Валентин Пикуль - Слово и дело. Книга 2. «Мои любезные конфиденты»
— Сам бог послал мне янычара этого. Выходит, турки ждут меня у Кафы?
Ха-ха… Отлично! Пойдем на Кафу… Как это здорово, что наши планы совпадают; они ждут меня у Кафы, а я собрался идти как раз на Кафу… Чудесно! Великолепно!
Он тут же разослал лазутчиков по Крыму:
— Пусть трезвонят всюду, будто мы идем на Кафу… И армия пошла — прямо, на Кафу. Половина войска уже тряслась на телегах, больная. Другие еле ноги волокли. Зной усиливался, бедствия людей были неимоверны. Но солдаты шли. И вдруг эта армия… пропала. Калга-султан был растерян:
— Саблей добытое, ханство саблей и защитится. Но я не могу рубить саблей то, что неосязаемо, как призрак ада…
Русская армия будто растаяла в степном безбрежии. В глубине своего железного каре она уводила из рабства толпы невольников. Небо застилалось от пыли и навозной трухи, взбаламученной многими тысячами босых ног. Шли домой украинцы, поляки, французы, немцы, литовцы, венецианцы… Русские тоже уходили домой, держа «дирекцию» прямо на север! Кафа их не дождется.
Глава 9
Обычно, когда начиналась война с русскими, послов России турки на цепь сажали, как зверей, в угрюмой башне Еди-Куль; послы там и сидели, замирения выжидая: в тюрьму же их отводили турки через Красные Ворота, которые для устрашенья «освежали» накануне свежей человеческой кровью. Но теперь… теперь Россия выросла: она опасна! Сам великий визирь в коляску усадил посла русского Вешнякова, с любезностями довез его до Адрианополя и отпустил до дому.
Босфор был густо заставлен кораблями, паруса их загодя просушены и как следует заштопаны; они готовы вывезти население турецкой столицы. Весть о том, что русские взяли Перекоп — поразила; взятие Гезлова — ужаснуло, а падение Бахчисарая — потрясло всю империю Османов, которая ощутила издалека как бы подземный толчок. Теперь султан намерен бежать — в Каир или на Кипр…
Возле него послы австрийский и французский, оба дают советы разумные. Вена и Версаль готовы быть посредниками к миру…
Кардинал Флери навестил Людовика XV в Версале:
— Ваше королевское величество, дым татарского Бахчисарая щиплет ноздри Франции, привыкшие вдыхать ароматы вечернего жасмина. Наш посол при султане, маркиз де Вильнев, уже предупрежден мною. Он убеждает этих скотов в шальварах, что выход из поражения есть. Но для этого не следует султану идти на поклон к Австрии: брать в посредники Габсбургов — как исповедаться у старой лисы.
Возросшее могущество России ошеломляло и короля Франции.
— Напротив, — отвечал он кардиналу. — Вы пока не мешайте туркам лезть в дружбу с Веной. И пусть Австрия на турецкой же шкуре распишется в фамильном коварстве Габсбургов… Флери, учитель мой, — спросил Людовик вдруг проникновенно, — неужели нашей великой и блестящей Франции предстоит в будущем считаться с большой и неумытой Россией?
Кардинал молча раскланялся. С улыбкой. Он был умен.
Римская империя простерлась широко, и на Балканах она — соперник Турции: вражда извечная за обладание славянскими народами… Сейчас же император Карл VI рассуждал:
— Пусть эти глупцы русские во главе с заурядмаршалом Минихом возятся с татарами в необозримых степях, где ветры раскаленные сушат кости их дедов, а дожди моют черепа прадедов их. Мы, австрийцы, захватим-ка под шумок Боснию, а потом что-либо придумаем в свое оправдание. Рука старого императора погладила русые локоны Марии Терезии.
— Дитя мое, — сказал ей император, — учись обманывать, чтобы потом повелевать. Я скоро стану тленом, и великая империя Габсбургов останется пусть в женских, но зато надежных руках…
Мария Терезия почтительно поцеловала синеватую руку отца.
День как день. Скоро обед на восемьсот персон. Надо еще обдумать форму оконных карнизов в охотничьем дворце. И вдруг курьер:
— Русские взяли Бахчисарай, они идут стремительно на Кафу… Угроза есть, что русские штандарты появятся в Босфоре!
Обед отложен. Карнизы более не занимают воображения. Были званы лейб-медики, императору пустили кровь. Бахчисарай изменил политику Австрии: от ехидного посредничества к миру надо переходить к войне. Из друга турецкого надо быстро обернуться в противника Турции. Медлить нельзя: надо спасать от русских гирла Дуная…
— Учись, дочь моя, — сказал Карл VI, отправляя курьера в Петербург, к послу Остейну. — Нельзя, чтобы такой пирог сглодали русские. Пусть знает Анна Иоанновна: мы тоже ножик точим над Балканами, готовые всегда кусок отрезать пожирней для Австрии…
В один из дней Остейн сообщил Остерману, что Римская империя отныне находится в состоянии войны с Турцией.
