Михаил Голденков - Схватка
— Нужно разбудить сторожа! Ключи у него! — пролепетал бурмистр и бросился первым вон из комнаты… Вскоре появился заспанный сторож со связкой ключей, позвякивающих на большом кольце. Он был явно удивлен всей этой полночной суете.
— Что случилось? — постоянно повторял этот тучный мужчина с окладистой бородой.
— Кто-то проник в зал собраний! — зло ответил ему бурмистр, словно обвиняя в этом одного лишь сторожа. Все четверо направились по коридору в галерею, где находился холл с залом собраний. Сторож открыл дверь галереи, которая служила прихожей к залу. Богуслав вошел первым. Бурмистр держал свечу. Они быстро прошли вперед. Последним шел доктор Штеллер, почему-то, оглядываясь. Вдруг он крикнул:
— Не ходите дальше, пан Богуслав!
Все остановились перед дверью, обернувшись на Штеллера. Тот стоял бледный, как полотно.
— Не ходите туда! Не надо, пане! Тут что-то не так! Явно не обошлось без ворожбы.
Ганович расширенными от ужаса глазами посмотрел на Богуслава — на двери висела нераспечатанная пломба, но какой-то свет в самом деле лился из щелей двери. Ганович, кажется, разделял опасения доктора. Рот сторожа приоткрылся. Он или не понимал что происходит, или ему передался ужас Гановича и Штеллера. А может запертая дверь и свет внутри испугали его — вещь, в принципе, не совместимая.
— А вдруг это Барбара, — прошептал Ганович, — давайте не искать приключений с нечистью, панове!
— Верно, — наконец-то выдавил из себя сторож, испуганно кивая своей большой круглой головой, — говорят, она блуждает в этой галерее! Спаси нас Боже! — и он перекрестился. Но Богуслав, оглядев всех не то сердитым, не то непонимающим взглядом, развернулся и вновь ринулся к двери.
— Остановитесь, пан Богуслав! — почти крикнул доктор. — Кто знает, какой опасности мы подвергнемся, если зайдем!
— Пан Радзивилл, — взмолился Ганович, у которого неожиданным порывом ветра непонятно откуда задуло свечу, — давайте вначале позовем хотя бы драгун! Пусть они войдут первыми! Мы же не знаем, что там!
— Нет времени ждать! — нахмурились брови Богуслава. Он словно знал больше других, что творится за дверью, а возможно неведение лишь придавало мужества и решительности этому опытному солдату, никогда не терявшему присутствие духа в самых ожесточенных боях. — Открывайте, сторож! Чего вы стоите, как статуя, черт бы вас побрал!
— Не поминайте черта! — крикнул Штеллер.
Богуслава, похоже, взбесила нерешительность сторожа и Гановича. Он отвернулся от них и ударил ногой в дверь, сбивая пломбу. Грохочащий шум от удара отозвался эхом в высоких сводах, прокатился по галерее, как гул далекой канонады.
Сторож трясущимися руками стал вставлять ключ в замочную скважину. Но это у него явно не получалось.
— Три тысячи чертей! — словно издевался над просьбой Штеллера Богуслав. — Пан Ганович! Отоприте дверь вы, пока я ее не высадил к чертям собачьим! Живо!
— Ясновельможный пан, — Ганович отступил на шаг, — повелите мне идти прямо под ядра московской пушки, я без колебаний исполню. Но вы требуете, чтобы я бросил вызов силам ада!
Богуслав схватил ключ из рук сторожа, который также отпрянул в сторону.
— Похоже, кругом все в штаны наложили! — процедил Богуслав также дрожащими, но больше от волнения руками, открывая замок ключом.
Дверь со скрипом отворилась. В зале было темно, но в центре в ореоле какого-то бледно-белого фосфоресцирующего света стояла… женщина. Впрочем так показалось, похоже, лишь одному Богуславу.
— О, никого! — сказал сторож, хотя все без исключения ощутили странный морозный холод, веющий на людей, едва распахнулись двери в зал собраний.
— Что там за туман в центре? — спросил голос Штеллера.
— Матка Боска! — ошарашено выпалил Ганович, осеняя себя крестом. — Боже, Отче наш, иже еси на небеси…
Богуслав стоял оцепенев, глядя в одну точку. Он также, медленно поднял руку и начал было креститься, но… рука замерла на лбу… Странный холод исчез. Более никто ничего не видел. Впрочем, сторож не видел ничего с самого начала.
— Там же ничего не было, кроме холодного ветра, видимо, от плохо законопаченных окон, — сказал сторож, удивленно осматривая остальных. Штеллер повернулся к Богуславу:
— Я видел какой-то странный туман посередине комнаты и более ничего. Никакого света. Может, там была шаровая молния, которая исчезла, сгорев?
