Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 1
— Марья Захаровна, наш ветеран, врач от Бога и милейший человек. Если тебе когда-нибудь понадобится замена, а эти все не смогут, — он показал рукой на мужчин, — то Марья Захаровна всегда выручит.
— Веничка, ну не льсти, не льсти! — замахала рукой Марья Захаровна.
— А там, — Венька показал на два соседних столика, — наши асы. Пётр Фёдорович, — тот кивнул, привстав со стула, — и Марат Курбанович, — тот тоже привстал из-за стола и произнёс традиционное «Очень приятно!».
Оба были немолодые седовласые и чем-то даже похожие друг на друга мужчины.
— В общем, — продолжил Венька, — если что неясно с больным, звони только им.
— Веня, тебе не стыдно? — попытался возразить Пётр Фёдорович.
К чему Марат Курбанович добавил:
— Спасибо на добром слове, Вениамин, но, право же, неудобно перед всеми.
— А мне удобно! Я здесь последний день, имею право сказать перед всеми то, что думаю… А вообще-то, Савва, тут замечательный коллектив. Не подкачай! А то мне станет неудобно…
— Я постараюсь, — попытался что-то сказать Савва, но мужчины зашумели.
— Оставь парня в покое, Вениамин. Веди его к главному, пока она на месте.
— И то верно.
Венька ткнул Савву в плечо и показал на входную дверь:
— За мной!
Венька полетел по лестнице на второй этаж. Там, минуя совсем крохотную приёмную без секретаря, но со столиком и пишущей машинкой на ней, Вениамин остановился, перевёл дыхание и постучал в дверь. Не дожидаясь ответа, он шагнул внутрь и втащил за собой Савву.
Главным врачом оказалась миловидная и моложавая на вид женщина в белом халатике на красивой шёлковой кофточке.
— Ада Юрьевна, — поздоровавшись с начальницей коротким «здрасьте», сказал Веня. — Вот моя замена, привёл для знакомства.
Ада Юрьевна поморщилась:
— Вениамин, остынь хоть на минуту, не торопись… Садитесь… — и она показала на стулья, стоящие около её стол.
Савва сел. Вениамин тоже шлёпнулся на стул, но тут же вскочил.
— Ада Юрьевна, мне пора. С ребятами я его уже познакомил, а вы сами разберётесь, что к чему, ладно? Можно я пойду? А то меня сегодня ждут: примерка колец и всё такое…
— Желаю счастья тебе, Вениамин Александрович, — улыбнулась Ада Юрьевна. — Не забывай нас. Мы всегда будем рады тебя видеть, и если надумаешь, приходи работать после института.
— Спасибо за всё, — Вениамин, схватив протянутую руку начальницы, поцеловал её и, развернувшись, выскочил за дверь.
— Ну и ну… — только и смогла выдавить из себя ошеломлённая Ада Юрьевна. — А вы расскажите немного о себе.
— Савва Мартынов, заканчиваю третий курс лечебного факультета, не женат. Учусь нормально, без троек, — добавил Савва.
— Откуда Вениамина Александровича знаете?
— В общежитии познакомились, на одном этаже живём. Потом оказалось, что он наш земляк из N-ской области.
Ада Юрьевна задумчиво ответила:
— Понятно… Только, Савва, на третьем курсе работать фельдшером ещё нельзя, закон разрешает после четвертого. Вениамин Александрович, как всегда, поспешил.
Но видя, что Савва очень огорчён, Ада Юрьевна вдруг предложила:
— А поработайте для начала санитаром! У нас вообще-то эту должность совмещают водители и сами фельдшеры, но для друга Вениамина Александровича можно сделать исключение и пойти навстречу. Не возражаете?
— Нет, что вы! — с радостью вскочил со стула Савва. — Когда приступать?
— Да хоть сегодня. Справка о разрешении работать есть?
— С собой!
Савва порылся в кармане, достал смятый листок и протянул Аде Юрьевне:
— Вот!
Ада Юрьевна внимательно прочитала.
— Документ в порядке. Пишите заявление и приступайте. Дежурство начинается в семь вечера и заканчивается ровно в семь утра. Устраивает?
— Конечно.
Савва сел за стол, написал заявление и подал его Аде Юрьевне. Та позвонила по телефону и отдала распоряжение на счёт устройства Саввы санитаром.
— А теперь идите и принимайте дела.
— Куда?
— Да всё туда же, в дежурную комнату. Подойдёте к Марии Захаровне, и она вам всё объяснит. Желаю удачи.
Ада Юрьевна улыбнулась.
— Спасибо!
Савва сорвался с места.
