Руфин Гордин - Иван V: Цари… царевичи… царевны…

— Боже правый! Так вы трудились, не разгибаясь?! — восхитился я.

— Мне, как я вам уже говорил, не мешали, потворствовали моим трудам. Главное — свободный труд. Несмотря на мое положение, я продолжал чувствовать себя свободным. Я даже набросал проект общеславянского языка, но, конечно же, понимаю, что это утопия. Но, может быть, когда-нибудь в грядущих веках у меня найдутся более удачливые последователи. Вообще я часто заглядываю в будущее, предвидя великое братство и единение славянских народов. Сейчас они разъединены, но через несколько веков они непременно должны стать единым народом с единым языком. Я старался заложить скромный кирпич в основание этого великого здания.

— Что ж, я вижу перед собой благородного идеалиста. И я рад знакомству с вами.

— И мне встреча с вами доставила удовольствие. Будет жаль, если она останется единственной.

— Ни в коем случае!

Глава двенадцатая

Плач всесветный

И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость ибо что может сделать человек после царя сверх того, что уже сделано.

Великий государь Алексей Михайлович занемог. Весьма занемог. При нем безотлучно находились наследник Феодор Алексеевич, царевич Иван Алексеевич, царевна Софья Алексеевна, царица Наталья Кирилловна и доктор англичанин Коллинз.

В палате, где он лежал, стояла невыносимая жара. Доктор, утирая пот со лба, несмело посоветовал устроить проветривание. Но царица замахала руками: нет, нет, мороз лютый, опасно.

— Надо отворить кровь, — сказал доктор.

Принесли серебряную лохань. Но прежде, чем Коллинз приступил к операции, царь слабым голосом потребовал:

— Ступайте все. А ты, Натальюшка, побудь возле.

Доктор послал за своим помощником. Вдвоем они с трудом приподняли тучного царя, обнажили его руку по локоть, и доктор решительным движением сделал надрез. В лохань полилась вязкая струя почти черной венозной крови.

— Ох! Малость полегчало, — сказал Алексей. — Помру я, доктор, а? По правде?

Коллинз натянуто улыбнулся.

— Государь, не вижу основания для тревоги. Конечно, застой всех жил и чрезмерное накопление, как это выразиться, э-э-э жира, да жира, отягощают. Но при подобающем лечении недуг можно ослабить, а затем и вовсе устранить. — И, обратясь к царице, Коллинз вновь посоветовал: — Госпожа царица, государь весьма нуждается в свежем воздухе. Прикажите хоть ненадолго отворить окно. Он задыхается. Жара и духота способствуют обострению болезненного состояния.

— Повели, Натальюшка, — слабым голосом произнес Алексей. — Душно мне, душно.

Царица нехотя уступила. Государя укутали в меха, и постельничий отворил узенькое окошко. Алексей жадно задышал.

— Государь, не глотайте воздух, — посоветовал доктор. — Дышите осторожно.

— Полегчало, — выдавил Алексей. — Эк, натопили.

— Для здравия твоего, батюшка царь, — пробормотала царица. В ее глазах стояли слезы.

— Я пропишу вам, государь, живительный декохт. Его надо будет пить каждый час по столовой ложке. Госпожа царица проследит.

— Непременно, — всхлипывая, пообещала царица. — Сама буду давать.

— Призовите Артамона и Афанасия Ордин-Нащокина. Я хочу с ними совет держать. Не ровен час, Господь призовет меня к себе, управить государство надобно с умом. Федя слаб, ему верные мужи совета опорою будут.

— Погодить бы тебе с делами-то, батюшка мой.

— Нельзя годить. Все мы смертны, а государство велико, трудно им управлять без опоры на испытанных мужей.

— Госпожа царица верно говорит, — вмешался доктор. — Всякое волнение, государь, всякое напряжение мысленных усилий вам вредно. Я бы советовал отложить.

— Умный ты, Ричарда, человек, а того не ведаешь, что смерть за спиною стоит и меня дожидается.

Доктор смущенно кашлянул и наклонил голову. Наконец произнес:

— Все не так плохо, государь. Я не вижу того, что видите вы. — И он опять принужденно улыбнулся.

— Батюшка мой, послушай ты доктора, он дело говорит. Не надо бы тебе сердце тревожить. Вот полегчает тебе, тогда и призовем ближних бояр и ты им свое слово скажешь. Царское свое слово, — добавила царица Наталья.

— Полегчает ли? — усомнился Алексей. — А, Ричарда? Сейчас вроде бы и взапрямь отошло малость.

— Аптекарь готовит декохт. Состав его сложен, потому и замедление.

— Ты молодец, доктор, — одобрил его царь, — добро выучился по-нашему, по-русски. Яко свой человек.

