Ильяс Есенберлин - Шесть голов Айдахара
– Нет, – Тимур сделал рукой предостерегающий жест. В глазах его тускло и зловеще мерцали лунные блики. – Пусть войдут в юрту и займутся своими делами… А уж потом…
Луна опускалась к земле, наливалась красным зловещим светом, приближался рассвет.
– Теперь пора, – тихо сказал Тимур, и густые его брови сурово и жестоко сошлись к переносице.
Трое неслышно спустились с сопки и направились к юрте Инкар-бегим. Навстречу им бросился волкодав, загривок его ощетинился, блеснули влажные от слюны белые клыки.
Длинноусый нукер протянул к нему руку, что-то сказал вполголоса, и пес виновато завилял хвостом. Тимур знал, кого брать с собой на это дело: нукер когда-то состоял в личной охране Хусаина и часто бывал в этом ауле.
Никто не помешал Хромому Тимуру приблизиться к юрте Инкар-бегим. После смерти Хусаина аулы его жен охранялись не строго, и те несколько воинов, которые должны были нести караулы, видимо, где-то крепко спали.
Резко отбросив полог, закрывающий вход в юрту, Тимур первым переступил порог. Язычок пламени в светильнике-ночнике резко качнулся, и по выгнутым стенам юрты заметались зловещие тени.
От того, что увидел Тимур, у него на миг перехватило дыхание. На белой перине, разостланной на почетном месте – торе, предавались любви Инкар-бегим и молодой джигит. Тела их были обнажены и блестели от пота.
По каменному лицу Тимура пошли красные пятна, но ни один мускул не дрогнул на нем. Медленно, словно нехотя, сел он на деревянный сундук, стоящий справа от входа.
Джигит испуганно метнулся к разбросанной на полу одежде. Руки его дрожали, безумно расширенные глаза, не отрываясь, смотрели на Тимура.
– Не спеши, – презрительно сказал Тимур. – Одежда тебе больше не понадобится… Возьмите его… – и он повернулся к своим спутникам. – И пусть свершится то, чего он достоин за свой поступок.
Джигит все понял. Он посмотрел на Инкар-бегим. В глазах его были тоска и безысходность.
– Прощай… – едва слышно сказал он.
Нукеры схватили джигиты за руки и выволокли из юрты.
Не отрываясь, смотрел Тимур на Инкар-бегим. Обнаженная, она по-прежнему сидела на измятой постели, и он невольно залюбовался ее телом. Круглые бронзовые плечи, тугие груди с коричневыми, упруго торчащими сосками, длинные ноги…
– Оденься! – властно приказал Тимур.
Инкар-бегим вскинула голову. Глаза ее сухо блестели. Она презрительно посмотрела на него, неторопливо поднялась с постели, не стыдясь наготы, вызывающе покачивая бедрами, прошла по юрте, сняла висящую на крючке одежду.
За стеной юрты послышалась короткая возня, потом что-то большое и тяжелое упало на землю.
Женщина метнулась к выходу. Не меняя позы, Тимур выставил вперед ногу, преграждая дорогу.
– Сядь! – жестко сказал он. – Сейчас сюда принесут то, что тебе нужно…
Инкар-бегим в нерешительности остановилась, напряженно вслушиваясь в доносящиеся с улицы звуки. И вдруг резко повернулась к Тимуру:
– Почему ты приказываешь мне, словно я твоя жена?! Я ханская дочь, и мужем моим был эмир Хусаин…
Злая усмешка растянула его губы.
– Да. Ты пока не жена, но будешь ею. – Он помолчал. – Ты будешь ею… если хочешь жить…
Полог, закрывающий вход в юрту, распахнулся, и в черном проеме появился длинноусый нукер. В вытянутой руке он держал голову джигита.
Инкар-бегим порывисто шагнула вперед и долго всматривалась в лицо джигита, словно навсегда запоминала его черты.
– Я отомщу тебе! – охрипшим голосом сказала она. В глазах женщины была жгучая ненависть.
Тимур снисходительно усмехнулся и, обращаясь к длинноусому, велел:
– Вы мне пока не нужны. Унесите тело и голову этого… – он презрительно шевельнул рукой, – бросьте его в овраге, из которого он вылез. Пусть тело осквернителя станет пищей для волков и хищных птиц.
Длинноусый молча поклонился и исчез за пологом.
Тимур встал с сундука и медленно, припадая на больную ногу, подошел к Инкар-бегим. Рукоятью камчи он приподнял ей подбородок и долгим пристальным взглядом посмотрел в лицо.
– А теперь заново расстели постель и разденься! – негромко и властно сказал Тимур.
Женщина отпрянула от него. Полные ее губы задрожали.
– Как ты можешь после того, что видели твои глаза здесь?!
– Разве ты не слышала, что сердце мое из железа? Делай то, что я приказал. Тимур не говорит дважды…
* * *Инкар-бегим так и не выполнила своей угрозы, не отомстила Хромому Тимуру. И не потому, что не нашла в себе сил, а просто она была из рода великого Чингиз-хана, где женщины признавали за мужчинами быть жестокими и, однажды покоренные, становились им надежной и крепкой опорой.
