Уильям Нэйпир - Собирается буря
— Гьюху и Кандак, — хрипло сказал он, дернув головой. — Вы отослали их вместе с лошадьми. Это подкрепление?
— Нечто вроде, — ответил Аттила.
— Тогда где они? Если они вскоре не появятся, то будет уже поздно. А нам нужны свежие силы.
— У Гьюху и Кандака нет того, что можно назвать свежей силой, — сказал Аттила. — Даже наоборот. Они вернутся слабыми.
Чанат нахмурился и недовольно пробормотал, что сейчас не время для головоломок и тайн:
— Загадками войны не выиграешь.
Каган лишь поднял бровь, затем повернулся, воткнув меч в грудную клетку кутригура, перепрыгнувшего через разрушенные заросли, пробравшегося сквозь столбы и побежавшего вперед, оскалив зубы, словно росомаха.
За ползущими врагами всадники услышали приказ, исходящий от хитрого старого вождя: никто не смог бы столь долгое время руководить Волчьим племенем, не будь он коварнейшим и беспощаднейшим человеком. Затем одни стали передавать горящие факелы по рядам, а другие разделились и начали брать стрелы из повозки. Женщины раздавали их, улыбаясь и оживленно болтая. Эти стрелы были плотно упакованы в смолистый камыш, который не замерзает и не ломается в болотах даже при очень сильном холоде. Некоторые оказались пропитанными нефтью из пустынных месторождений. Если их один раз зажечь, то они не погаснут до тех пор, пока не сгорят полностью. От факелов, которые кутригуры держали в руках, пламя перекинулось и на эти огненные стрелы. Враги подняли их вверх и размахивали, словно знаменами победы, по пути зажигая оставшиеся из полыхающих лачуг деревни. Неторопливо выбрав цель, воины стали обстреливать гуннов в колючих зарослях. Пламя тут же охватило сухой терновник и стало быстро распространяться.
Огонь вспыхнул прямо перед лицом Ореста и Аттилы, и оба воина тут же упали навзничь. Грек слегка зашатался.
Случилось то, что предвидел Аттила. Едва загорелись колючие заросли, на пути неприятеля возникла непроходимая огненная преграда, послужившая отличной защитой для гуннов. Такую же роль сыграли и столбы. Когда терновник превратится в груду черного дымящегося пепла, кутригурам придется пробираться без лошадей. И маленький отряд, состоявший из воинов и искателей приключений, будет мгновенно вырезан, несмотря на храбрость и доблесть.
Град стрел не прекращался. Боец из группы Аладара, сдерживавший натиск там, где враги прорвались через колючие заросли, сделал шаг назад и стал медленно отступать сквозь шипы к хижине, в которой, сжавшись от ужаса, сидели жители деревни. Он осторожно гладил стрелу с белым оперением, воткнувшуюся в живот, идя спокойно и неторопливо и перебирая перья, словно это был птенец. Воина настигли еще две стрелы, как будто пущенные наудачу и попавшие в спину, пока тот шел. Гунн упал и испустил дух.
Его пронзительный вопль слышали все жители деревни, съежившиеся под деревянными перекрытиями.
Первые лошади споткнулись и свалились в ров за колючими зарослями, лишь сверкнув копытами. Оскалив зубы, животные громко ржали. Они отчаянно пытались уцепиться за осыпавшиеся стены суровой незаметной западни перед колючими зарослями, которые теперь возвышались над головами. Там кони и всадники стали легкой добычей для гуннов. Но теперь ров был наполовину наполнен мертвыми и умирающими, а колючки горели и постепенно превращались в руины.
Спешившиеся воины бесстрашно приблизились к чаще с шипами, как раз вдоль другой стороны заваленного котлована, и стали стегать своих оставшихся в живых лошадей длинными веревками, сбивая колючки и оттаскивая их прочь. Кони и люди давили друг друга во рву, пешие несли топоры к потемневшим от огня столбам и разрубали на части. Мчались самые опытные кавалеристы кутригуров, по-прежнему горя желанием сражаться.
— Аладар! — отчаянно закричал Аттила. — Приведи сюда людей! Не давайте врагам пройти, что бы ни случилось!
Аладар со своим отрядом кинулся через круг и сделал большее, чем просто удержание нападавших. Он набросился на веревки с кинжалом и разрезал их, а воины, упав на колени, укрылись в тени вставших на дыбы лошадей кутригуров и стали стрелять прямо во всадников. Один из неприятелей уже почти соскользнул со своего споткнувшегося коня, но все-таки смог встать на ноги. Он вытащил длинный изогнутый меч и посмотрел на Аладара. Тот подбежал к кутригуру сбоку и ударом сзади снес макушку черепа, которая завертелась в воздухе, словно обеденная тарелка с костями. Однако враг по-прежнему стоял в позиции для нападения, широко раскрыв удивленные глаза. Его мозги вытекали через открытый череп, как серая каша, пузырящаяся через край котелка.