— Благодарю, великий государь, — поклонился доктор. — Состоять при такой великой особе не просто, надо соответствовать.

— Ну тогда зови Федю, Ваню и Софью, я им по-отечески говорить буду, — попросил Алексей царицу.

Она нехотя двинулась к двери, замедляя шаг. Видно, просьба эта была ей неприятна, но она не смела ослушаться.

На пороге она оглянулась, словно бы ожидая, что Алексей отменит просьбу. Но он кивнул, в знак того, что ожидает детей.

Они вошли гуськом. Впереди Феодор, наследник, публично объявленный таковым перед народом на Красной площади. Он с трудом передвигал опухшие ноги, в яйце не было ни кровинки. Волновался, предвидя свое неминучее вступление на царство. Иван, младший брат, с явными признаками вырождения, криво улыбался. Глаза еле глядели из-под набрякших век.

Лишь Софья глядела ясно, с какой-то неженской молодцеватостью.

— Я призвал вас, дети мои, — с усилием начал царь, — дабы вы жили в дружбе с Нарышкиными, не забижали царицу Натальюшку и детишек ее, ваших братьев и сестер. — В горле у него что-то забулькало, он попытался откашляться и наконец попросил: — Натальюшка, подай питье, ком в горле застрял. Вы и меж собою живите в согласии. И внимайте советам мудрых: Артамона Матвеева и Афанасия Нащокина…

— Афанасий, батюшка царь, который уж год принял постриг и удалился в монастырь, — напомнила Софья.

— Да, вспомнил. — И Алексей потер лоб. — Великий грех на мне, шептунам внял, отпустил его. Большого ума человек. Вернуть его надобно. Тебе, Федя, он нужен для совету.

— Буду стараться, батюшка царь, — вяло ответил наследник, и по тону его можно было заключить, что у него уже свое на уме.

— Нарышкиных привлекай. Меж них есть верные люди.

— Знамо дело, батюшка, буду стараться.

Алексей пристально глянул на него и, казалось, что-то открылось ему, потому что он неожиданно приподнял руку, что далось ему с усилием, и прохрипел:

— Ладноть, ступайте все. Полегчает — призову.

Голова упала на подушку. Царь закрыл глаза и забылся. Разговор обессилил его.

Царица поместилась у изголовья. Вошел аптекарь с бутылкой, наполненной мутной жидкостью, с поклоном подал ее царице и, пятясь, удалился. Его сопровождал доктор Коллинз.

Царица прижала палец к губам, и доктор, открывший было рот для вопроса, прихлопнул его ладонью. И, глянув на Алексея профессиональным взглядом, на цыпочках удалился.

Так прошло около получаса. Царь дышал прерывисто, с присвистом, рот его быв широко открыт. Казалось, ему не хватает воздуха. Порою из груди его вырывался слабый стон.

Царица сидела возле, и слезы неудержимо катились из глаз. Она понимала, что приходит конец ее власти и ее влиянию, равно и короткой нарышкинской эре. Феодор был враждебен, и с последним вздохом отца начнет преследовать всех, кто был приближен к нему в эти последние годы. Молодой царь не призовет в советники ни Артамона Матвеева, ни, тем паче, Афанасия-чернеца.

Более всего она опасалась за своего воспитателя. Наследник откровенно не жаловал его. Он сблизился с князем Василием Голицыным, который, в свою очередь, ревновал влиянию Матвеева на царя и тщетно пытался как-нибудь умалить его…

— Пи-ить, — неожиданно выдавил царь запекшимися губами.

— Батюшка ты мой любимый, испей варева докторского, — плота, произнесла Наталья и поднесла к губам Алексея малый серебряный кубок с декохтом.

Царь жадно глотнул и, морщась, закашлялся.

— Экая скверна. Дай кваску запить.

— Лекарство, батюшка, надо. Может, после него полегчает.

— Запью, Натальюшка. Задремал я и вроде стало полегче. Мне бы поспать.

— Поспи, поспи, любый мой. А я твой сон постерегу.

Алексей закрыл глаза, но сон не шел.

— Поговори со мной, Натальюшка. Как наш Петруша?

Наталья обрадовалась вопросу.

— Такой неугомонный, такой живчик. Все хотит знать. И откудова реки текут, и отчего солнце на землю не падает, и зачем не пускают его к папе-царю?

Алексей слабо улыбнулся. Младший сын был его любимцем и утешением.

— Береги его, Натальюшка. И как мне полегчает, приведи. А малая Наталья как?

— Петруша все с нею возиться. Он ее ровно куклу нянчит.

— Славные дети у нас с тобою, Натальюшка. Кабы не моя одышливость да тучность, ты бы продолжила мой род.