Апельсин потерянного солнца - Ашот Бегларян
Перестройка, стартовавшая главным образом как экономическое обновление страны, наоборот, привела к углублению социально-экономического кризиса. Вопреки изначальным ожиданиям, в результате перестроечных реформ, нередко походивших на метания и конвульсии (одни заявления молодого генсека противоречили другим, слова всё чаще расходились с делом), появились хаос и неразбериха в управлении страной.
Отсутствие у властей чёткого комплексного плана действий и попытка реформировать общество чуть ли не вслепую, противоречивость самих реформ и непоследовательность предпринимаемых мер привели к печальному исходу: люди лишились даже хлеба насущного, с прилавков магазинов исчезли продукты, на многие виды жизненно важных продовольственных товаров, как в прежние кризисные и военные годы, была введена карточная система. Накачивание экономики безналичными рублями привело к гиперинфляции, дефолту. Строители несостоявшегося коммунизма и вроде бы победившего социализма в одночасье потеряли накопленные годами сбережения. Чувство неуверенности людей в завтрашнем дне переросло в стойкое ощущение безысходности и тупика.
Первичная социальная ячейка общества, рядовая советская семья, оказалась в полнейшей растерянности. Бывшие пионеры, столь уверенные в себе и в светлом будущем своей страны, спасовали перед новыми, безжалостными реалиями жизни. Никто не учил их в детстве, что всего надо добиваться исключительно собственными силами, что государство не поддержит, друг не только не сможет протянуть руку помощи, но, чего доброго, ещё и невольно станет конкурентом в жёсткой борьбе за выживание… Да, прочно вошедший в привычку коллективизм вдруг уступил место откровенному, дикому индивидуализму — каждый должен был выкручиваться сам, как может.
Эрик испытывал боль, видя, что искажаются ценности жизни, попираются моральные устои. Он писал о том, как обтёсанные камни остались на земле, а неотёсанные поднялись на стену, как под тяжёлым грузом досады страдает стена — покорно и молча.
Поэт сравнивал новое время с взбесившимся жеребцом. Закусив удила, устремляется он вперёд в слепом агрессивном возбуждении, и расступаются перед ним все преграды. Кто особенно ловок и силён, успел прыгнуть на взмыленный круп коня и делает отчаянные усилия удержаться на нём. Некоторые из них даже пытаются укоротить обезумевшее животное. Другие, менее шустрые и проворные, прилипли, как слепень, к заду или хвосту лошади и несутся неведомо куда, лишь бы не отстать от других. А кто робок и нерешителен, тот и вовсе опешил, потерялся, безнадёжно отстав…
Самым лёгким способом дальше жить казался алкоголизм, который притуплял чувство ответственности за себя и своих родных. Добычей официально запрещённого «зелёного змия» стали миллионы…
У трезвых же граждан с каждым днём усиливалось ощущение надвигающейся масштабной катастрофы. Огромная лоскутная империя трещала по всем швам, всё чётче обозначался и кризис национальных отношений. Становилось очевидно: искусственный интернационализм со смешением традиций без прочной духовной основы подобен мине замедленного действия, способной сдетонировать в любой, самый неожиданный момент.
Часть третья
И снова запах войны
Глава 1
— Товарищ Багумян, что там у тебя на родине творится? — обратился на утреннем построении личного состава начальник штаба артиллерийского дивизиона к младшему сержанту Армену Багумяну. — Объясни тем, кто замутил эту фигню, чтобы не играли с огнём. А иначе будут иметь дело с такими воинами-интернационалистами, как я. Мы быстро заровняем всяких там экстремистов и сепаратистов…
Капитан Ещенко, невысокий, плотно сбитый, похожий на кабана человек с самоуверенным, нарочито горделивым лицом, принадлежал к типу армейских офицеров, которые стремятся повысить свой авторитет за счёт жёсткого прессинга, а нередко и унижения своих подчинённых. При случае он подчёркивал, что воевал в Афганистане, был контужен, а потому с ним шутки плохи. Его перевели в артиллерийский дивизион всего пару недель назад, но он уже успел «заровнять» группу «дедующих» кавказцев из первого взвода, заставив их ползать по-пластунски по плацу. Однако обретший репутацию «грозы авторитетов» Ещенко сразу упал в глазах Багумяна, когда, проверяя внешний вид солдат его отделения, вдруг потребовал щипцы для стрижки волос и неожиданно резким движением руки вырвал с затылка одного из новобранцев небольшой клок волос, при этом нравоучительно изрекая: «У молодого солдата причёска должна быть сантиметр в глубину». Поражённый столь неадекватным поведением и циничной шуткой, младший сержант мысленно пообещал себе «заровнять» самого капитана Ещенко, указав на положенное ему по армейскому уставу место…
А пока, судя по всему, начштаба решил ещё чуток приподнять перед строем свой авторитет, распекая младшего командира вместе с его «мятежным» народом, однако допустил серьёзный тактический просчёт, будучи не знакомым с характером Багумяна.
В то время как сержант, следуя уставу, молчал (в строю не положено разговаривать, а тем более дискутировать), Ещенко, всё более воодушевляясь, продолжал давить:
— Мой друг служил у вас в Карабахе. Так вот, он рассказывал, что там люди как неотёсанные дикари, словно только что вышли из пещеры…
И тут произошло неожиданное: из строя раздался жёсткий и вызывающий голос:
— Ваш друг нагло брешет, товарищ капитан.
Ещенко вздрогнул, нервно передёрнулся и невольно отступил на шаг. Он, видно, понял, что переборщил, и лишь как-то скомкано произнёс в ответ:
— Мой друг не может врать…
— Он ответит за свои слова!
Багумян был весь багровый от гнева. Металл во взгляде и голосе сержанта обескуражил офицера. Таким растерянным его никто ещё не видел. Ещенко даже попытался отшутиться:
— Оказывается, вы опасный человек, товарищ Багумян…
То ли вследствие данного инцидента, то ли просто из соображений предосторожности, но вскоре военнослужащим армянской и азербайджанской национальности перестали выдавать боевое оружие и назначать в караул.
Командиру отделения артиллерийской разведки Армену Багумяну, верой и правдой служившему своей большой родине, за которую отдал жизнь его дед, было до боли обидно, что происходящие на его малой родине события[83] преподносятся с кондачка, без желания вникнуть в суть дела, как результат происков экстремистов, разжигающих межнациональные страсти и толкающих людей на беспорядки. Тем самым такие «интернационалисты», как Ещенко, подливали масла в огонь (некоторые, быть может, даже не понимая этого).
С каждым днём у Армена росло беспокойство и неодолимое желание быть рядом с родными и земляками, попытаться чем-то помочь им. Хотя до конца службы оставался почти целый год, он решил во что бы то ни стало перевестись служить в свой родной город, где закипала справедливая митинговая волна, которую пытались подавить высокопоставленные чиновники ЦК КПСС и бакинский политический режим…
Предчувствовал ли Армен, что всего через пару лет семидесятилетний колосс вдруг рухнет, не станет ни большой родины, ни её многонациональной армии, и многие обвинят
