Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Восхождение к власти
— Бедная, — Друзилла погладила сестру по руке.
— Не жалей меня, — высокомерно отозвалась Агриппина, дотронувшись до нового опалового ожерелья. — Я найду сотню способов отомстить Агенобарбу!
Последние слова прозвучали очень резко, почти крикливо. Павлин удивлённо поднял голову, посмотрел на сестёр и противно заорал, открывая клюв и напряжённо шевеля языком.
— Замолчи, гадкая птица! — Друзилла швырнула в него недоеденным яблоком и засмеялась: павлин, казалось, ответил сварливой Агриппине, уловив в её голосе сходство со своим собственным.
— Помоги мне отомстить, сестра, — перейдя на шёпот, попросила Агриппина.
— Как? — тихо отозвалась Друзилла.
Агриппина помолчала, старательно жуя персик. Запила его разбавленным вином и, обретя нужную храбрость, заявила:
— Мне нравится некий молодой человек по имени Пассиен Крисп. Но Агенобарб следит за мной так пристально, что я не могу сказать ему ни слова. Он безотказно отпускает меня только в твой дом. Пригласи к себе Криспа, когда твой муж будет в отъезде, и извести меня запиской.
Агриппина умоляюще сложила ладони и состроила просительную гримасу.
— Хорошее ли это дело, сестра? — Друзилла покачала головой. — Если Агенобарб узнает — прибьёт и тебя, и Криспа!
— Тебе ли учить меня? — возмутилась Агриппина. — Не притворяйся передо мной верной женой! Я ведь видела, как братец Гай посещал тебя ночами!
— Зачем вспоминать былое? — обиженно огрызнулась Друзилла. — Теперь я люблю Кассия.
— Вот-вот! Ты всегда готова любить того, с кем спишь! — злорадствовала Агриппина. — Сегодня Кассия, вчера — Гая. А завтра кого?
— Молчи… — умоляюще простонала сестра. — Если рабы услышат — мне конец! Я помогу тебе.
— Пригласишь Криспа в один из ближайших дней? — Агриппина с хрустом надкусила румяное яблоко. Сладкий сок потёк по подбородку, как у вакханки, забывшейся на оргии.
— Посмотрю, что могу сделать, — уклончиво ответила Друзилла.
— Пойми, сестра, — шептала Агриппина, возбуждённо блестя глазами. — Жизнь без любви — смертная тоска. Если любишь кого-то — отбрось в сторону глупые слова о супружеской верности, ищи любовника, отдавайся ему и не думай о том, что скажут другие! Мужчины, не стыдясь, посещают лупанары. Почему же нам, женщинам, нельзя платить им тем же?!
— Мой Кассий не ходит по лупанарам! — возмутилась Друзилла.
— Не будь так уверена! — засмеялась Агриппина, зло прищуривая дымчато-зеленые глаза. — Я тоже прежде так думала об Агенобарбе. До тех пор, пока однажды ночью поцеловала его, вернувшегося домой, в шею. И ощутила запах чужих благовоний, чужой женщины!.. Послушай, Друзилла! — потянулась она к сестре. — Если тебе посчастливится найти любовь — люби и не заботься о последствиях! Ни один мужчина не стоит нашей верности. Даже твой хвалёный Кассий!
— Ты не права, — качая головой, шептала Друзилла. Агриппину она не могла убедить. Но ведь не сестру, а саму себя пыталась убедить Юлия Друзилла.
* * *Ночью слабо мерцал светильник у изголовья постели. Друзилла опёрлась спиною на бронзовое изголовье. Кассий, довольный и уставший, положил голову ей на грудь. Друзилла ласково перебирала темно-каштановые волосы, целовала лоб, подёрнутый смуглой желтизной.
— Ты меня любишь? — задала она неизбежный, всегда старый и всегда новый вопрос.
— Конечно, люблю… — томно простонал Кассий, ища губами её податливое тело. — Разве я недостаточно доказал тебе?
— Я тоже тебя люблю. И докажу тебе! — с твёрдой решимостью пообещала Друзилла.
LIV
Юлия Друзилла выбралась из носилок и быстрым лёгким шагом поднялась по ступеням Палатинского дворца.
— Брат дома? — с небрежной улыбкой спросила у преторианца, застывшего у входа.
— Гай Цезарь в своих покоях, — отрывисто ответил солдат, глядя перед собой.
Друзилла встретила Калигулу в пустом просторном переходе. Он был один. Нагнулся, чтобы поправить развязавшийся ремешок сандалии. Заслышал шаги и обернулся, продолжая опираться на одно колено. И замер, увидев Юлию Друзиллу. Тонкие губы болезненно задрожали.
Отчаянно призывая спокойствие, она осторожно приблизилась к брату.
— Ты все-таки пришла… — выдохнул он и прильнул лицом к её ногам. Друзилле показалось, что Калигула плачет. Таким горячим было его дыхание, и такими страстными — порывистые объятия.
— Я пришла посетить тебя и твою жену, — Друзилла с ласковой настойчивостью высвободилась из рук Калигулы.
