Андрей Расторгуев - Атака мертвецов
Неподалеку, в районе одной деревеньки, что верстах в семи дальше по прифронтовому шоссе, работал при корпусе другой отряд Красного Креста. Его начальник, Тарасов, был знаком Буторову еще со времен учебы в Александровском лицее. Дошел слух, что на том участке немцы особенно активны и что Тарасовский отряд едва справляется с работой. Решили ехать к нему.
Двинулись под вечер со всеми двуколками, взяв направление на видневшееся вдали зарево, как раз где-то в том районе. Чем ближе подходили, тем яснее становилось, что горит сама деревня. В соседней деревушке из нескольких лачуг, освещенной багрово-красными отблесками недалекого пожара, нашли Тарасова. Осунувшийся, с припухлыми веками и темной синевой под глазами, он был несказанно рад нежданно-негаданно пришедшей подмоге, тут же решив использовать дополнительные двуколки для эвакуации раненых в Арис.
– Село широко разбросано, главным образом в длину, – говорил он Буторову, показывая на горящие дома. – Наши позиции приблизительно посередине. Там все так перемешано! Домики то и дело переходят из рук в руки. Сам черт не разберет, где наши, а где немцы…
Когда начали грузить раненых, появился запропастившийся куда-то, взволнованный Негго, запальчиво требуя отменить погрузку.
– Почему отменить? В чем дело? – недовольно нахмурился Буторов.
– Здесь уже безопасно, – задыхаясь, тараторил студент. – Отсюда всегда успеем людей вывезти, а в деревне той все дома ранеными забиты, и ехать никто не решается.
– Да вы же знаете, что там все поперепутывалось. Выбраться практически нет шансов. Да и въехать незамеченными вряд ли получится.
– Туда можно проехать, – продолжал горячо доказывать Негго. – Только что из деревни пришел полковой санитар. Он берется нас провести. Там раненых полно. Солдат и офицеров! Кто их заберет, Николай Владимирович? Говорю вам, проехать можно, только ночью.
В голосе студента звучала мольба, и глаза блеснули в полумраке. Просяще или азартно? Пойди пойми его…
– В деревне от пожара светло как днем, – попробовал спорить Николай.
– Полковой санитар говорит, что немцы устают за день. Ночью они спят и атаковать не будут. Этим нужно воспользоваться. Если мы туда не поедем, никто не поедет. Что же теперь, бросить раненых на произвол судьбы?
Ну, студент… Что ты будешь с ним делать!
– Зовите вашего санитара, – сердито бросил Буторов, уже понимая, какое примет решение.
Санитар, усталый пожилой мужичок, на расспросы отвечал толково, полностью подтвердив слова Негго.
– Именно что ночью, – говорил уверенно, – можно забрать хотя бы часть раненых. Я хорошо знаю расположение деревни. Могу подсобить проводником.
Этот говорливый санитар, кажется, еще не до конца выбился из сил, несмотря на утомленный вид. Во всяком случае, на Буторова он произвел хорошее впечатление, и Николай приказал-таки остановить погрузку. Забрав двадцать свободных двуколок, они двинулись в сторону пожара.
Дальняя часть деревни полыхала особенно ярко. Весь путь освещался багрово-красным пламенем, делая отряд прекрасно видимой мишенью. Оттого и дистанции между двуколками держали большие, а с приближением к селу взяли лошадей под уздцы. В ночной тишине, которую нет-нет да и нарушит раздавшийся вдруг хлесткий одиночный выстрел или короткая пулеметная дробь, отчетливо слышалось негромкое, сонное потрескивание горящего дерева.
У первых же домиков поспешили нырнуть в их спасительную тень. Дальше тянулась длинная вереница домов, отчетливо видимых на фоне временами сильно бушующего пожара. Николай долго всматривался туда, пытаясь что-то уловить. Но чувствовал только близость врага и полное запустение вокруг. Это тревожило, пугая ничуть не меньше, чем вид наступающих цепей германской пехоты…
Разговаривая вполголоса, решили продвинуть двуколки как можно дальше и лишь затем начать эвакуацию. Едва дождались, когда замолкнет очередной перестук пулеметов, и первая двуколка рысью умчалась к следующему двору. Там, в доме, нашли несколько раненых. Погрузили…
По очереди, с большими перерывами, двуколки проскакивали от домика к домику, от тени к тени, постепенно продвигаясь вперед. Все чаще слышалась пулеметная стрельба, засвистели пули. Похоже, отряд заметили. В пылу быстрых передвижений и погрузок Николай не сразу сообразил, что раненых набралось куда больше, чем они могут забрать. У очередного домика, уже двенадцатого или четырнадцатого по счету, он сказал Негго:
– Все. Продвигаться дальше запрещаю. Начинаем эвакуацию.
– Разрешите пройти еще хоть немного, – взмолился тот.
– Зачем? Мы из тех-то домов, где уже побывали, вряд ли сможем всех забрать.
– Санитар говорил, что впереди, через два домика, два офицера лежат.
