Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки
— Господин мне льстит, хотя, должен признаться, иногда портреты мне удаются. Однако это зависит от исходной натуры. Господину угодно нарисовать женщину обнаженной?
— Зачем, — несколько смешался Бебий. — только лицо.
— То есть портрет?
— Да.
— Если господину угодно, я мог бы придать ее лицу некоторое очарование. Кое‑что подправить, добавить прелести…
— Зачем? Эта женщина достаточно хороша собой. Марция, открой лицо.
Рабыня повиновалась. Она уложила вуаль на плечи, открыла головку.
Поликтет оторопел. Затем подошел ближе, вгляделся.
— Прошу прощения, господин, вы были правы. Здесь нечего исправлять, здесь природа превзошла саму себя. Я редко встречал подобное совершенство. Позволено мне спросить, кто эта красавица? Я никогда не слыхал о ней. Это ваша невеста?
Бебий, только что испытавший удовольствие от похвал грека, несколько смутился.
— Нет… Впрочем, ты не далек от истины. Так нарисуешь?
— Обязательно. И даже сброшу цену. Смотреть на нее уже награда. Вам будут завидовать, господин.
— Сколько тебе потребуется сеансов?
— Не менее трех, — ответил Поликтет.
— Не пойдет. Один и до вечера
— Это невозможно, господин.
— Я и спрашиваю, берешься или нет?
— Это будет стоить дороже.
— Назови цену.
Сговорившись насчет оплаты, Бебий оставил с Марцией Дима, а сам отправился во дворец Тиберия. Вернулся в ранних сумерках.
Марция сидела посреди мастерской с обнаженными плечами, вполоборота к художнику, который рисовал очередной пергамент. Поза сразу не понравилась Бебию.
— Что же она сидит спиной? — недовольно поинтересовался он. — Мы же договаривались, что ты изобразишь лицо. Чтобы как живое.
— Господин желал, чтобы при взгляде на прототип у него замирало сердце?
— Да.
— Поэтому я сделал много эскизов. Марции пришлось менять позы. Мне кажется, я отыскал, в чем секрет ее красоты.
— Какие у красоты могут быть секреты. Она либо есть, либо ее нет.
— Господин ошибается, — с какой‑то даже затаенной радостной снисходительностью ответил Поликтет. — Красота, даже самая броская, самая яркая, — явление таинственное. Я бы сказал, тончайшее, трудно уловимое. Внешняя гармония, верное расположение частей лица — это еще не красота. Это — оформленное содержание. Доводилось ли господину встречать очаровашек, при взгляде на которых возникает желание?
Бебий хмыкнул, искоса глянул на Марцию. Та отвела глаза в сторону.
— Прикрой плечи, — напомнил ей Бебий, потом повернулся в сторону художника.
— Да, и что?
— Глядя на подобную красотку, каждый испытывает потребность заговорить с ней, попытаться услышать голосок. Предположим, красотка отвечает невпопад или начинает жеманно хихикать, а то вдруг отвечает вам мужским басом. Покажется ли она вам такой милашкой, какой представлялась сначала?
— И с этим соглашусь. Ты, давай короче, Сократ! Объясни, в чем секрет Марции. У нас мало времени.
Поликтет откровенно вздохнул.
— Вот так всегда. Только возникнет желание поделиться открытием, как тебя грубо и бесцеремонно прерывают. Если короче, я могу поклясться, что юная Марция навсегда сохранит нескрываемое обаяние юности.
— Как это? — не понял Бебий.
— Ну, когда ей исполнится двадцать, тридцать, сорок, даже пятьдесят лет, она по — прежнему будет выглядеть юной. Мне так кажется…
— Ты хочешь сказать, что она будет всегда выглядеть моложе своих лет?
Поликтет повертел пальцами, как бы поворачивая предмет разговора.
— Не совсем так, господин. Выглядеть она будет на свои годы, ну, может, моложе. Я имел в виду, что в ее облике вечно будет жить напоминание о Флоре, о богине весны, цветения, желания. Некая тень вечной молодости.
— Мне трудно судить, прав ты, Поликтет, или нет. Я вижу ее такой, какова она есть. Но мне нравится твоя мысль. Если ты изложишь ее в красках, я буду благодарен тебе за то, что пройдут годы, и я смогу оценить, верно ли ты рассудил.
— У вас доброе сердце, господин. Берегите Марцию. Желаю вам счастья. Через неделю шкатулка будет готова.
* * *
Последнее напоминание художника насчет того, что Марцию следует беречь, неприятно укололи Бебия. На обратном пути он был молчалив. Девушка наконец осмелилась и тронула его за рукав туники.
— Ты грустишь?
— Нет, — Бебий улыбнулся. — Впрочем…
— Ты не ждешь ничего хорошего от разговора с матушкой.
Бебий вздохнул.
— Мне следует крепко подумать, Марция. Проявить осторожность. Надеюсь, что все будет хорошо.