— Не понял вас. На чьей стороне вы решили сражаться? Остейн всплеснул руками.
— Бог мой! О чем вы спрашиваете? Мы же союзники! Остерман довершил свою месть за прежнее поражение:
— Вена в союзе с нами способна выступать и против нас в союзе с турками. И никто бы даже не удивился этому… И вот тогда Флери снова предстал перед Людовиком.
— От измены венской, — сказал ему король, — мы снова в выигрыше. Отныне турки будут слушать только нас, французов. А спасая Турцию от разгрома, мы сохраним выгодную торговую клиентуру на Востоке. Баланс же равновесия военного в делах Европы невозможен без наличия гирь турецких. Кардинал, я вас прошу как можно реже напоминать мне о России! Я отношусь к этой стране как к большой ненасытной женщине: и вожделею к ней, но и боюсь, что с нею мне никак не справиться…
Бахчисарай — Версаль — Петербург…
В этом бестолковом треугольнике, углы в котором никак не совместимы, король запутался. На кардинал Флери, политик дальновидный, за дымом Бахчисарая смог разглядеть могучую Россию, и в центре треугольника Флери проставил рискованную точку. От этой точки и начнется безумный вальс Франции, вальс грациозный и вполне пристойный, подзывающий цесаревну Елизавету Петровну в версальские объятия…
Бахчисарай! Кто не знал его раньше, тот узнал в этом году.
Каплан-Гирей вернулся на пепелище бахчисарайское.
— Так угодно аллаху, — сказал он. Был ли хан в этот миг зол на русских?
Вряд ли… Ибо, если бы Каплан-Гирей пришел на Москву, он испепелил бы ее так же, как русские Бахчисарай; таков век осьмнадцатый, и победитель в веке этом, чтобы его победу признали, обязан быть разрушителем. Каплан-Гирею было лишь жаль сейчас, что не сохранилось тени над его головой. А возле хана согбенно ютился улем (мудрец придворный), мудрость которого простиралась столь далеко, что однажды был даже бит палками за бредни явные, будто королевство Англии находится на острове…
Каплан-Гирей в горести повелел улему:
— Брызни в утешение на меня соком сладкой мудрости. Мудрец не заставил себя ждать и тут же брызнул:
— Только новым набегом на Русь мы спасем нашу веру и наши порядки. Как горный поток весной, мы сметем всех неверных и нагайки всадников повесим на воротах Петербурга. Мы пригоним из Руси тысячи женщин с могучими бедрами. Мы будем иметь в услужении много русских мальчиков. Мы водрузим столы пиров наших на согнутые спины мужчин русских. Мы тучами погоним рабов в Кафу, чтобы правоверный татарин всегда был богат и весел. Чтобы никогда не осквернил он себя трудом, ибо труд тяжкий есть удел неверных рабов, а нам сам аллах повелел не иметь пота на наших лицах…
Но султан турецкий скоро прислал Каплан-Гирею в подарок ларец искусный; внутри ларца на бархатной подушке, змеей свернута, лежала шелковая петля, которой хану и советовали удавиться…
Над могилами солдат русских цвел горький миндаль. В степях за Сечью Запорожской не угасала звезда Марса. Азов еще не пал, и это воодушевляло турок.
Ногайцы и татары убивали курьеров Миниха, и Петербург жил в неведении, что творится с армией внутри Крыма.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Ласси в белой рубашке, прилипшей к острым лопаткам, сидел на барабане, обгладывая тощего курчонка. Перед ним лежал Азов.
— Триста гренадер, — прикидывал фельдмаршал, руки об вытоптанную траву вытирая, — семьсот мушкетеров да полтысячи казаков… Хватит ли? Да, хватит, чтобы овладеть палисадом.
Донской флотилией командовал вице-адмирал Петр Бредаль.
— Галера из Таврова подошла? — спросил его Ласси.
— Сейчас на ней отправлюсь в море. Плашкоуты и прамы к бою готовы. На паромах установлены большие мортиры… История, фельдмаршал, любит повторяться: я при Петре Великом делал то же, что делаю сейчас, — опять беру Азов у турок… Ха-ха!
Ласси поднялся с барабана, указал в даль моря:
— Турецкий флот идет под парусами. Его бояться нам?
— Не надо… Им мелководье не позволит подойти ближе для подмоги гарнизону. Турецкий флот останется за баром, а мы свои прамы и дубель-шлюпы протащим даже по песку.
— Вы с моря бросьте ядра в турок. Да как следует раскалите их сначала на жаровнях.