Аладар завертелся на пятке и вспорол кутригуру живот, вскрыв желудок. Обреченный на смерть еще долго оставался в живых и мог видеть, как собственные тусклые кишки вываливаются на землю, подобно куче скрючившихся угрей. Потом он испустил дух.
Неподалеку Есукай провел рукой по лицу и глубоко вздохнул. Струя ярко-красной крови закапала из подмышки. Стрела прошла дальше, чем казалось.
Орест отъехал от разваливающихся горящих колючих зарослей и посмотрел на Аттилу. Белки глаз сверкали на потемневшем от сажи лице. Грек не произнес ни слова. А что можно было сказать?! Они вместе пробивались через разрушенную войной Италию еще в юности, ускользая и от готов, и от римлян. Похоронили третьего спутника — плоть и кровь Ореста, любимую маленькую сестру Пелагию. Они не понесли ни одного поражения. Бежали из римского легионерского стана и перешли Дунай под непрерывным огнем. С тех пор сражались по всей Скифии, а заодно — вдоль широких песчаных берегов Желтой реки и на изумрудно-зеленых лугах Манчжурии. В отрочестве воевали в испепеленных землях Трансоксианы, в горах и крутых спусках Хорасана против могущественных правителей из династии Сасанидов. Вели странные и жуткие битвы среди руин Кушанской империи, сражались на стороне индийских князей и против иных индийских царей, добивались вместе золота и славы. А теперь оказались здесь — в этой земле, у которой, по выражению Ореста, и имени-то еще не появилось. И раньше приходилось сталкиваться с запущенностью, но не столь ужасной. Все, казалось, ополчилось против гуннов.
Аттила знал, о чем думает Орест и остальные воины, силы которых постепенно таяли. Каган повернулся и уверенно, как и подобает завоевателю, зашагал рядом с ними, вращая сверкающим мечом над головой. Громко, заглушая грохот битвы, Аттила заявил, что это вовсе не конец. Никому не суждено здесь сложить голову! Гуннам по-прежнему предстояло сражаться и разрушить Рим, а затем выступить против Китая. Мир принадлежал им. Аттила сказал, что слышал об этом от Астура, творца всего живого. Гибель — не здесь и не сейчас. Конечно, каждый воин в глубине сердца чувствовал: именно тут и должно было это случиться, время пришло. Они погибнут, сражаясь посреди колючих зарослей и под градом стрел, пронзаемые мелькающими мечами кутригуров. Но все-таки гунны почему-то верили в Аттилу.
Верховный вождь отдал краткий приказ, и изможденные, но вымуштрованные воины тут же выполнили его, покинув брешь в терновнике, отойдя от столбов и отступив назад. Теперь, по-видимому, самым логичным казалось бы собраться всем вместе, из последних сил отчаянно защищая деревянную палатку. Но лучшей мишени для смертоносных стрел кутригуров придумать было невозможно. Аттила же велел воинам снова разделиться на группы по десять человек и, сколько бы ни осталось в живых, сражаться, образовав подвижный отряд.
Это был хитрый ход. Кутригуры не могли пускать стрелы в общую массу. Поскольку таковой не оказалось, существовала вероятность попадания в своих же соплеменников. Когда свирепые дикари ворвались внутрь, им пришлось атаковать каждую группу по отдельности. Нападая на одну, кутригуры тут же несли большие потери от стрел другой в тылу или на фланге. Эта военная тактика при малой численности войска оказалась самой верной. Сила и ловкость обращения с мечом, которыми обладали люди Аттилы, их фанатичная преданность друг другу и своему властителю производили ужасающее впечатление. Ряды врагов таяли с невероятной скоростью. Хотя никто, кроме одного человека, не знал этого, но отряды гуннов сражались подобно миниатюрным римским легионам. Для раздробленной, сбитой с толку, неуклюже передвигающейся кавалерии кутригуров они оказались непобедимыми.
Дым и пыль застилали небо, крики животных оглашали окрестности чаще, чем вопли людей. Усталость опускалась на плечи бойцов, кровь заливала лицо: удар — и гибель, и снова удар — и снова гибель. Сколько это продлится? Тогда истощение станет причиной смерти, а не бесстрашие или сила врагов. Подобное нередко случается с воином. Убивает его усталость, а не что-либо еще.
Орест, Аттила и ближайшие из спутников сражались спина к спине у восточной границы круга, пытаясь приблизиться к центру. Но неприятель продолжал наступать. Сменить позицию казалось неосуществимым. Оставаться в живых было единственным, что могли сделать гунны.
