Владислав Бахревский - Ярополк
– Что в поле? – спросила однажды Ольга, улыбнувшись глазами.
– В поле спокойно, – ответил Ярополк. – Чужих не видно, разбойники шалить не смеют.
– Ты молодец! – похвалила Ольга. – Ты с отроческих лет привил татям страх. За таким князем и сеятелям покойно, и пастухам…
Вдруг лицо у нее стало очень строгим.
– Ты молишься Господу?
Ярополк опустил глаза.
– Не молюсь, бабушка. Утром в поле спешу, а перед сном забываю.
Ольга вздохнула, перекрестилась.
– Пока жива, я молюсь за всех вас, но что будет… потом?
– Мы сегодня пили с дружиной воду из криницы. Я перекрестил воду, а гридни смеялись, – признался Ярополк.
– Тебе будет трудно после отца, – сказала Ольга печально. – Господи! Пошли мне долгих лет, чтоб уберечь святую правую веру на Русской земле. Господи, не оставь!
Прошло несколько дней, и однажды великая княгиня почувствовала: сердце бьется с перебоями. Приказала привести всех трех внуков. Волю княгини исполнили.
Стояли перед нею, вещей, мудрой, великой, три мальчика: Ярополку семь лет, Олегу шесть и почти столько же Владимиру.
У старшего лицо осунулось в тревоге за бабушку, за отца, за Киев. Олег глазами хлопает – ему страшно в затемненных покоях, его пугают иконы: святые глядят строго, куда ни отойди – видят. Ладаном пахнет. Запах сладкий, да уж очень тревожный. Владимир от братьев чуть в стороне, независимый, недоверчивый. Губы сложены плотно, глаза глядят в упор, ни перед кем не отведет взора, не уступит ни старому, ни малому.
«Вот кто – князь! – Сердце вознегодовало у вещей Ольги, как в былое время. – Ах ты, рабская кровь, а туда же!»
Заходила у княгини грудь, но врачей к себе не подпустила:
– Недосуг!
Подозвала отроков подойти ближе, к самой постели. Сказала:
– Ваш отец – великий князь стольного Киева Святослав – любит войну, а война не знает ни пощады, ни родства… Хочу, чтобы вы, братья, дали мне, своей бабке, крепкую клятву жить друг с другом в мире и в братском согласии. Готовы ли исполнить мою единственную волю?
– Готовы! – первым откликнулся Ярополк, но Ольга ждала.
– Готовы! – закивал головою, замертвел глазами Олег.
Владимир молчал.
– А ты? Желаешь ли ты мира и дружбы себе и братьям? – спросила Ольга, задохнувшись от раздражения.
– Я? Желаю. – Владимир смотрел в угол.
Священник Хрисогон дал знак немым слугам Ольги Киндею и Ларин. Поднесли к постели болящей большую икону «Спаса в Силах».
– Целуйте! – приказал Хрисогон.
Ярополк потянулся на носках и поцеловал Всевышнего в благословляющую руку.
– Перекрестись! – прошептал священник, поднося крест.
Ярополк торопливо перекрестился.
– Целуй! Целуй!
Поцеловал крест, поцеловал руку Хрисогона.
Олег тыкался выпяченными губками в икону, в крест, в руку священника, тараща синие глазки и, видимо, не очень-то понимая, зачем все это.
– Поцелуйтесь! – прошептал Хрисогон, подталкивая Ярополка и Олега друг к другу.
Поцеловались. Олег чмокал старшего брата так же старательно, с удовольствием, как и святыни.
Ольга перевела глаза на Владимира.
– А ты?! На мече, что ли, будешь клясться?
Принесли меч.
– Ну, говори! – потребовала Ольга.
– Они ничего не говорили. – Владимир ткнул рукою в сторону братьев.
– Они говорили душой, говорили с Богом… Впрочем, пусть скажут, поклянутся.
Ярополк откликнулся тотчас:
– Клянусь!
– Клянусь! – повторил за братом Олег.
Владимир стоял, глядя перед собой. Сделал шаг к мечу, дотронулся ладонью до лезвия:
– Клянусь!
Ольга смотрела на него пристально, и он терпел, сжимал зубы и терпел, хотя глаза от напряжения слезились.
Княгиня вздохнула, осенила отроков крестным знамением:
– Благословляю вас всех!
Плакальщицы, приглашенные Вышатой, собирались уж зарыдать во всю свою преданность и любовь, но врач сказал:
– Она спит. Это добрый знак.
В тонком быстром сне вещей Ольге приснилась ее родная речка. Волны по песку перекатываются, змейки по дну вьются золотые. Она заводит корзину, чтоб наловить этих змеек. И корзина приходит тяжелая, полная золота. Сколько раз норовила в детстве поймать этих змеек, и вот попались-таки.
Люди еще не успели покинуть опочивальни, а навстречу им бежал радостный воевода Претич.
– Княгиня! Святослав за три поприща от Киева. Жив-здоров! Враг – бит, в прах развеян!
