему чрезвычайно важные известия. В приписке добавлялось, что Марко чувствует себя очень виноватым перед Отторино и хотел бы искупить свою вину.
Отторино был глубоко взволнован и растерян. Эти новости внезапно изменили все его планы на будущее, поставив его в совершенно иное положение. Решение оставить родные края, к которому он пришел за неимением другого выхода, было худшим из всех возможных. Где-то в сокровенных глубинах его души всегда жила тайная мечта, слабая, неясная надежда на примирение. Гнев молодого человека на Марко был подобен гневу влюбленного, который вспыхивает, как пламя, но тут же гаснет, едва любимая попросит прощения. Не зная за собой иной вины, кроме отказа жениться на дочери Рускони, и полагая, что этого было недостаточно, чтобы Марко так сильно его возненавидел, Отторино приписывал раздражение своего господина злым наветам, и ему казалось, что рано или поздно у Марко откроются глаза и он вернет ему свое расположение.
И подумать только, что теперь сам Марко искал его, просил прощения, протягивал ему руку! И это был тот самый великий человек, которого он любил и почитал, несмотря на его высокомерие и раздражительность, несмотря на еще свежую боль обиды и стыда за нанесенное оскорбление!
— Сейчас я должен сначала поехать в Кастеллето, — сказал Отторино гонцу. — Передай своему господину, что я еще засветло прибуду в Сеприо.
— Нет, нет, поезжайте сейчас, прошу вас! — ответил гонец. — Меня очень торопил управляющий замка, но я потерял много времени, пока вас разыскал.
— Но как ты догадался, что я здесь? — спросил Отторино.
— Один из конюхов графа дель Бальцо сказал мне, что вы поехали в эту сторону. Я поскакал за вами, но не смог догнать вас раньше.
— А кто дал тебе это письмо?
— Управляющий замка в Сеприо еще вчера вечером. Туда прибыл какой-то знатный сеньор, и сразу в разные стороны отправили пять или шесть гонцов.
— Ты знаешь этого знатного сеньора?
— Нет, я недавно в этих краях, но если судить по почестям, которые ему воздавали, это, должно быть, очень большой человек. Он высокого роста, средних лет, красивый, выглядит так-то… — И гонец настолько точно описал внешность Марко, что никаких сомнений больше не оставалось.
Отторино подумал, что любое промедление было бы не только неприличным, но и непростительным из-за серьезности последствий, которые оно могло за собой повлечь. Поэтому он решил тотчас же скакать в Сеприо и оттуда немедленно вернуться к жене.
До замка Сеприо было немногим более получаса езды. Поездка туда и обратно не должна была бы оказаться более длительной, чем та остановка, которую новобрачные собирались сделать в Галларате. Отторино попросил гонца подождать, а сам, радостный и довольный, побежал сообщить новости Биче.
— Так это Марко? — испуганно спросила девушка. — Это Марко зовет вас к себе? О, не уезжайте, Отторино, бежим от этого человека, увезите меня в Кастеллето.
— Но он уже не тот, что прежде, уверяю тебя. Он сам просит прощения и хочет искупить причиненное мне зло.
— О, нет, нет, нет, не уезжайте! Бежим от этого человека, бежим, пока еще есть время!
— Послушай, радость моя, — сказал Отторино, беря ее за руку, — твои страхи, твои волнения безосновательны. В конце концов, разве он был когда-нибудь с тобой невежлив или нелюбезен? Разве он не даровал помилование Лупо благодаря твоим просьбам и заступничеству твоего отца?
При упоминании о страшной ночи, картины которой постоянно жили в ее душе, Биче ощутила такой прилив ужаса, что, положив руку на плечо мужа, сказала:
— Ах, Отторино, вы ведь знаете не все!
— Как? — воскликнул тот в изумлении. — Значит, и ты узнала тогда Марко? А я-то думал… Да, это правда: рыцарь, который выбил меня из седла на турнире, был Марко. Но знаешь ли ты, что жизнь моя — это дар его великодушия? Знаешь ли ты, что он поразил меня тогда затупленным копьем?
В первое мгновение Биче в замешательстве едва не проговорилась о том, что Марко ее любит, но, заметив, что супруг ее не понял, она успела прийти в себя, взвесила всю серьезность своей тайны и вспомнила настойчивые просьбы матери, советовавшей ничего не говорить Отторино, чтобы не поссорить его с этим могущественным сеньором. Вот почему она склонила голову на грудь и замолчала.
