Сергей Цветков - Карл XII. Последний викинг. 1682-1718

— Вашему величеству не следовало бы подвергать так бесцельно опасности никакого капрала, не говоря уже о вашей высокой особе.

Но Карл, недолюбливавший Левенгаупта после Лесной, не ответил ему. После того как пуля ранила в ногу лошадь Левенгаупта, генерал вновь обратился к королю с той же просьбой.

— Пустяки, — ответил Карл, — не бойтесь, найдете другую лошадь.

Тогда Левенгаупт с достоинством сказал:

— Без пользы приносить в жертву не следует даже солдата, тем менее генерала. Я поеду своей дорогой.

Он повернул лошадь и уехал в лагерь; Карл, помедлив, последовал за ним. В это время небольшой русский отряд начал переправляться на шведский берег. Король собрал солдат и помешал переправе. Однако после того как русские отступили, он продолжал разъезжать по берегу под пулями. Наконец ему это наскучило. Карл тронул поводья, чтобы уехать, и в это время пуля попала ему в пятку.

Карл не вскрикнул, не изменился в лице и спокойно поехал в лагерь. Долгое время никто из драбантов, едущих рядом, ничего не замечал. Вдруг один из них обратил внимание остальных, что с королевского сапога стекает кровь. Сначала они думали, что под королем ранена лошадь, но затем, увидев побледневшее лицо Карла, поняли, в чем дело. Карл, с трудом державшийся в седле, отказался от помощи и доехал до лагеря сам.

Навстречу ему вышел Левенгаупт.

— Господи, помоги нам, — в испуге вскричал он, — случилось то, чего я всегда опасался и что я предсказывал!

— Рана только в ноге, — спокойно и как будто даже с сожалением сказал Карл. — Пуля еще в ней, но я велю вырезать ее на славу.

Король не сразу вызвал врачей. Он еще заехал в траншеи, чтобы проверить караулы. Быть может, в это время он вспоминал устав викингов:

Рана — прибыль твоя: на груди, на челе то прямая украса мужам.Ты чрез сутки, не прежде, ее повяжи, если хочешь собратом быть нам.

Прошло около часа. Рана успела так воспалиться, что сапог пришлось разрезать. Кость оказалась раздробленной, и хирурги сделали глубокие надрезы на ступне, чтобы вынуть осколки. Король ободрял их:

— Режьте, режьте живее — ничего!

Он не позволил, чтобы его поддерживали во время операции, сам подставлял ногу и не спускал глаз с ножа. Позже, когда вновь потребовалось удалить гниющее мясо, хирург не захотел браться за нож и предпочел прижечь рану. Тогда Карл взял нож и собственноручно вырезал что было необходимо.

В письме Ульрике Элеоноре король мимоходом упомянул, что «получил в ногу faveur». Он употребил это французское слово, означающее «милость», потому, что оно как нельзя лучше выражает отношение к ранам викингов, видевших в них отличие, благодеяние судьбы.

Опасность гангрены миновала, но королю пришлось несколько дней пролежать в постели. Чтобы развлечься, он заставлял своего слугу, Гультмана, садиться рядом и рассказывать саги и истории о рыцарях. Гультман отметил в дневнике, что Карлу особенно понравилась сага о Роларе Гётриксоне, о том, «как этот богатырь одолел русского волшебника на острове Ретузари (где ныне расположен Кронштадт. — С.Ц.) и завоевал всю Россию и Данию, так что имя его почиталось и прославлялось на всем севере».

ПОЛТАВСКОЕ СРАЖЕНИЕ

В начале восемнадцатого века

Восток дремучий с помощью луны,

Добившись небывалого успеха,

Отторгнет кус от северной страны.

Король, вдали от родины разбитый,

В долины полумесяца бежит…

Между тем «русский волшебник» всю весну «колдовал»: готовил флот для предупреждения возможного выступления Турции на помощь шведам и вел переговоры с султаном. В конце концов подкупленный великий визирь дал обещание соблюдать нейтралитет.

26 апреля Петр из Азова прибыл под Полтаву. 4 июня был «учинен воинский совет, каким бы образом город Полтаву выручить без генеральной баталии…» (Журнал Петра Великого). Обычная осторожность не оставляла царя даже после того, как он лично обозрел «ситуацию» и убедился, что «по-видимому, кроме помощи Божией, оной армии никакого спасения ни убежать, ни… противустоять российской иметь было невозможно», так как шведская армия «самым малым местом довольствоваться имела, где в пище и питье скудость имела не малую». Царь ни на минуту не забывал, что перед ним не Левенгаупт, а победитель при Нарве.