Наутро поднялась княгиня Ольга с одра, удивляя бодростью слуг и врачей.
Принялась встречу готовить.
Славили победителя Святослава по законам древнего времени. Вышата с боярами подносил князю хлеб-соль за десять верст от города. Воевода Претич за три версты, а под стенами Киева отца приветствовал Ярополк с боярином Блудом, со всей сторожевой дружиной.
– Ай да сын у меня! – возликовал Святослав, разглядывая броню на Ярополке. – Ай да витязь!
Отец был в короткой волчьей шубе, в шапке из черной лисы, с тремя хвостами за спиной. Ни доспехов, ни меча, ни щита. Серьга в ухе да усы.
– Мне рассказали, ты славно оберегал город. – Князь обнял сына. – Всех разбойников распугал!
Ярополк отстранился от отца, слезы блеснули на его глазах.
– Мы ездили каждый день и никого не нашли… Вот только богатыря встретили, Илью Муромца. Он побил хана Басурмана и полон привел.
– Слава Сварогу и слава Перуну! – воскликнул Святослав. – Это они стояли за твоими плечами, устрашив неприятеля и творя добро! Слава Сварогу! Слава Перуну! Слава Волосу!
Ярополк повернулся, но за спиной у него стояли не Сварог, не Перун, не Волос, а боярин Блуд.
Конь о конь со старшим сыном въехал Святослав в стольный Киев.
Вещая Ольга смотрела на князя и княжича, на войско с городской стены.
Все в мехах по случаю мороза, но ничего лишнего. Никто не обременен награбленным добром. Зато сила великого кагана Хазарии убыла если не вполовину, так на треть.
Побуждая память, воскресила в себе образ Константина Багрянородного. Искала для Святослава невесту из дома василевсов. Бог не попустил. Святославу ли в пурпуре ходить? С серьгой в ухе… И видела: царственного в Святославе сколько угодно. Только иного. Не царьградского. Прежде не виданного.
А Киев, взирая на Ольгу, на Святослава, ликовал.
Красные звезды по черному полю
Каган Иосиф размышлял о величии Хазарии: чем была в веках, чего достигла во дни его царствия, что наследует неведомый преемник?
Ничего больше не оставалось, как мудрствовать, завораживать себя вечными истинами.
Иосиф завидовал основателю священного царственного древа каганов, великому воину Булану. Булан – это олень. Могучий, неумолимый водитель стада. Имя – судьба. Булан был храбрец из храбрецов, иудей из колена Иссахарова. Он увидел, как ничтожны старые каганы, наследники великих тюркютов. Воевал как бешеный, прославил имя свое, и хазары были рады подчиниться ему, иудею. И он стал каганом, поменяв имя Булан на Сабриель. Его сын Обадия, возведенный в каганы, добыл священные книги, хранимые в великой тайне в пещерах долины Тизул.
Обадия построил синагоги и дома учения. Он дал серебро и золото мудрецам израильским, и те посвятили его в тайну двадцати четырех книг Священного Писания. Истолковали Мишну[64], Талмуд, научили порядку молитв.
Но не в том была мудрость Обадии, которая так восхищала Иосифа. Основатель новой династии, династии иудеев, – не ругался над именем хазар, а сохранил, прославил, привив на молодом диком дереве ветвь благородного Израиля. Обадия был согласен носить имя Хазара, хотя Хазар происходил из скифов, впрочем, Хазар, основатель Хазарии, дикарем не был: отведал духовных яств со стола разграбленного Рима. Хазар пришел на родину предков из пределов Греции, куда скифов завели их кочевки и войны. Свое царство Хазар основал в Берсалии, на берегах Каспийского моря.
Увы! Хазары не умели жить покойно, да и не могли. Жизнь скотоводов – движение, а на новых землях непрошеных гостей ждет война.
Не раз и не два проходили хазары воротами Джора, врываясь в Закавказье и в само сердце Персии. С хазарами воевал и шах Шапур I[65] и шах Кавад[66]. Во времена правления Кавада хазарские каганы захватили Джурзан и Арран (Грузию и Албанию).
Города Берд, Дербент, Кабала поставлены персами, дабы обуздать хазар. Затворить их в степях Итиля (Волги) и Бузана (Дона).
Иосиф перечитал свое письмо к иудеям далекой благословенной Испании. Воодушевленный столь удивительным распространением двенадцати колен Израилевых по всей земле, он составил для испанского гостя таблицу династии Обадии: да ведают иудеи вселенной о Хазарии, ибо потомкам Булана-Сабриеля и его жены, премудрой Серах, было чем погордиться перед единокровными. В Испании иудеям принадлежит золото, а в Хазарии – земля и сама жизнь.
Иосиф перечитал свою таблицу: Обадия, Езекия, Манассия…
Брат Обадии Ханука, а дальше сын Манассии Исаак, сын Исаака Завулон, и по прямой линии: Моисей, Манассия II, Нисан, Аарон, Менахем, Вениамин, Аарон II…
