Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Иггульден Конн
– Нет, господин мой, войска мы не путаем. Это новое, около шестидесяти тысяч человек.
– Вот осиное гнездо! – буркнул Баяр. Хубилай услышал и кивнул.
Царевич хотел выехать немедленно, но когда он, глядя в пустоту, хлебал остывшую похлебку из миски, пришел Урянхатай.
Орлок задумчиво смотрел на Хубилая. За неделю монголы выиграли две важные битвы, каждый раз в численном меньшинстве. Раз сто Урянхатай ждал, что младший брат хана провалится, но тот держался – спокойно командовал, если нужно, помогал и своевременно присылал подкрепление. Орлок чувствовал, что царевич на пределе, но Хубилай так и не сломался, ни разу.
– Господин мой, третье войско не такое уж большое и ни сегодня, ни завтра на расстояние выстрела не подойдет. Если сейчас же двинуться ему навстречу, мы отдохнем перед битвой. Наши люди лучше восстановятся и, если завтра нас ждет двойная битва, получат дополнительные шансы выжить.
Урянхатай с нетерпением ждал ответа. Он уже привык, что царевич пренебрегает его рекомендациями, но из чувства долга продолжал их давать. Он был готов к отпору.
– Хорошо, – к его удивлению, ответил Хубилай. – Поедем на восток и оторвемся от многочисленного врага.
– Да, господин, – Урянхатай чуть не заикался. – Благодарю вас, – добавил он на всякий случай.
Хубилай отодвинул пустую миску и протер глаза обеими руками. Он помнил, что недавно терял сознание, а когда в последний раз спал, припомнить не мог. Голова кружилась, сил не было.
– Орлок, я не всегда внимаю твоим советам, но помню, что ты опытнее меня. Основной лагерь мы тоже переместим подальше от наступающих врагов. Нужно найти безопасное место – лес или долину, где раненые смогут отдохнуть. Мы двинемся быстро, им за нами не поспеть.
Урянхатай пробормотал что-то в ответ и поклонился. Ему хотелось подбодрить своего командира, который сидел перед ним, не в силах шевельнуться. Но в голову ничего не пришло, орлок снова поклонился и зашагал прочь.
Баяр слышал разговор, приблизился к Хубилаю и скривился, увидев, что Урянхатай уже командует.
– Он хорошо к тебе относится.
– Дураком считает, – уточнил Хубилай, не особо задумываясь, потом раздраженно закусил губу. От усталости стало трудно держать язык за зубами. Командиру нужно быть сильным, а не поощрять разговоры по душам.
– Нет, не считает, – возразил Баяр и кивнул сам себе, по-прежнему наблюдая за Урянхатаем. – Видел, как он действовал утром, когда сунцы захватили наш фланг? Никакой паники – орлок отступил, перестроил людей и отбил свою позицию. Очень грамотно.
Замолчал бы Баяр… Меньше всего Хубилаю хотелось, чтобы один командир обсуждал другого.
– А ведь Урянхатай не прирожденный командир, – заявил Баяр.
Хубилай вздохнул, зажмурился и на темном фоне увидел зеленые искры.
– Воины уважают его, – не унимался Баяр. – Они ценят его мастерство. Не боготворят, но понимают, что просто так умирать он их не отправит. Для воинов это очень важно.
– Хватит! Урянхатай хороший человек, ты хороший человек… Мы все хорошие. А теперь садись на коня и уведи тумены на двадцать миль к востоку, чтобы перехватить сунского командира.
Услышав такое, Баяр засмеялся, но сел в седло и, прежде чем Хубилай снова открыл глаза, уже скакал во весь опор и отдавал приказы.
*
С тех пор как Мункэ стал ханом, численность населения ханства увеличилась так, что Чингисхану и не снилось. Мир на родных равнинах очень помогал Арик-бокэ, его брату, и рождаемость подскочила. Каракорум стал настоящим оседлым городом, население которого росло за счет новых районов, построенных из камня и дерева, а старый город практически скрылся из виду. Земля радовала плодородием, и Мункэ поощрял многодетность, понимая, что мальчики – это новые воины. Весной в поход он отправился с двадцатью восемью туменами, общей численностью в четверть миллиона. Ехали быстро, налегке, без пушек и с небольшими припасами. С такими войсками Чингисхан и Субэдэй-багатур пересекали целый континент. Мункэ был готов к тому же.