– Да поймите же, наконец. Мы не можем безумствовать, – сердито зашипел Николай. – О нас уже знают. Слышите, как пулеметы стучат? Не могу я напрасно рисковать ни вами, ни санитарами!
– Прошу вас, Николай Владимирович, – продолжал умолять упрямец. – Позвольте взять пару двуколок. Я один с ними пойду. Нужно спасти офицеров.
Хоть кол на голове теши!
– Я же вам говорю, мы все равно всех не вывезем.
– Но ведь мы их последняя надежда. Санитар уже пошел туда…
Что за самоуправство в самом-то деле! Никакого сладу с этими студентами.
Буторов молчал, не находя больше слов для возражений. Да и трудно было спорить, глядя в широко распахнутые глаза Негго, преисполненные благородного душевного порыва и надежды.
– Ну, бог с вами, берите, – сказал, махнув рукой. Напоследок добавил с угрозой: – Но если влипнете, пеняйте на себя.
– Есть пенять на себя! – радостно выпалил студент и вприпрыжку понесся к двуколкам.
Укоризненно покачав головой, Николай вошел в дом.
Отблеск пожара проникал в окно, позволяя худо-бедно разглядеть помещение. По крайней мере, не приходилось делать все наощупь. Здесь, на полу, лежали двое раненых солдат, возле которых уже суетились верткие санитары. Еще кто-то был в затененном углу, на скамье. Или это просто груда одежды? Николай нашел на столе свечной огарок, запалил и, прикрыв ладонью, направился в угол.
Там под шинелью лежал офицер с простреленной грудью, укрытый чьей-то заботливой рукой. Молодое лицо, только бледное, как у покойника, осунувшееся, небритое. Дышит еле-еле. Казалось, он в забытьи. Но нет, глаза приоткрылись, губы дрогнули в слабой, едва заметной улыбке.
– Спасибо, князь, – прошептал он, приняв, очевидно, Буторова за кого-то из своих офицеров. – Я знал… Вы приедете… Меня… не трогайте… Умираю… Письмо… матери… кармане…
Достав сложенное вчетверо письмо из кармана его шинели, Николай принялся успокаивать:
– Не волнуйтесь. Сейчас мы вас отвезем. Вы поправитесь…
– Нет… Умираю… – Он с трудом выговаривал слова. Видимо, силы были на исходе.
Выдавил еще несколько несвязных фраз и захрипел. Хрип становился сильнее. Офицер сделал пару судорожных вдохов, чуть приподнялся, дернул рукой и грузно упал обратно на скамью. Он был мертв. Продолжая стоять со свечой в руке, Буторов почувствовал, что плачет. Трясущимися пальцами отер набежавшие слезы.
Неизвестно, сколько бы так простоял, не раздайся за спиной чьи-то быстрые шаги. Это Негго. Подошел, радостно заявив:
– Офицеров вывезли…
Увидел умершего, притих. Приблизился к нему и сухо, по-деловому констатировал смерть, напоследок перекрестившись.
– Идемте, Николай Владимирович. Пора ехать. Все готово.
– Надо забрать его с собой, – преодолевая застрявший в горле ком, едва смог выговорить Буторов, показав огарком на тело только что скончавшегося офицера.
– Мест не хватает, – резонно заметил студент.
Подняв на него заплаканные глаза, Николай дрожащим голосом упрямо произнес:
– Если придется, на себе понесем… Я понесу…
Вздохнув, Негго без лишних слов подсунул руки покойнику под плечи:
– Берите за ноги. Нам действительно пора уходить…
Глава 14. Стояние у Мазурских озер
Тридцатого ноября начальником штаба 10-й армии вместо убывшего в 1-ю армию генерал-лейтенанта Одишелидзе был назначен барон Алексей Павлович фон Будберг, состоявший при штабе в должности генерал-квартирмейстера.
Это повышение оказалось для него весьма неожиданным, равно как и почетным. Правда, лично барона порадовало не особо – настолько свыкся он со своей прежней работой, которая была довольно интересна, с изрядной долей активности и свободы действий. И вот его вдруг вырвали с корнями из привычной почвы и поместили в совершенно другую, малознакомую среду. Прощайте, относительно спокойные деньки, не забитые всяческими административными, инспекторскими и хозяйственными делами. Здравствуйте, обременяющие мытарства, извечные спутники тех, кто состоит на должностях начальников армейских штабов!
В мирные времена никому и дела не было до подготовки офицеров к штабной работе на период военных действий. Неудивительно, что первые же бои показали низкий уровень организации управления войсками, обнажив именно те проблемы, коим уделялось незаслуженно мало внимания, а то и не уделялось вовсе. И что же? Офицеры были принуждены учиться своим обязанностям на практике, на крови, в условиях, где за каждую ошибку платишь весьма дорого и любой неверный шаг может обернуться катастрофой. И все это в бешеном водовороте стремительно меняющих друг друга событий и самых горячих операций армии, когда при всем желании для постижения науки побеждать не остается уже ни возможности, ни времени.