— Я буду ждать, Бебий. Я буду верить, что у нас все будет хорошо. Что еще мне остается. Я сегодня же обрею голову, буду приходить к тебе только по твоему зову. Стану самой некрасивой, злой, буду отвечать невпопад, разговаривать с тобой грубым мужским голосом, жеманно хихикать, только, чтобы ты поскорее разлюбил меня. Тебе тогда будет легче.
— А тебе? — спросил Бебий.
— Кого в Риме могут взволновать слезы рабыни? Кто снизойдет до того, чтобы посочувствовать мне. Уверяю тебя, Бебий, я никогда не встану у тебя на дороге, но буду любить всегда. Моя юность, эта тайна, о которой говорил Поликтет, всегда будет принадлежать тебе.
У Бебия перехватило дыхание. Он с силой прижал к себе Марцию.
Сзади раздался предостерегающий голос Дима.
— Люди смотрят.
— Помалкивай, раб, — огрызнулся Бебий.
— Я что, я молчу, — обиженно откликнулся подросток.
Бебий явился к матери в полном военном наряде, с мечом на широком поясе. В руках держал купленный в Паннонии прекрасный стальной шлем с козырьком, который также мог служить забралом. Шлем также был снабжен нащечниками и насадкой на темени, куда был воткнут плюмаж, изготовленный из окрашенного в алый цвет страусиного пера. Козырек и нащечники были покрыты рельефными рисунками. Рисунки позолочены.
Матидия пришла в восторг, захлопала в ладони.
— Каков ты у меня! Ах, Бебий, Бебий, ты оправдал мои надежды. Надеюсь, у тебя хватит ума, чтобы не останавливаться на достигнутом.
— Конечно, матушка. Но мне хотелось бы самому выбрать свой путь.
— Конечно, сынок. Я слова тебе поперек не скажу. Я позвала тебя, чтобы сообщить — я разговаривала сегодня с родителями Виргулы. Должна признаться, что более мерзкого и алчного типа, чем этот Юкунд, я не встречала. Он потребовал за свое согласие двадцать тысяч сестерциев. Я спросила — в своем ли они уме? Откуда у простого солдата, даже приписанного к преторианской когорте такие деньги. Тогда Юкунд заявил, тогда, мол, и говорить не о чем. Я объяснила ему, что Сегестий нынче личный охранник императора. Разумно ли враждовать с ним? Не лучше ли помириться? Папаша заявил, что закон на его стороне, а наш император лучший страж законности и порядка. Так что не надо пугать его бряцанием мечей и командирским голосом. К тому же оказаться его родственником — это неслыханная честь для бывшего гладиатора, а за честь следует щедро платить. Одним словом, цену не скинул.
Бебий задумался, пожал плечами.
— Откуда у Сегестия такие деньги. Мы не можем помочь ему? Сегестий — верный человек, он не забудет о твоей услуге.
— Пять тысяч сестерциев я смогу наскрести.
— Спасибо, матушка.
— Не надо благодарностей, дело еще не сделано. Я познакомилась с Виргулой, она достойная женщина, ей следует помочь.
— Еще раз спасибо, матушка.
Матидия вздохнула, потом после паузы продолжила.
— Теперь давай поговорим о тебе. Позволю тебе напомнить, что тебе уже скоро двадцать. Ты на хорошем счету у императора, наш отец оказался достойным гражданином Рима, в чем я, кстати, очень сомневаюсь. Просто на какой‑то момент интересы Рима и подчинившей его веры совпали. Но это так, к слову. Недолго твоему отцу оставаться в героях. Значит, самое время подумать о твоей женитьбе. Тянуть дальше нельзя. Пусть простят меня боги, но если наш отец опять выкинет какое‑нибудь безумство, тебе будет куда труднее найти достойную невесту. А сейчас подвернулась исключительно удачная партия. В город приехала Секунда, вдова консуляра Клавдия Максима и моя давняя подруга. Они сказочно богаты, недаром Клавдий более десяти лет управлял провинцией Африка. Ее дочь на выданье. Мы уже встречались с ней, разговорились. Она с большой похвалой отзывается о тебе. Оказывается, Марк в приватном разговоре высоко оценил твой нрав, сообщил о твоих подвигах в Паннонии. Императрица также очень заинтересована в этом браке, она готова выступить свахой. К их деньгам да еще твою голову — ты далеко пойдешь.
— Я не против, матушка.
— Вот и хорошо. Поверь, Бебий, я ни в коем случае не настаиваю. Если Клавдия придется тебе не по душе, я не стану упрекать тебя. Однако хотелось бы, чтобы ты ясно представлял ситуацию. Помнится, я говорила, что сама Фаустина горячо взялась за устройство этого брака, так что вряд ли с твоей стороны будет уместно обмануть ожидания императрицы. Другой подобной парии нам уже не найти.