Он старался быть прогрессивным ханом, старался продолжать дело Угэдэя, создававшего на огромной территории ханства стабильную цивилизацию. Годами он боролся с соблазном отправиться в поход, ездить верхом, воевать. Мелочность городской жизни претила ему, но Мункэ давил сомнения в зародыше. Пусть покоряют и завоевывают военачальники, царевичи, младшие братья, а его удел – править. Великое ханство удалось создать за три поколения, но Мункэ терзался мыслью, что потерять его можно еще быстрее, если не принять соответствующие законы. Он поощрял торговые связи, развитие ямов – все, что объединяло народ. Беднейший пастух должен знать, что над ним есть хан, его господин. Мункэ следил, чтобы из каждого района поступали отчеты. Тогда страждущие смогут подать жалобу, а то и вызвать на подмогу воинов. Порой управление ханством казалось чересчур мудреным и сложным для понимания, но пока у Мункэ получалось. Вопиющие факты коррупции устранялись писцами, виновных снимали с высоких постов. Городские чиновники знали: на них есть управа, и сидели тихо – не то от страха, не то от благоразумия. Налоги текли рекой, но Мункэ не набивал хранилища, а строил новые города и дороги.
Став ханом, он понял, что мир изматывает больше войны. Мир высасывает силу, война же, наоборот, тонизирует. Временами ему казалось, что, вернувшись в Каракорум, братья увидят его сморщенным стариком, раздавленным и истертым бременем ответственности, от которого ему не спрятаться ни на миг.
Сейчас Мункэ ехал с туменами и чувствовал, что бремя лет истончается. Как тут не вспомнить поход с Субэдэем, битву с христианскими рыцарями, капитуляцию врага… За войско, каким сейчас командовал хан, Субэдэй отдал бы правую руку. В ту пору Мункэ был юнцом, и, сев в седло, он снова почувствовал себя молодым. Это ощущение радовало. Слишком долго он жил в замкнутом пространстве. А теперь увидит город, который Хубилай построил на плодороднейшей черной земле. Он увидит Шанду и определит, не превышал ли младший брат свои полномочия. Хулагу курсу хана точно не изменит, а вот Хубилаю нужно напоминать: за ним присматривают. Мункэ не мог избавиться от мысли, что напрасно предоставил брату самостоятельность, да еще на такое долгое время.
Месяцы подготовки к походу омрачило лишь письмо Хулагу, присланное с особой печатью «Мункэ-хану лично». Великий хан убеждал себя, что не боится ассасинов, которых всполошил его младший брат, только как их не бояться? Мункэ знал, что не дрогнет в битве. Знал, что может вести атаку и дать отпор. Свою смелость он доказывал не раз и не два. Но мысль об убийце в маске, который подкрадется к нему спящему и приставит нож к горлу, заставляла Мункэ содрогнуться. Впрочем, если какой ассасин и решил его убить, пару лет ему придется подождать.
Арик-бокэ прибыл в Каракорум, чтобы в отсутствии хана взять бразды правления в свои руки. Мункэ рассказал ему об опасности, но младший из братьев засмеялся, показывая на охрану и вездесущих слуг. Незамеченным во дворец не пробраться. При мысли, что брат в безопасности, Мункэ полегчало. Отъезд из Каракорума тоже помог.
Минуло лишь четырнадцать дней, а тумены уже подобрались к Шанду; оттуда менее двухсот миль до Яньцзина и северных цзиньских земель. Половине воинов едва исполнилось двадцать, большие расстояния им не страшны, а вот Мункэ, подрастерявшему форму, приходилось тяжело. Лишь из гордости он терпел, когда мышцы превращались в жгуты боли. Но самые тяжелые дни быстро прошли, и на десятый-одиннадцатый вернулась былая сноровка.
На горизонте показался город, и Мункэ с благоговением покачал головой. Его брат создал нечто грандиозное, воплотив фантазии в реальность. Хан почувствовал, что гордится Хубилаем, и гадал, какие перемены увидит в брате при встрече. Он и собой гордился. Это он отправил брата в поход, заставив оторваться от пыльных книг. Но Мункэ понимал: благодарности от Хубилая ждать не стоит, так уж устроен мир.