Так началась его халтура на «Скорой», закончившаяся любовью к профессии на всю жизнь. В каких только переделках ему не приходилось бывать за три с лишним года работы! Хватило бы на целый роман. Вот, например, однажды, ещё в начале его работы, ночью поступил звонок из морского порта. На иностранном судне, пришедшем из тропической страны, заподозрили бубонную форму чумы. Известие обрушилось на «Скорую», как упавшее на телефонную будку дерево. Несколько минут дежурная Мария Захаровна сидела как оглушенная, не зная, что отвечать. А в трубке настойчиво просили уточнить, какая бригада поедет, кто конкретно выедет, чтобы получить пропуск в порт, который охраняла военизированная охрана. Мария Захаровна сказала, что ответит через несколько минут, так как все машины на линии, на вызовах, и свободных машин сейчас нет.
Она солгала. Три бригады «Скорой помощи» после очередных выездов дожидались новой работы. Ночь выдалась на редкость спокойной. Мария Захаровна растолкала спящих мужчин и строго спросила:
— Как вы отнесётесь к госпитализации чумных больных?
Заспанный фельдшер подумал, что это очередная тревога по гражданской обороне, и поэтому, позёвывая, ответил:
— А никак. Хватит этих инсценировок, надоело. И без них работы хватает.
— Да я не шучу! В торговом порту заподозрен больной бубонной чумой. Кто из вас за ним поедет?
Фима с Колей переглянулись, не зная, что сказать.
— Вообще-то по очереди выезд должен быть у Фимы…
Но тот испуганно замотал головой:
— У меня некому за мамой ухаживать…
— При чём тут твоя мама? — вспылил Колька. — Твоя очередь, ты и езжай!
— Я не могу! — чуть не заплакал Фима. — Я… я боюсь. А во-вторых, у меня мама болеет. Если со мной что случится, кто будет за ней ухаживать?
Колька гнул свое:
— А мне завтра позарез нужно быть в институте с утра, я обещал сдать долги. Скоро госэкзамены, а у меня два «хвоста». Никак не могу.
Мария Захаровна посмотрела на Савву. Тот протирал заспанные глаза и ещё не успел вникнуть в ситуацию.
— Да какие проблемы? Я поеду, — ответил он, — при условии, что лишнее дежурство зачтётся — деньги нужны.
Мария Захаровна радостно вздохнула:
— Два, два дежурства поставлю, только выручи, Саввушка!
Нашли старые, протёртые во многих местах противочумные костюмы, натянули их на Савву и водителя и послали бригаду в порт.
На индонезийском торговом корабле в Ленинград привезли партию джута, идущего на плетение канатов для парусных фрегатов. Судно невзрачное на вид, которое можно было бы вообще принять за старую калошу, пришвартовавшуюся к высокому причалу. Оно болталось на порывистом балтийском ветерке и, казалось, вот-вот расколется о бетонный бок причала. Но внутри корабля было уютно и тепло, звучала восточная мелодия и пахло какими-то незнакомыми для Саввы запахами далекой южной страны.
Капитан, человек лет пятидесяти, с сединой в волосах, пригласил Савву в каюту и попытался на ломаном английском языке объяснить, что к чему. Но Савва и без переводчика сумел понять, что заболел матрос, лежит уже вторую неделю, при досмотре в порту русский врач сказал, что это чума. Их всех заперли на судне и никого не выпускают.
— Вы меня поняли?
— Yes, of course! — ответил Савва. — Покажите больного.
— O’key!
Капитан повёл Савву по узкому коридору прямо к трюму. Там была небольшая комнатка, в которой на койке лежал матрос, усыпанный чёрными волдырями на лице, руках. Савва, надев перчатки и маску, взял матроса за плечо.
— Come here, пойдём, пойдём.
Матрос всё понял, надел на себя куртку и матросскую кепку, опёрся на плечо Саввы и вышёл из каюты. Вдвоём они медленно, шатаясь от одной стены к другой, вышли на палубу и стали спускаться по трапу к стоящей рядом санитарной машине. В это время Савву догнал капитан, что-то сказал матросу на своём языке. Тот буркнул в ответ что-то такое, что заставило капитана выругаться чисто по-русски матом. Савва повернулся, чтобы попрощаться с капитаном, и увидел, что тот подаёт ему какой-то пакет.
— Present, please, present.
— Thank you.
Савва взял свёрток и повёл матроса дальше.
Вместе с шофером и матросом их поместили в обсерваторы. Так называются изоляторы из сплошных стёкол и раздвижных дверей с тамбуром, отдельной вытяжкой для воздуха, отдельным туалетом и раковиной.
«Вот влип!» — только сейчас дошло до Саввы. Санитар, который снимал с него одежду для санобработки, сказал, что их выпустят отсюда через сорок дней! Помывшись и переодевшись в чистое больничное бельё, пахнущее хлоркой, Савва безмятежно уснул, уставший от пережитого на дежурстве.