«Ситуация» и в самом деле напоминала положение дел под Нарвой, только с переменой ролей: теперь Карл осаждал крепость, а Петр шел ей на выручку.

Генерал Брюс на совете объявил «свое простейшее мнение»: следует перейти Ворсклу и построить ретрашемент[58]. Петр согласился с ним, но дожди задержали переправу до 20 июня. Царь использовал это время, чтобы стянуть к Полтаве все имеющиеся силы.

Келин со своей стороны построил два редута на берегу реки, таким образом прорвав осаду. Ответом шведов были три штурма — два 21 июня и третий 22-го. Карл не щадил людей, и казалось, что город на этот раз обречен. 22 июня шведы уже ворвались на верх вала, но не сумели закрепиться и были сбиты оттуда. Потери русских в эти дни составили 1319 человек, шведов — около 2200.

24 июня началось возведение редутов перед русским лагерем. Петр все еще не был уверен, что удастся спасти Полтаву. В царском приказе от 19 июня Келину предписывалось в случае взятия города прорываться в русский лагерь, предварительно уведя жителей и все взорвав. Но осажденные намеревались стоять до конца. Толпа горожан даже растерзала человека, заговорившего о сдаче города.

26 июня царь ободрил Келина: «Мы лучшую надежду отселя, с помощью Божиею, имеем вас выручить». В русском штабе поняли, что шведы со дня на день дадут генеральную баталию.

Утром этого дня Шереметев доложил Петру, что к шведам сбежал один унтер-офицер Семеновского полка и что «оной изменник будет предлагать о разорвании линии [русских войск] через новоизбранный полк». Было решено обезвредить последствия измены хитростью. С новобранцев сняли «серые мундиры простого сукна» и обрядили в них Новгородский полк — один из лучших в армии.

Тогда же была произведена роспись полков по дивизиям. Первую пехотную дивизию «царское величество своею персоною изволил принять в правление, а прочие разделил по генералитету». Верховным командующим пехоты назначался Шереметев.

Покончив с организационными делами, Петр, «сняв шляпу», обратился к армии с речью. Шведы, говорил царь, «уже в Москве и квартиры росписали, и генерал-маэор Шпара (Спарре. — С.Ц.) в Москву пожалован генерал-губернатором», а король шведский «государство похваляется разделить на малые княжества»; Петр призывал стоять насмерть и грозил, что те, «которые в бою уступят место неприятелю, почтутся за нечестных и в числе добрых людей счисляемы не будут и таковых в компании не принимать и гнушаться их браку».

В ночь на 27 июня войскам был зачитан приказ Петра, ставший знаменитым с тех пор: «Воины! се пришел час, который должен решить судьбу отечества. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за православную нашу веру и церковь. Не должна вас также смущать слава неприятеля, яко непобедимого, которую ложну быти вы сами победами своими над ним неоднократно доказали. Имейте в сражении перед очами вашими правду и Бога; на Того Единого, яко всесильного в бранех, уповайте, а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния вашего».

Русский лагерь притих в томительном ожидании боя.

Затянувшееся почти на три месяца «стояние на Ворскле», на виду друг у друга, объясняется тем, что не только в русском, но и в шведском главном штабе было немного сторонников немедленной генеральной баталии. Шведы очень надеялись на подход корпуса Крассау из Польши и помощь крымского хана. Статс-секретарь Хермелин писал: «Мы ныне стоим на том самом пути, по коему татары обычно ходят воевать Москву. Видно, и теперь они нам компанию составят».

Но 21 июня эти надежды испарились. Письмоводитель Крассау Клинковстрём прибыл в шведский лагерь с сообщением, что Станислав Лещинский и шведский корпус стоят под Ярославом в Западной Польше, блокированные русским корпусом генерала Гольца и польско-литовскими войсками гетмана Сенявского. От Полтавы их отделяло около тысячи верст. А эмиссары крымского хана, прибывшие к Карлу одновременно с Клинковстрёмом, сообщили, что Девлет-Гирей горит нетерпением присоединиться к шведам, но без согласия султана не может этого сделать; султан же, прислушиваясь к мнению подкупленных русскими сановников, склонен выжидать.

Все это убедило последних колеблющихся, что спасение, если оно существует, заключается единственно в решительном сражении с русскими. Ждать помощи больше было неоткуда, а уйти без сражения шведы не могли, так как были почти окружены: с юга от них находилась Полтава, с севера — русский лагерь, с востока и запада дорогу преграждали русские кавалерийские отряды генералов Боура и Генскина.