Валентин Лесков - Спартак
Немудрено, что при такой политике спартаковские эмиссары, прибывавшие в Сицилию группами и в одиночку, чувствовали себя на острове довольно свободно и вели усиленную работу по подготовке общесицилийского восстания. Повсюду формировались партизанские отряды («разбойники», по определению Цицерона), действовавшие в различных районах. А наместник на все это смотрел сквозь пальцы.
Двусмысленная политическая позиция Г. Верреса делает вполне понятной его политику по отношению к рабам и рабовладельцам в самой Сицилии, политику, над которой Цицерон едко иронизировал: «Что сделал ты, добрый страж и защитник провинции? Рабов, пытавшихся взяться за оружие и зажечь в Сицилии пламя войны, признанных виновными после произведенного тобою следствия приговором твоим и твоих заседателей, — этих рабов, переданных уже палачу для свершения над ними казни по обычаям предков, ты осмелился вырвать из рук смерти и объявить свободными от суда…
…Да, ты отличный полководец, не чета доблестному Манию Аквилию, а разве Павлу, Сципионам, Марию! Какую дальновидность обнаружил он среди той паники, среди угрожавших провинции опасностей! Убедившись в неблагонадежном настроении сицилийских толп рабов, вызванном бушевавшей в Италии невольнической войной, какой спасительный страх сумел он нагнать на них, чтобы отбить у них охоту шевельнуться! Он велит схватить буянов — кто бы тут не испугался? велит хозяевам явиться на суд — что за страшное мгновение для рабов! произносит вердикт: «Да, виновны!» — ясно, что пожар вовремя потушен слезами и кровью немногих людей. Что же дальше? Ну, разумеется, бичевание, пытка огнем и крайняя кара осужденным, крайний страх прочим — мучительная смерть на кресте… Нет, от всего этого их освободили! Воображаю, как ужаснулись рабы при виде этой податливости наместника, у которого можно было выкупить жизнь осужденных за преступный заговор рабов даже (в последнюю минуту) при посредничестве самого палача!»
Для Верреса вторжение восставших рабов в Сицилию давало возможность снять с себя ответственность за состояние острова: все — и свои собственные деяния! — можно было свалить тогда на них. Неблагоприятных же последствий для себя он мог не опасаться: корабль для бегства всегда находился наготове…
Пока он занимался грабежами, Л. Лукулл шел дорогой славы, мечтая стать новым Александром Македонским. И казалось, счастье улыбалось ему…
Глава четырнадцатая
ТРЕТИЙ ГОД ВОЙНЫ С МИТРИДАТОМ (72 г.)
Предстоящий третий год гойны обеими сторонами рассматривался как решающий. И Л. Лукулл и Митридат энергично готовились к новым боям. Понтийский царь зимовал всего в 150 километрах от римлян, к востоку от города Команы и реки Лик, в области Кабиры, где находились его богатый дворец и сокровища. Он писал многочисленные письма к сыну Махару, правителю Боспора, требуя прислать ему военную помощь. Он просил о поддержке царей Скифии, своего зятя Тиграна Армянского и парфян.
Махар и скифы прислали помощь, Тигран же и Арсак под разными предлогами в ней отказали — ни тому, ни другому не хотелось ввязываться в опасное и неудачное предприятие Митридата.
В приготовлениях и переговорах прошла зима. Наступила весна. В распоряжении Митридата находилось уже 60 тысяч человек пехоты и 8 тысяч человек конницы.
В конце апреля, узнав о готовности Митридата к военным действиям, Л. Лукулл отдал своему войску приказ о выступлении на юг. Вместе с ним в путь отправились 30 тысяч римлян, 30 тысяч вспомогательного войска и 5 тысяч конницы, состоявшей из римлян и фракийских наемников. У Амиса римский полководец оставил с частью сил Л. Мурену, у Синопы — Аппия Клавдия, у Евпатории — Кассия Барбу, у Темискиры — Кв. Вокония, поручив им продолжать осаду неприятеля.
Чтобы остановить врага и предотвратить его нападение на Кабиры, Митридат поспешно высылает навстречу Л. Лукуллу 50 тысяч пехоты и 5 тысяч кавалерии (командиры армий — Менандр, Менемах, Мирон, Метрофан и Л. Фаний). В долине реки Лик начались конные стычки. Наконец обе стороны сошлись для битвы. В ходе боя Метрофан и Л. Фаний, сговорившись тайно с Л. Лукуллом об измене, сломали внезапно фронт и вызвали тем самым бегство всего войска.
Получив известие об измене, о поражении и беспорядочном отступлении войска, Митридат пал духом. Но, ободряемый Таксилом, Метродором, Каллистратом и начальником своей личной гвардии Битоитом, он понемногу вновь пришел в себя и отдал приказ Таксилу и Диофанту с вновь набранным войском, которое они усиленно обучали, — 40 тысяч пехоты и 4 тысячи кавалерии — поспешить на помощь разбитым частям. Одновременно Митридат поручил Таксилу попытаться подкупить в войске Л. Лукулла фракийские конные части. Еще недавно они сражались на стороне царя, но были пленены римским полководцем и включены в состав его собственного войска, поэтому Митридат надеялся склонить их к отпадению от последнего.
