Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 3
Зима'59 прошла в поисках денег, — современная война стоила недешево. Ободрали провинцию, — крестьянство забунтовало. Стали штамповать «облегченную монету», — банкиры попрятали валюту. Добрались до монастырей и епархий, — духовенство насупилось. Короче, война оказалась делом хозяйственным. Русское же хозяйство, как известно, подчиняется неким непостижимым законам, понять которые иноземцу не дано. Поэтому Фермора сменили на природного нашего графа Солтыкова. Смысл назначения был привычным, практически уставным. Солтыков состоял в родстве с императрицей Анной Иоанновной и регентшей Анной Леопольдовной. Вот его по-миниховски и выкинули со двора — подыхать под прусскими ядрами. «Старичок седенький, маленький, простенький: казался сущею курочкой, и никто и мыслить того не отваживался, чтоб мог он учинить что-нибудь важное». Да еще против Фридриха II Великого.
И стал Солтыков пруссаков лупить неспеша, по-стариковски. 4000 чужих трупов зарыли под Никеном, взяли Франкфурт-на-Одере. Под Кунерсдорфом набили немцев еще более 7000. Фридрих еле спасся от смерти, плена и прямо заболел с досады. Помогало воевать Солтыкову и то, что он политесов не придерживался, чуть-что — посылал наглых австрийских союзников подальше: хрен вам, а не половину контрибуции, когда вы в тылах отсиживались!
Кампания 1760 года пошла неплохо. Солтыков хоть и заболел, но его генералы справлялись и сами, так что 29 сентября был взят Берлин — логово прусского зверя.
Событие такого европейского масштаба не могло не вызвать переполоха в умах. В Питере иностранные послы сбились с ног, их стали менять и перемещать. При дворах составились новые интриги, советчики и знатоки повылазили из убежищ в предвкушении наград. Герои нечаянно получили по шапке. Европа из поля битвы превратилась в огромный шахматный стол.
Тут можно было бы надеяться на конструктивное продолжение российской политики, на стратегическую инициативу, на имперский рост. Но не вышло.
Когда придворные сценаристы разработали смету новогодних торжеств 1761 года, оказалось, что денег хватает только на фейерверки, а войну продолжать нечем. Поэтому в шествиях и маскарадах были срочно инсценированы миротворческие сюжеты с пальмовыми ветвями и гуманитарными мотивами. Дальнейшие рассчеты показали, что денег нет даже на то, чтобы сохранить за собой завоеванную Восточную Пруссию. Последовал приказ «Пруссии более не щадить». То есть, раз уж отступать, то и вывезти из вражеской области все подъемное. Сжечь и взорвать неподъемное пока постеснялись.
Немцы поняли, что время работает на них. Фридрих стал неуступчив в переговорах. Герои войны — наши генералы, австрийский принц Евгений Савойский, английский герцог Мальборо — почувствовали себя идиотами, занервничали, стали конвульсивно перемещать войска, бессмысленно брать и внезапно оставлять города. Летом выгорели огромные склады в Петербурге, сейчас бы сказали — «диверсия».
17 ноября у Елизаветы опять случились лихорадочные припадки. Ее нельзя было беспокоить, но советники непрерывно доносили о расстройстве в делах, неповиновении чиновников, нехватке денег. 12 декабря — новый, особенно тяжкий приступ. 20 декабря наступило неожиданное облегчение, но 22 декабря — в 10 часов вечера у императрицы открылась кровавая рвота с кашлем. Обнаружились и некие «другие признаки», по которым медики заключили, что существует прямая угроза жизни. Елизавета стала лично руководить своим уходом. 23-го утром исповедалась и приобщилась, 24-го соборовалась, к вечеру дважды приказывала читать и сама повторяла отходные молитвы. Агония продолжалась всю рождественскую ночь и почти весь день Христова пришествия. Елизавета Петровна скончалась около 4 часов дня 25 декабря 1761 года.
Историк начал выписывать длинные чернильные кренделя о том, что, хоть Елизавета на первый взгляд для Империи ничего путного не сделала, но зато на второй — произвела настоящую революцию. Революция состояла в том, что немцы были потеснены, и «на высших местах управления снова явились русские люди». Тем временем, под скрип патриотического пера на престол России восходил «немец» Петр III. Нам же от этих русско-немецких кульбитов было ни холодно, ни жарко. Вернее, по-прежнему холодно. По-прежнему жарко.
