Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать
Старик замолчал, а Камилл в мыслях сопоставлял последние слова Финна с некоторыми известными ему событиями.
Вошел Юхан и молча сел на стул. Старик не произносил ни слова. Камилл вопросительно поглядел на Юхана – не пора ли прощаться. Юхан кивнул и обратился к сидящему с закрытыми глазами старику:
- Охранник, мы пойдем, пожалуй.
Старый Финн открыл глаза и сразу же Камилл поднялся с места и отвесил ему глубокий поклон:
- Я благодарю вас, Финн! Я никогда не забуду ни единого слова, услышанного от вас!
Старик наклонил голову и произнес:
- Ступайте, сыны мои. И да пребудет с вами благословение Божье…
Молодые мужчины, беззвучно ступая, вышли из обители старого Финна и молчали, пока не оказались на дороге, идущей вдоль берега залива. До калитки старой дачи впереди них бежала собачка, задорно подрыгивая хвостиком, и дважды тявкнула, расставаясь с гостями.
По дороге Юхан не расспрашивал москвича о разговоре с Охранником. Камилл сам рассказал своему новому приятелю, что старый Финн – да, он так велел называть себя! – дал ответ на некоторые вопросы, которые всегда будоражат сознание людей.
- Но самое главное, что старый мудрец дал мне рукопись, которую я искал без надежды когда-нибудь найти, - сказал Камилл. - Ты хочешь, наверное, узнать, что написано на этом пергаменте? Я тебе сейчас расскажу содержание начала этой рукописи, потом присядем на вон той скамейке и прочтем новый текст.
- Нет, не надо. Я знаю, что было в начале и что написано в этой, - спокойно произнес Юхан, и добавил: - а ты не суетись, приедешь в Питер, там спокойно и прочтешь. В электричке лучше не развертывай сверток, в попутчиках разные люди встречаются.
И добавил загадочно:
- Особенно сегодня.
Ответ Юхана поверг московского гостя в изумление, граничащее с суеверной опаской.
Казалось бы, что после всех тех событий, которые начались после того, как в азиатском подземелье ему внезапно явилась в темноте тяжелая красная жидкость, Камилл уже ничему не должен был удивляться. Но эта спокойная осведомленность финского парня в событиях, связанных с его, Камилла, жизнью, поразила его.
- Откуда ты знаешь обо мне? И кто ты на самом деле, Юхан! – воскликнул он.
Юхан спокойно улыбнулся, потрепал его по плечу и произнес:
- Ты задаешь мне вопросы, которые должен бы задать Охраннику. Теперь уж поздно, тебе никто не ответит.
И дальше перевел разговор на другую тему, которая тоже почему-то увлекла москвича. Так они прошли весь путь до Терриок.
Камилл, прощаясь на перроне электрички с Юханом, нервно прислушивался к интонациям его голоса, следил за его взглядом – хотел хоть немного понять, с кем его свела судьба. Но по всем признакам перед ним был обычный простой парень, немного выпивоха, немного лентяй, а в общем добрый малый, каких много. Повторять свой вопрос, на который Юхан ему не ответил, он не мог.
Почему-то послушно последовав совету Юхана, Камилл не стал в вагоне доставать сверток с рукописью из кармана куртки. Однако, зайдя в свой номер в гостинице, он уселся в кресло и развернул пергамент.
…«…разносящего в тележке свой несложный ассортимент. Пища была, однако, вполне съедобна, вкус щей и котлет изо дня в день был один и тот же, не ухудшался, как обычно бывает в поездах дальнего следования, где в супы подливают воду, а в котлеты подкладывают все больше и больше хлеба. Однажды он обнаружил, что у него кончились деньги. И он сказал об этом разносчику.
- В кредит, - коротко ответил тот, ставя на столик горячую стальную миску.
«Чем же и когда придется отдавать долг?» - подумал он, но от еды не отказался.
***
Он видел в окно остовы церквей без крестов, с пустыми проемами колоколен. Обитатели этих земель однажды решили, должно быть, что, осквернив церкви, они изгнали Бога. Но как нельзя ладонью прикрыть Солнце, так нельзя, сорвав с куполов золото, отвлечь от созерцания своих преступлений Всевидящее Око.