Он поднялся. Губы уже не дрожали. Гай привычно скривил их в улыбке сарказма. Снял одну маску и тут же надел другую, как опытный актёр на подмостках.
— Счастлив ли ты? Хорошая жена — Юния Клавдилла? — расспрашивала сестра.
— Юния похожа на сласти, которые она сама варит из мёда и залежавшихся яблок! — ухмыляясь, зашептал Калигула на ухо Друзилле. — Она до того сладка и навязчива, что меня вот-вот стошнит! Идём, сама посмотришь! — он игриво потянул сестру за край вышитой серебрянными нитями столы.
Юния простодушно обрадовалась, увидев мужа и свояченицу. Она подошла к Калигуле и нежно поцеловала его в щеку. Пухлые губы девушки были крепко сжаты и вытянуты в трубочку. Но Друзилла, наблюдая её поцелуй, передёрнулась с отвращением.
— Приветствую тебя, дорогая Юлия! — радушно улыбнулась ей Клавдилла. — Твоё посещение — радость для меня и Гая! Садись вот сюда!
Друзилла присела на ложе, проникаясь все большей неприязнью к жене брата. Наивная Юния не замечала этого.
— Отведай эти сласти, — хлопотала она около Друзиллы, подставляя ей блюдечко с вареньем. — Я сама их варила!
Друзилла с лёгкой брезгливостью облизала золотую ложку с ручкой в форме козьего копытца.
— Тебе понравилось? — напрашивалась на похвалу Юния. — Если хочешь, я расскажу секрет приготовления.
— Не надо! — насмешливо поморщилась Друзилла. — Я не готовлю еду. Для этого существуют рабы.
Юния, почувствовав насмешку, перестала улыбаться.
— А я готовлю сама, — с тихим достоинством ответила она. — Мне нравится. И Гаю тоже нравится, как я готовлю.
Обе девушки перевели взгляд на Калигулу. Он криво улыбался, слушая жену. И Юния Клавдилла смутилась, чувствуя, что почему-то проиграла, несмотря на свою правоту. Но, как ни силилась, не могла понять — почему.
Зато Калигула безошибочно понял, почему Друзилла так враждебна к Юнии. В ней говорила ревность! Любовь скрыть можно, но ревность никак не скроешь.
Коварно усмехаясь, он подошёл к жене и поцеловал её в шею. А зеленые глаза его пристально следили за Друзиллой.
Друзилла выпрямила спину, стараясь унять неприятную дрожь в позвоночнике. Снисходительно улыбнулась сияющей Юнии. Но улыбка получилась нервной и натянутой, и, казалось, причиняла боль губам.
«Зачем я пришла сюда?» — тоскливо думала Друзилла. И тут же отвечала себе: «Чтобы убедиться в том, что былое уже ничего не значит для меня! По неопытности я совершила глупость. Тому виной — моё былое одиночество и страх перед превратностями судьбы. Но теперь у меня есть Кассий — моя жизнь, моя любовь… Ради него и ради меня самой я сегодня пришла сюда, чтобы положить конец былому!» Но, настойчиво убеждая себя, Друзилла продолжала смотреть в завораживающие, расширенные зрачки Калигулы.
Млела Юния Клавдилла, подставляя плечи неспешным томным поцелуям мужа. Длинные гибкие пальцы его почти касались её груди. А глаза говорили: «Поцелуи эти — тебе, и ласки — тебе, если ты захочешь! Если нет, я отдам их другой». Глуповатая улыбка блаженства блуждала на губах Юнии. И Друзилла вспоминала, как прежде обнимали и ласкали её эти сильные руки с голубоватыми прожилками. В голове шумело, вихрем путались нестройные мысли. «Если тебе посчастливится найти любовь — люби!» — хохотала Агриппина. Призрачный облик сестры затмевала бабка, скрежещущая: «Забудь других мужчин!» «Нам суждена особая любовь!» — по-змеиному шептал Калигула. А поверх всех этих бледных теней витал Кассий, поворачиваясь к Друзилле тонким профилем камеи: «Ради тебя я поступаюсь честью римлянина…»
Друзилла отчаянно помотала головой, отгоняя бредовые видения. Исчезли бабка, сестра и муж. Но Калигула по-прежнему смотрел на неё суженными змеиными глазами, впиваясь губами в шею другой женщины.
— Брат, мне нужно поговорить с тобой, — резко выкрикнула она и облегчённо вздохнула, когда он отцепился от шеи Юнии.
— О чем?
— О моем муже.
Калигула тонко улыбнулся.
— Иди на кухню, — велел он жене. — Присмотри за поваром, чтобы жаркое было приготовлено по моему вкусу.
Юния колебалась, удивлённо глядя на мужа.
— И позаботься, чтобы никто не заходил в опочивальню! — холодным тоном продолжал он. — Сестра желает без помех рассказать мне о своих семейных невзгодах.
Видя сомнения жены, Калигула напоследок крепко поцеловал её в уголок губ. Ласка убедила Юнию Клавдиллу сильнее слов, и она вышла из покоев.