Петр III ФедоровичГерцог Голштинский Петр, внук Петра I и сын Анны Петровны родился 10 февраля 1728 года и на трон взошел 34 лет от роду. Характер у Петра был сложный. Его немецкая половина оставалась как бы непонятной, чуждой русскому воображению. Кто его знает, чему его научили голштинские воспитатели. Зато русская половина просматривалась четко — от великого дедушки: выпить да погулять. Поэтому и приверженцев у нового императора оказалось не слишком много, — по началу только конференц-секретарь Волков. Остальные, конечно, тоже крутились при дворе, тоже оды ломоносовские сочиняли, но преследовали корыстные цели — вернуть из ссылки как можно больше своих, усилить свою депутатскую группу.
С Севера дружно приехали Миних и Бирон, Менгден и Лесток. Стаи казнокрадов с честными лицами возвратились из мест не столь отдаленных. Вместо конфискованных и перестроенных под военные нужды дворцов им были куплены за счет казны «каменные постройки в вечное владение». Тут обозначилось неприятное свойство нового царствования: помиловали и возвысили только немцев! Русский гений Бестужев-Рюмин, несмотря на многие ходатайства, остался отдыхать в сельской местности. Патриоты во главе с нашим Историком возмущенно ворчали. Они в своих антинемецких тирадах как-то опустили тот факт, что главные правительственные должности достались Воронцову и Глебову, Трубецкому и братьям Шуваловым. Брат канцлера и отец царской любовницы Лизы Воронцовой Иван Ларионович получил самое хлебное место управляющего Сенатской конторой в Москве. Граф Петр Шувалов, несмотря на смертельную болезнь, принял чин фельдмаршала и велел перенести себя в дом старого приятеля Глебова, ибо он «был ближе ко дворцу».
Образовался Совет. Русских в нем числилось 5, немцев — 4. Паритет в соответствии с пропорциями царской крови был соблюден — с небольшим перекосом в пользу «страны пребывания». То ли этот совет стал энергично советовать, то ли дедова кровь не остывала, но начал Петр выписывать указ за указом. Снизил акцизы на соль. Велел вычистить, углубить и обложить камнем Кронштадтскую гавань. Утвердил план прокладки канала Волхов-Ладога, причем рыть его должны были вольные каналоармейцы. Все эти указы состоялись в Сенате 17 января 1762 года. На десерт Петр объявил намерение издать манифест о дворянской службе: «Дворянам службу продолжать по своей воле, и где пожелают, и когда военное время будет, то они все явиться должны на таком основании, как и в Лифляндии с дворянами поступается»...
То-то мы потом недоумевали в старших классах, когда какой-нибудь граф Толстой решал вдруг «оставить службу и удалиться в деревни». Как удалиться? Кто ж его отпускал? При советской поголовной «воинской обязанности» такое соображалось с трудом.
Дворянство умилилось до насморка. Уже на другой день, 18 января, в Сенате встал вопрос о воздвижении столь милостивому государю чисто золотой статуи от всех дворян вскладчину. Голосовали единогласно, но государь проект завернул, велел поискать золоту лучшее применение и обещал памятник себе воздвигнуть нерукотворный — «в сердцах своих подданных». Этим золотым тельцом дворянство чуть не испортило себе обедни. Переживания при отказе от статуи затмили мечту о дворянских вольностях. Тянулись зимние дни, а манифеста все не было. Но помог дремучий случай. Однажды вечером Петр решил проскользнуть между спальнями жены и официальной любовницы, чтобы совершить очередную ревизию винных погребов и неопознанных женских тел на театральных задворках. Нужно было как-то обдурить жену, тяжкую Екатерину Ангальт-Цербстскую. Но еще убедительнее следовало заморочить голову Елизавете Романовне Воронцовой. С этой целью тайный советник Дмитрий Васильевич Волков был заперт в кабинете Петра. Камердинерам велели никого не пускать и отвечать, что государь работают над судьбоносным документом. Волкову поручалось измыслить некую гербовую бумагу, а Петр прошмыгнул вон из дворца. Волков припомнил царские обещания и к утру состряпал манифест о вольности дворянства. И вот ведь штука! Петру нельзя было его не подписать! Подписал...
Теперь старшеклассники могут запомнить на всю жизнь: цена дворянских прав в России — одна вакхическая ночь.
Вы не забыли урока прошлых и нынешних царств? Что еще должно обязательно случиться в дни реформации? Правильно! КГБ нужно прихлопнуть, давно его не закрывали. Манифестом 21 февраля сообщалось, что «Тайная розыскных дел канцелярия уничтожается отныне навсегда, а дела оной имеют быть взяты в Сенат, но за печатью к вечному забвению в архив положатся».