Он подумал, что народ, поганящий свои собственные храмы, чужие храмы, естественно, будет разрушать до основания. Разве можно от племени, сбрасывающего на землю дивнозвучные колокола, ожидать терпимого отношения к минаретам, белым и стройным? И если на землях, исстари осененных крестом, немым укором возвышались стены оскверненных церквей, то на завоеванных этим странным племенем землях благодатного Полумесяца от мусульманских храмов не оставалось и стен…
Но странное дело! В тех краях, где повержены были мусульманские храмы, блистали обновленным золотом купола православных церквей! Вот Ташкент, он узнал его. Он прожил здесь немало лет, хорошо знал этот город и его окрестности. И теперь, проезжая мимо, он видел высокие главы четырех православных храмов и не видел ни одного минарета! Ни одного! Зная, что хранят в своих сердцах аборигены этих благословенных земель, он догадывался, что не сами они разрушили свои мечети, и не они лелеют эти храмы пришлого народа, покрывая золотом их маковки. И он, пассажир странного поезда, знал, что не любовь к Всевышнему охраняет здесь золотые купола, порушенные на Руси, а наглое намерение подчеркнуть, указать, кто тут в центре Азии нынче правит бал! – надолго ли?
Не христианство это, а демонстрация имперских амбиций.
Выжженные солнцем ландшафты за окном вагона сменяли сосны и песчаные дюны. Он глядел на старинный Таллин, он видел огромный православный собор на главном историческом холме этого города, и он понимал, что это натиск, это вызов, это оскорбление.
Зачем?
Проезжая в который раз через Астрахань он не видел в панораме этого города ни одной мечети. И он вспоминал о строках из литературных произведений, в которых говорилось о множестве прекрасных мечетях в этом городе до захвата его Россией.
Порой пассажир долго не мог заснуть, сон не шел, когда он думал о том, что, вот, свершилось - осуществилась его фантастическая мечта о путешествии через время, причем осуществилась как-то обыденно.
Он проезжал по времени, боясь ступить в прошлое, да и не желая этого, не видя в том смысла. Ну, встретится он с дедом, расскажет ему о грядущем. А зачем? Лишить иллюзий, обеднив тем самым духовно? Предупредить принца Фердинанда? – бесполезно. Не сербы, так другие взорвут мир. Кремлевский же вождь к предупреждениям, как известно, был глух. Еще кого-то предупредить о чем-то? До Александра Сергеевича не добраться, а еще кого?
Он обратил внимание на то, что темное время суток растянулось чуть ли не вдвое, а дневной свет стал тусклым, Солнца не было видно. В один из этих мерклых дней поезд остановился, остановка длилась дольше обычного. Потом состав дернулся, пошел в обратную сторону и опять застыл. Озадаченный этими маневрами пассажир поднялся с лежанки, на которой он теперь чаще прежнего проводил часы, и как раз в это время по коридору за задвинутыми дверями купе прошел проводник, громко объявляя:
- Поезд дальше не пойдет. Прошу освободить вагон.
Пассажир выглянул в коридор, который был пуст. За окном было темно. Он быстро обулся, надел куртку и, сняв с крючка легкую сумку, вышел. Прежде, чем спуститься по железным ступенькам на землю, он выглянул наружу. Небо с той стороны, куда протянулся хвост состава, было освещено рассеянным алым светом, будто там собиралось явиться замешкавшееся дневное светило. В головной стороне состава виднелось несколько темных фигур. Рядом с вагоном стоял некто в железнодорожной форме, к нему и подошел пассажир.
- Дальше путь лежит через мост, который тоньше волоса и острее клинка, - то ли в шутку, то ли всерьез, не дожидаясь вопроса, произнес, как пропел, железнодорожник, и добавил уже другим, жестким голосом: – Дальше путь только пеший.
Шутка, не шутка, но пассажир, кажется, понял, куда его доставил, наконец, этот удивительный поезд. И не надеясь на благоприятный ответ, а только по присущей ему привычке не поддаваться необходимости, он спросил.
- Можно на этом поезде поехать назад? – локомотив в отдаленном конце эшелона пыхтел, выпуская пары.
Тот, кто был в железнодорожной форме, недоуменно взглянул на него, перевел взгляд на паровоз и ответил с нескрываемой безысходностью в голосе:
- А зачем? Ведь пройдя по тому же самому маршруту, поезд вернется опять сюда. Впрочем…
За это последнее слово пассажир ухватился как за соломинку.
- Пожалуй, я прокачусь еще разок, - произнес он, как мог спокойно, а сердце бешено колотилось. Он взялся за холодные поручни и, поднявшись на нижнюю ступеньку, на мгновение остановился и оглянулся. Железнодорожник, уже не обращая на него внимания, шел неторопливо вдоль путей, горизонт был также ровно освещен находящимся за ним источником алого света».
