Давид Малкин - Жизнеописание малых королей
Равшаке перешёл ко второму предположению: может быть, Хизкияу рассчитывает на помощь своего Бога? Посол опять захохотал басом, так что его услышали молившиеся в Храме. От имени своего царя он продолжал:
– Разве какие-нибудь боги спасли страну свою от руки царя Ашшура? Где божества Хамата и Арпада? Где боги Сфарваима, Эйны и Иввы? Спасён ли Шомрон от руки моей? Кто из всех богов этих стран спас страну свою от руки моей, чтобы мог спасти Господь Иерусалим?
Ассирийский посол видел, что Эльяким прижимает к груди руки, но прежде, чем дать иудею ответить, прокричал ещё последнее соображение?
– Я знаю, вы привыкли говорить, что на всё есть Божья воля. Так вот, царь Ашшура спрашивает: "Разве не по воле Господней пришёл я в этот край и разоряю его?"
Равшаке замолк и стал пить воду из поднесённого слугами кубка. Эльяким наконец-то смог вставить слово:
– Говори, прошу, с рабами твоими по-арамейски, ибо мы понимаем. Но не говори с нами по-иудейски в слух народа, который на стене.
– А–а! – загремел в ответ хохот ассирийского посла. Равшаке отшвырнул кубок и обтёр ладонями капли воды с бороды. Теперь он заговорил ещё громче, будто и не замечая стоящих перед ним иудеев:
– Разве господин мой послал меня сказать эти слова только твоему господину и тебе, а не людям на стене, коим предстоит вместе с вами есть испражнения свои и пить мочу свою? Слушайте слово царя великого, царя Ашшура! Так сказал царь: "Пусть не уговаривает вас Хизкияу Господом, говоря: "Спасёт нас Господь, и не будет город этот отдан в руки царя Ашшура". Не слушайте Хизкияу, ибо так сказал царь Ашшура: "Заключите со мной мир и выйдите ко мне. И будет каждый есть плоды виноградника своего и смоковницы своей, и будет каждый пить воду из колодца своего. Пока я не приду и не возьму вас в страну такую же, как и ваша, в страну зерна и вина, в страну хлебов и виноградников, в страну олив, дающих масло и мёд. И будете жить и не умрёте".
И молчал народ, и не отвечал ему ни слова – так приказал король: "Не отвечайте ему".
О дальнейших переговорах того дня нет записей у летописца Ёаха бен-Асафа. Ассирийские послы вернулись в свой военный лагерь под стенами Иерусалима, а иудейские предстали перед хмурым королём Хизкияу. Он всё слышал со стены, так что докладывать было не о чём.
Хизкияу разорвал одежды свои и покрылся вретищем, пошёл в дом Господень. Ишаяу король в Храме не застал и послал за ним со словами: "Это – день бедствия и наказания, ибо дошли младенцы до места родов, а нет силы родить".
В ожидании пророка король молился. А когда окончились слова молитвы, Хизкияу всё стоял с закрытыми глазами и шептал – жаловался Богу на хулу, которой подверг Его сегодня ассирийский посол от имени своего царя. Он и Ишаяу, когда тот явился, сказал так:
– Пусть бы услышал Господь, Бог твой, слова Равшаке, посланного царём Ашшура, господином его, хулить Бога живого! Пусть бы наказал его за такие слова!
И Ишаяу успокоил короля:
– Так сказал Господь царю Ашшура: "За гнев твой на Меня и из-за шума твоего, что дошёл до слуха моего, вложу Я кольцо в ноздри твои и удила Мои в рот твой. Я возвращу тебя той же дорогой, которой ты пришёл".
И, объясняя иносказание, пророк продолжил:
– Так сказал Господь о царе ашшурском: "Не войдёт он в этот город и не бросит в него стрелы, и не приступит к нему со щитом, и не насыплет против него вала <…> Не бойся тех слов, которыми хулили Меня слуги царя Ашшура. Вот я пошлю ему весть, и возвратится он в страну свою, и поражу Я его мечом в его же стране".
На следующее утро в ассирийском лагере под стенами Иерусалима не проснулся ни один солдат. Сто восемьдесят тысяч трупов обнаружил на земле прокравшийся из города иудейский дозор. Факт этот записан на глиняных табличках из царской библиотеки в Ниневии и на нильских папирусах времён XXIV династии. Он включён во все учебники, и современные учёные склоны объяснить его внезапной вспышкой эпидемии и даже махнувшим по этим местам хвостом кометы.
Подтвердилась и вторая часть пророчества, чудесного и страшного. В ту же ночь царь Санхерив получил известие о заговоре в его собственном дворце в Ниневии, покинул свой военный лагерь в Лахише и во главе гвардии поскакал домой.
Но опоздал.
Ассирийские летописи повествуют о том, что в скором времени Санхерив был зарезан в храме собственными сыновьями, и труп его нашли лежащим в крови между двумя колоннами с изображением божеств-хранителей.