— Какая шаровая молния! — возмущенно повернулся к Штеллеру Ганович. — Там была она… Барбара! Я видел женский силуэт, верно, туманный, но отчетливый силуэт женщины в платье. Разве вы ничего не заметили, панове? Как же так!
— Заметили. Я заметил, — тихо произнес Богуслав, — только что тут стояла… женщина, но не Барбара. То была моя Аннуся. Она улыбалась мне, держа в одной руке венец или корону, а во второй… окровавленную птицу. И кровь с птицы капала на пол. Я это отчетливо видел…
Все в страхе перетянулись, перекрестились. Богуслав прошел в центр зала, где было видение. Ганович вошел вместе с ним. Он с ужасом посмотрел под ноги Богуслава. Там, на плите пола, в самом деле, было пятно крови. Богуслав наступил на него…
Глава 23
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
По всей Литве разнеслась радостная весть — убит Яков Черкасский, а его войско побитым псом уходит из-под Могилева в Московию. Впрочем, не радостной эта весть была для самих московитов, будучи скорее ушатом холодной воды. Особенно для Хованского… Артиллерийская перестрелка у стен Могилева в самом деле закончилась провальной атакой московитов на валы. Атаман Черкасский посчитал, что достаточно сильно повредил городской вал и его можно взять приступом, но… Ядра и пули разорвали атаку атамана, а самому Черкасскому ядром размозжило голову. Это была уже четвертая серьезная потеря в командном составе казаков, они приуныли и в ту же ночь стали покидать лагерь. Спешно снялась и ушла остальная армия.
— Черкасский наконец-то отправился к своему Аллаху. Вслед за братцем! — радостно приветствовал Кмитич весть курьера. — Ну, что ж, довоевался, глупец! Возможно, другим будет наукой…
Но казаки в эти же дни продолжали свои беспощадные налеты на южные литвинские города и села. Стародубский воевода Иван Валконский планировал захватить Гомель и Пропойск, однако города выдержали натиск казацких орд…
Царь вновь готов был плакать от отчаянья: диктовать свои условия на переговорах после гибели Черкасского и быстрого ухода его войска более не получалось. Разве если только Хованский выдержит да поможет Дюнабургу и Полоцку… Теперь царь проинструктировал начальника посольского приказа Апанаса Ордина-Нащокина, чтобы при переговорах пошел навстречу литвинам и уступал королю и Витебск, и Полоцк, но требовал отдать Московии Дюнабург и Малые Инфлянты, обещая за это 10 000 рублей. В Андросово послы и комиссары BKЛ намеревались бурно обсуждать и судьбу Укрании, которую делегаты Московии также требовали себе. Впрочем, в стане московских послов единого мнения на сей счет не было. Юрий Долгоруков, Никита Одоевский и Андрей Матвеев главной целью переговоров считали удержание Смоленщины и укранских земель с Киевом. Они даже вопреки воле государя желали продолжать войну до полной победы. Нащокин же видел главным врагом Швецию и готов был идти на мировую с Речью Посполитой, чтобы воевать со скандинавами за Инфлянты и за финское балтийское побережье. Для этого Ордин-Нащокин предлагал отдать королю польско-русской Республики Киев, оставив себе Смоленщину и Северщину. Но этот план царь не принял… Все ждали: а как там Хованский?
Получив известие о смерти Черкасского, которого московскому князю Ивану Андреевечу Хованскому было совсем не жаль («Прибили турка дурного, и поделом!»), Хованский тем не менее огорчился. Теперь он прекрасно понимал, что все вновь зависит от него. Понял он и то, что нужно предельно быть осторожным — литвины могут бросить против его войска освободившиеся от Черкасского силы… Хованский торопился… Он был нескрываемо неприятно удивлен и взбешен дерзости трех с небольшим тысяч солдат Великого княжества Литовского, которые при подходе втрое больших сил московского князя к Дюнабургу не снялись и не бежали прочь.
— Да я их раздавлю! — возмущался Хованский. — На одну ладонь положу, другой прихлопну!
Хованский при подходе к Дюнабургу уже разгромил две небольшие хоругви литвинов, и, похоже, осмелел. Он и сейчас собирался разгромить врага, пусть три тысячи вражеских солдат с пушками не показались ему слишком уж маленькой силой. Но это все равно в три раза меньше, чем у него… Как раз в момент подготовки своей армии к атаке московскому воеводе неожиданно сообщили, что в двух-трех часах марша от города находится пятнадцатитысячная армия польного гетмана Михала Радзивилла. Теперь кровожадная ухмылка полностью слетела с уст князя. Перепугавшись не на шутку, Хованский приказал отступать.
