Собирал человек слова… - Михаил Александрович Булатов
Совиными и селезневыми перышками украшена бархатная девичья шапка.
Девушка красива. В черных, слегка раскосых глазах — глубина и загадочность степных колодцев. Черные брови — птица, распахнувшая узкие, острые крылья.
Даль подходит.
— Как зовут тебя? — спрашивает по-казахски.
— Маулен.
Даль не в силах отвести взор. Откуда в этой дикой красавице, в этой степной певице сверкающий острый ум, тонкая музыкальность, поэтический талант? Ей не нанимали гувернанток, ее не держали в модном пансионе, да знает ли она, что такое книга! До семи лет, в зной и стужу, бегала неодетая по аулу, пряталась от зимних буранов, зарываясь в колючую жаркую шерсть или горячую золу. С восьми — без страха управлялась с резвым скакуном, ставила на ветру серые юрты, плела уздечки и жевала мареновый корень. Безбрежная степь и безбрежное небо, низкие пристальные звезды и далекие мерцающие огоньки кочевий рождали в ее душе слова и музыку, — она пела песни, не ведая, что они прекрасны, просто так пела, легко и свободно, как птица, потому что не умела не петь.
Медленно бродят по рукам похудевшие турсуки, беседа плещет, слабо покачиваясь и часто затихая, как море перед сном. Иные уже дремлют, отяжелев. В желтом свете костров лица четки, темны и спокойны, будто вырезаны из старого мудрого дерева. Сколько великих ученых, полководцев, поэтов скрыто до поры в этих людях, то отчаянно-стремительных, то задумчиво-неподвижных. И когда придет их пора? И кто сегодня расскажет о них, об их степных дорогах, о дымных аулах и о девушке Маулен с голосом птицы и птичьими перышками на шапке? И не для того ли Даль заброшен сюда судьбою?
Казахи говорят:
«Дурной скажет, что ел и пил, а хороший скажет, что увидел».
«НЕТ, ВАСИЛИЙ АНДРЕЕВИЧ…»
Приезжал в Оренбург Жуковский. Вернее сказать — проезжал Оренбург. Весной и летом 1837 года Жуковский путешествовал по России со своим воспитанником, великим князем Александром Николаевичем, будущим царем Александром II. Наследнику показывали его страну.
В Оренбурге остановились на несколько дней. Генерал Перовский развлекал высокого гостя. Возил его к башкирам и в казахские кочевья. Далю как знатоку местных обычаев приказано было сопровождать великого князя.
Александр Николаевич без интереса смотрел, как танцуют башкиры. Даль любил башкирскую музыку, попросил курайчи сыграть (башкиры «ч» не произносят, говорят «курайсы»). Музыкант поднес к губам длинную тонкую дудку — курай. Протяжная печальная мелодия сливалась с голосом курайчи: он дул в дудку и сам подтягивал ей. Даль велел было звать певцов, но Жуковский остановил его — не надо. Едва заметным движением головы указал на великого князя: глаза у наследника были сонные и безразличные — овечьи.
В толстой тетради Даль записывал сведения о жизни башкир. Он собрал данные о каждом башкирском селении. Теперь надумал вручить тетрадь великому князю: она необходима человеку, который собирается управлять страной. Жуковский лениво перебросил несколько страниц, отсоветовал. Путешествие великого князя слишком поспешно. Он обозревает Россию, как бы читая лишь оглавление неразрезанной книги. Вряд ли здесь нужны подробности, добросовестно накопленные Далем.
Пока наследник отдыхал в губернаторском доме, Жуковский и Даль гуляли в роще за Уралом. Добирались туда по плавучему мосту, который построил Даль; точно такой он навел когда-то на Висле. Дикую рощу успели приспособить для гулянья: прорубили аллеи, поставили беседки, из фанеры сделали декорацию замка.
В окрашенной под мрамор деревянной беседке Даль рассказывал Жуковскому башкирские предания.
Про озеро Елкикичкан, небольшое, но глубокое, — в нем жил самый старший из водяных духов. Не было человека, который осмелился бы переплыть озеро. Лишь однажды бесстрашный Кунгрбай верхом на своем жеребце бросился в пучину. Подивился водяной дух такой отваге, позволил смельчаку добраться до другого берега и вдобавок наградил его косяком лошадей, которые выплыли из глубины и пустились вслед за храбрым наездником.
Про черную пещеру в отвесной скале Тауча. Оттуда вылетели как-то два духа и попробовали затащить в свое логово башкира, который косил сено неподалеку. Но башкир был широк в плечах и силен — духи отступили.
Про любовь Зая-Туляка, внука Чингис-хана, к прекрасной дочери подводного царя, властелина озер Асли-Куль и Кандры-Куль.
Жуковский слушал внимательно, потом попросил:
— Пришлите мне несколько здешних историй; из них могут выйти баллады или поэмы в восточном духе.
Перед отъездом из Оренбурга Жуковский зашел к Далю. Вытащили из сундука пушкинский простреленный сюртук. Перстень — маленькое солнце — светился у Даля на ладони.
Даль сказал:
— Это талисман. Как взгляну, пальцы к перу просятся.
Жуковский сказал:
— Я теперь больше перевожу. Мое время прошло. Однако какое-нибудь предание для меня запишите.
Даль провожал наследника со свитой до Уральска. Прощаясь с Жуковским, посоветовал:
— Задержитесь в Бузулукском уезде. Там переселенцы из двадцати губерний. Я такое только в армии встречал: на одной улице — все наречия русского языка.
Жуковский улыбнулся:
— Это по вашей части. А мне пришлите канву для восточной поэмы.
…Возница-башкир погонял лошадей. Пел протяжно, что хлеба нет, что начальники дерутся. Даль ехал обратно, думал, какую же