*
Новелла Пятнадцатая
НАВУХОДОНОСОР – ВСЕГО ЛИШЬ БИЧ БОЖИЙ
В осенний месяц Тишрей шестьсот восьмидесятого года из оккупированной войсками Санхерива Южной Иудеи бежал в Иерусалим главный священник при жертвеннике в Беэр-Шеве. Чёрной иудейской ночью проводники вывели его к узкой тропинке между Солёным морем и скользкими подножьями гор. Утром беэр-шевский коэн должен был явиться в Иерусалим, чтобы поведать королю Хизкияу и его советникам, какая беда приближается к столице с юга.
Рассвет застал коэна у оазиса Белла – одного из цепочки сельских поселений при колодцах, основанных вокруг столицы проницательным королём Ётамом. Приближался праздник Суккот, и иудеи готовились провести его в шалашах, чьи крыши были покрыты виноградными лозами. В этом году крестьяне ближайших селений не ставили шалаши специально к праздникам, а использовали те, что ещё весной соорудили по краям своих участков земли. Часто у людей не было ни сил, ни времени, чтобы добраться до дома. Здесь, в поле, их навещали семьи: дети приносили еду, жёны оставались на ночь. На рассвете все спешили по своим делам: младшие – пасти скот, старшие и женщины – готовить еду, запасать продукты, ухаживать за домом. Мужчины едва заканчивали полевые работы, принимались за срочную сезонную работу: очищали землю от камней, рыхлили её, подвязывали саженцы, подрезали виноградные лозы, вырывали сорняки, обирали с листьев улиток. Весной и летом только в самый зной им удавалось ненадолго забраться в шалаш, немного передохнуть и хоть раз в день поесть ячменную кашу, доставленную из селения. Они всегда спешили, крестьяне Иудеи: в любое время могли появиться военные отряды арамеев с севера или из-за Иордана, налететь кочевники или, как в прошлом году, повалиться с неба жёлтые облака прожорливой саранчи.
Крестьянский труд и вовремя выпавшие дожди принесли в этом году богатый урожай ячменя и олив. Но теперь уже отдыхать людям не доводилось совсем. Выручали всё те же шалаши по краям поля: крестьяне оставались в них ночевать, чтобы чуть свет продолжить работу, пока зерно не осыпалось, фрукты не опали, не переспели, не испортились. Работа эта была радостной, она сулила довольство и достаток, и иудеи у жертвенника в оазисе благодарили Господа, благословившего крестьянский труд, отправляли обозы с дарами иерусалимскому Храму и налоги в королевскую казну, подсчитывали доходы, готовились к празднику Суккот. В этих краях окончание сбора урожая так и именовалось: Радостное Время Года.
Местные старейшины вышли навстречу коэну и его охране, представились и, узнав, какой знатный человек пожаловал к ним с юга, просили оказать селению честь – остаться и отпраздновать с ними Суккот. Коэн из Беэр-Шевы поблагодарил, сказал, что торопится с важным сообщением к королю Хизкияу и дал категорический совет: собрать в считанные дни весь возможный урожай и перебираться за иерусалимские стены.
В столице он немедленно направился в дом пророка Ишаяу, с которым они в юности изучали Тору. Коэн слышал, что Ишаяу отошёл от политических дел, но к его советам король продолжает относиться со всей серьёзностью.
Вскоре во дворец побежал мальчик с запиской от Ишаяу. Он вернулся с ответом, что Хизкияу и его советники вскоре прибудут в дом пророка.
Ишаяу и его гость беседовали возле низкого столика, на который женщины поставили кувшины с холодной водой и фрукты. Коэн был мрачен, Ишаяу пребывал в том же невозмутимом состоянии, в каком его застал гость. Это равнодушие раздражало коэна, и он всё подробнее рассказывал о зверствах ассирийцев, называл имена хорошо знакомых Ишаяу священнослужителей из высшей жреческой коллегии Лахиша – столицы Южной Иудеи, присовокупляя: "обезглавлен", "посажен на кол" или "с него содрали кожу".
Внезапно нахмурясь, пророк перебил:
– Хизкияу уже знает, что произошло после падения Лахиша. Я сейчас иду на женскую половину, дам распоряжения, чтобы подготовились к приёму короля и его людей, а ты пока подумай, какие советы сможешь подсказать королю, как Иерусалиму встретить войско Санхерива.
Оставшись один, коэн оглядывал комнату, пил воду из глиняной кружки и готовил рассказ о положении на оккупированном ассирийцами юге. В доме Ишаяу, как и в большинстве иерусалимских жилищ того времени, стены были окрашены в ярко-красный цвет, большие – через них мог пройти взрослый человек – окна, забранные решётками, пропускали свет и прохладный ветерок, а крыша поддерживалась каменными столбами. За одним из окон проходила глиняная труба – по ней дождевая вода стекала с крыши в выложенный камнем водосборник, куда коэн едва не провалился, разыскивая именно то из четырёх строений, составлявших иерусалимский дом, где находился пророк.