Через несколько дней после той памятной ночи Тимур велел привезти Инкар-бегим в свою ставку.
– Ты должна стать моей женой, – сказал он. – Пусть мулла совершит положенный обряд.
– Я согласна, – твердо сказала женщина, в знак покорности опуская свою красивую голову. – Я давно ждала от тебя этих слов, высокочтимый гурхан…
Тимур прищурился, провел ладонью по лицу.
– Гурхан… – медленно повторил он. – Гур-хан… Гур-хан…
Через год, заручившись поддержкой потомков Джагатая, он сделал своей ставкой город Самарканд. И в этот же год, в год зайца (1375), прибежал к нему, ища защиты и поддержки, потомок Токай-Темир-хана, правнук Уз-Темира, сын правителя Мынгышлака Той-Ходжи, рожденный от женщины Котан-Кунчак из рода конырат – Тохтамыш. Будущий хан Золотой Орды спасался от мести Уруса.
Глава седьмая
Урус-хан, сероглазый, высокий, подавшись всем телом вперед, не мигая смотрел на своего родственника – эмира Мынгышлака Той-Ходжу.
– Итак, ты считаешь, что начинать поход против Золотой Орды не надо?
Круглое лицо Той-Ходжи было мрачным:
– Нам не будет удачи…
– Кто сказал тебе? – презрительно спросил хан. – Или, может быть, ты увидел плохой сон?
– Не сон заставляет меня быть осторожным. Звездочет Кази-заде Руми сказал, что звезда Кейван[13] повисла на самом краю небосклона.
Урус-хан зло засмеялся.
– Мы тоже обращались за советом к Кази-заде Руми. И он сказал нам, что на небе появилась кровавая звезда Баграм[14], а значит, поход наш будет удачным.
Той-Ходжа долго молчал, наконец, все так же не поднимая упрямо склоненной головы, сказал:
– Чего добьешься ты, разрушив остов Орды, созданный ханами Узбеком и Джанибеком?
– Я воздвигну новый остов!
– Выдержат ли твои плечи такую тяжесть? Не случится ли так, что ты станешь добычей молодого льва из Мавераннахра – Хромого Тимура? Твой враг не Золотая Орда, а Тимур. Точи свой меч на него, ибо он точит свой на тебя. Скоро Тимур подчинит себе Хорасан и Хорезм, и тогда взгляд его упадет на твои города, что стоят на желтой реке Сейхун, – эмир замолчал. – Я сказал. После не говори, что ты не слышал. И воинов своих я тебе не дам.
– Почему?! – в голосе Урус-хана клокотала ярость. – Кому станут помогать твои воины? Может быть, Мамаю?
Эмир резко вскинул голову:
– Да. Если Мамай сделается ханом Золотой Орды, он сумеет остановить Хромого Тимура. И разве вы не слышите, как зашевелились в своих лесах орусуты? Близко то время, когда они скажут о том, что не желают платить Орде дань. Только Мамай сможет остановить их и напомнить о покорности.
– Значит, ты хочешь, чтобы Золотой Ордой владел не я, а Мамай? – еще больше подавшись вперед телом, спросил Урус-хан.
– Я хочу… – Той-Ходжа не успел договорить. В руке Урус-хана блеснул нож…
Узнав о смерти отца в ставке хана Белой Орды, сын его, Тохтамыш, не стал дожидаться, пока гнев Уруса обрушится на него. Тайно, глубокой ночью, он бежал в Самарканд к Хромому Тимуру.
В дни, когда Тимур сделал Самарканд своей главной ставкой, никто из живущих на земле даже не мог предположить, каким станет древний город, когда дни великого Тамерлана подойдут к закату. Рабы еще не воздвигли прекрасных мазаров Регистана и не стояла под жарким солнцем, споря яркостью своих синих куполов с весенним небом, усыпальница Тимура – Гур-эмир.
Обычен и прост был облик Самарканда – города, который десятки раз топтали, превращая в прах, кони завоевателей и который всегда, подобно птице Феникс, возрождался из развалин и пепла. На северо-восточной стороне его по-прежнему высились остатки крепостной стены города Афросиаба, некогда стоявшего на месте Самарканда, да мусульмане со всего Востока приходили к мазарам Шохизиндана, чтобы поклониться праху младшего брата пророка Мухаммеда – Кусам ибн-Аббаса. Согласно преданию, пришел он в седьмом веке в Мавераннахр, чтобы принести людям свет ислама. Но коварные гяуры обезглавили проповедника в тот момент, когда он творил намаз. Воистину всесилен аллах. Кусам ибн-Аббас не умер. Он взял в руки свою отрезанную голову и спустился в глубокий колодец, который вел в райские кущи имрама. Муллы во всех мечетях рассказывают, что он и поныне живет там.