Совместно с фракийскими командирами был выработан общий план действий. И когда после серии новых стычек стороны сошлись в большом конном сражении, фракийцы обратили вдруг оружие против римлян. Произошло страшное избиение римской части конницы. Остатки ее, бросив своего раненого начальника М. Помпония — такое случалось у римлян не часто! — обратились в паническое бегство.
М. Помпоний был взят в плен и доставлен торжествующими победителями к Митридату.
Получив известие о поражении своей конницы (остатки ее спаслись в расположении римской пехоты), Л. Лукулл стал поспешно отходить в горы. Поразмыслив над своим новым положением, Л. Лукулл решил двинуться не назад, к побережью, а вперед, к Кабирам. Именно туда хотел он вызвать подкрепления — новые конные части, которые по его поручению должны были набрать для него офицеры-вербовщики, направленные в Галатию и Каппадокию.
Найдя проводников-греков, Л. Лукулл горными тропами направился к Кабирам. Туда же по равнине поспешили и понтийские войска. Они прибыли первыми, а ночью в намеченное им место прибыл Л. Лукулл. Он разбил лагерь прямо над головами врагов.
Митридат, желая поставить врага в трудное положение с продовольствием — он хорошо запомнил урок Кизика, — приказал беспощадно разорить всю округу. Расчет оказался правильным. Понуждаемый необходимостью, Л. Лукулл вскоре был вынужден отправить в Каппадокию (после известного поражения римской конницы верность царя ее заколебалась, и он перестал посылать хлеб) сильные отряды для захвата продовольствия. Митридат, узнав об этом, отрядил против него крупные по численности части. После нескольких столкновений произошла большая битва, в которой войска Митридата потерпели сокрушительное поражение в окрестностях Кабир.
М. Помпей, родственник Гн. Помпея Великого, с порученным ему легионом овладел лагерем Митридата за рекой Лик. Неустанно преследуя по пятам уходящего врага, он старался во что бы то ни стало взять его в плен.
Загоняя до смерти коней, Митридат с небольшой свитой примчался в Коману. Соединившись здесь со стоявшим в качестве гарнизона отрядом всадников (2 тысячи человек), он немедленно повернул на восток. Проделав за три дня путь в 200 километров, царь перешел через границу Армении у Телавра (июнь 72 г.).
М. Помпею поневоле пришлось остановиться на границе в ожидании дальнейших распоряжений своего полководца.
А Лукулл, спустившись с высоты, куда загнал его Митридат (таковы-то перемены воинского счастья), осадил Кабиры. Он предложил гарнизону сдаться, но получил отказ. В Кабирах еще надеялись на помощь, которую Митридат обещал привести от Тиграна.
Оставив для осады города часть сил, с остальными Л. Лукулл поспешил к Телавру, где находился уже М. Помпей. Он прибыл туда через четыре дня после перехода Митридатом армянской границы.
Долго размышлял Л. Лукулл, как быть: перейти ли границу или нет? Послать ли Тиграну требование выдать Митридата? Или пока воздержаться от всяких конфликтов с армянским царем?
Наконец он остановился на самом осторожном решении: предоставить пока и Тиграна и Митридата самим себе. Присоединив к себе легион легата, Л. Лукулл двинулся для мести в земли халдеев и тибаренов, давших царю войска для войны, а оттуда в Малую Армению. Повсюду он заставлял сдавать себе крепости и города.
Победы, одержанные Л. Лукуллом, привели в восторг всех сулланцев в Риме. Смягчились даже многие его противники. Повсюду в адрес полководца расточались самые горячие похвалы. Не отставал от других и Цицерон. В каком духе произносил он свои панегирики, можно судить по следующим его словам: «Прежде всего я желал бы дать всем понять, что я воздаю Л. Лукуллу всю ту хвалу, которой он заслуживает, как храбрый воин, мудрый администратор и великий полководец. Его прибытие состоялось в ту пору, когда Митридат располагал громадными войсками, которые к тому же были снабжены всем необходимым, ни в чем не терпя недостатка, а глубоко преданный нам город Кизик, один из самых главных городов Азии, был обложен полчищами царя под его личным командованием и подвергался жестоким нападениям. И что же? Благодаря мужеству, бдительности и находчивости Л. Лукулла этот город был освобожден от страшной опасности, которой ему грозила осада. Им же был разбит и уничтожен огромный и прекрасно оснащенный флот, который под начальством вождей-серторианцев и с пылающим ненавистью экипажем несся к берегам Италии. Он же, истребив в целом ряде сражений несметные рати врагов, проложил нашим легионам путь в Понт, который до тех пор был со всех сторон недоступен для римского народа…»
