Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король
— Слава!
— Ричард — наша победа!
— Победа!
— Победа пришла к нам!
— Пришла! Победа!
— Завтра мы возьмем Сен-Жан-д’Акр!
— Завтра! Возьмем!
— Веди нас, Львиное Сердце!
— Веди нас!
— Мы захватим Сен-Жан-д’Акр, возьмем в плен Саладина и пойдем за тобой к Святому Граду, ко Гробу Господню!
— В плен! Саладина! Ко Гробу! Ко Граду! На Иерусалим!
И тут Ричард, не громче всех, но звучнее, красивее, а потому — слышнее всех воскликнул:
— Не нам, на нам, но имени Твоему!
И все вмиг утихли, так что слышен был лишь треск факелов.
— Этого хочет Господь! — продолжал Ричард, вознося руки к стремительно темнеющему небу, на котором уже вовсю высыпали звезды. И когда последние возгласы и возня утихли, когда, казалось, и факелы перестали потрескивать, Ричард, чувствуя, как весь он наполняется неземным пением, которое уже льется, как лава из его души наружу, поступая в душу сквозь распахнутые небесам ладони, открыл рот и позволил песне свободно истекать с небес через него на землю:
Нас всех принесло сюдаДыхание Божиих легких.Горы, пустыни, вода —Нас принесли сюда.
Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Не мешайте Христовой рати!Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Прочь, Саладин, с пути!
Никогда еще в душе его не рождалось столь торжественной мелодии, и никогда еще ему не хотелось наполнять песню столь простыми, но твердыми и чеканными словами. Он продолжал в упоении:
Нас всех вел сюда Годфруа,И он на нас — как кольчуга.Эрмит, Бодуэн, Вермандуа —Они нас вели сюда.
Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Не мешайте Христовой рати!Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Прочь, Саладин, с пути!
Во второй раз припев кансоны он пел не один — несколько взволнованных глоток присоединились к его пению, а значит — кансона брала за душу, значит, не зря он так берег ее для этого мгновения и не зря не стал украшать ее никакими изысками, чем проще, тем лучше. Песня продолжала лететь над холмом Таньер-де-Льон:
Нас сбережет здесь Тампль,И Госпиталь, и тевтоны.И Гроб Господень где-то там.Огнем Святым светит нам.
Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Не мешайте Христовой рати!Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Прочь, Саладин, с пути!
Теперь уже не несколько, а многое множество голосов подхватило припев, и Ричард видел, как поют тамплиеры в белых плащах с красными крестами, госпитальеры в черных плащах с белыми крестами, немцы-тевтоны в белых плащах с черными крестами. Сердце его отчаянно колотилось. Надо было петь последний куплет:
Украсят ИерусалимСвятой Георгий и Лилия.Орла имперского крылияУкрасят Иерусалим.
И он уже потерял свой голос, когда все до единого, все, кто стоял тут пред ним на холме, заревели припев:
Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Не мешайте Христовой рати!Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Прочь, Саладин, с пути!
Хотелось продолжать и продолжать, но Ричард понял, что на сей раз никакой его певческой мощи не хватит, и заставил себя отречься от продолжения, резко отмахнулся рукой, гоня песенное искушение прочь, и — громко рассмеялся, так что и все засмеялись, и он видел в глазах у них неистовый прилив любви. И они не могли угомониться и еще трижды подряд пропели полюбившийся припев. И уже не они с Ричардом, а Ричард с ними, подпевая им, орал:
Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Не мешайте Христовой рати!Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Прочь, Саладин, с пути!
Наконец огромный рыцарь в белом плаще с красным крестом на плече приблизился к Ричарду и пал пред ним на колено, держа руку на сердце:
— Верный слуга его величества — великий магистр ордена Бедных Рыцарей Христа и Храма Соломона, Робер де Сабле. Приветствую короля Львиное Сердце на Святой Земле.
Второй богатырь, с огромной рыжей бородою и в белом плаще с черным крестом, припал пред Ричардом:
— Верни шлюга его велишеств — хохмайстер ордена Пресвяти Богородиц[67], барон фон Зигенбранд. Хайль кёниг Рихард! Хайль Лёвенхерц! Хайль унфергляйхлихе кёниген Беренгария![68]
Когда и магистр госпитальеров подошел с приветствием, Ричард, сам не зная почему, вдруг вспомнил про Жана де Жизора и в беспокойстве стал осматриваться по сторонам — нет ли среди этого множества глаз, в которых сверкают отблески факелов и светится небывалое воодушевление, двух черных страшных зрачков, уходящих своими глубинами в самую глубь преисподней? Нет, их не было, и, стараясь отвлечься от мыслей о проклятом де Жизоре, Ричард вдруг громко спросил:
— Кто хочет перейти в мое войско?
— Я-а-а-а-а-а-а-а!!! — прокатилось по бурной толпе, и лес рук взметнулся вверх.
— Сколько вам платит король Филипп? — продолжал вопрошать король Англии, пользуясь отсутствием короля Франции. Старый добрый друг Филу не соизволил явиться к старому доброму другу Уино.
— Три.
— Три безанта.
— Целых три безанта.
— Целых!.. Всего лишь три безанта!
— Жалкие три безанта.
— Я буду платить вам четыре безанта в месяц. Я захватил по пути сюда полный золота сарацинский дромон. Корабль пошел ко дну возле Бейрутского мыса, а все золото досталось мне.
— Да здравствует Ричард Львиное Сердце!
— Хайль Рихарт Лёвенхерц!
— Вива Рикардо Корлеоне! Вива Беренгария ди Наварра!
— Гроб Господень, защити нас!
— Лонг лив Ричард Лайонхарт!
— Так хочет Господь!
И снова само собой покатился припев новорожденной кансоны:
Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Не мешайте Христовой рати!Лон-лон-ля!Дайте нам пройти!Прочь, Саладин, с пути!
Глава двадцатая
ПОД СТЕНАМИ АКРЫ
Утром следующего дня в ставке Ричарда завтракали семеро: сам король Львиное Сердце, его жена Беренгария, граф Ролан де Дрё, барон Гюи Меркадье, дон Антонио Никомедес д’Эстелья, граф Бодуэн де Бетюн и летописец Амбруаз Санном. Все пребывали в превосходном настроении, особенно Ричард, который вчера благополучно напился, ночью наслаждался любовью жены, а утром встал на удивление свежий и обнаружил всего только три прыщика у себя в паху.
— А вот эн Амбруаз, — говорил он, — уверяет, что Акра — вовсе не сарацинское слово, а греческое.
— Разумеется, — кивал летописец, — тут и сомнений никаких быть не может. Акра по-гречески означает крепость. Что, по-вашему, Акрополь? Город-крепость. Четко и ясно. Просто у сарацин есть обычай названия городов истолковывать на свой лад. Я слышал, они Антиохию. называют Антакья, и это по-ихнему что-то означает.
— Ну да, — промолвил барон Меркадье, — а Иерусалим у них Эль-Кодс.
— А Иордан — Шериат-эль-Кебир, — добавил граф де Дрё.
— А Сидон — Саида, — сказал де Бетюн.
— Да что говорить, — подытожил Амбруаз, — все города и реки они по-своему именуют. Но ведь и мы Акру переименовали в Сен-Жан-д’Акр. И ничего.
— Не мы, а госпитальеры, — поправил Меркадье.
— А мы тоже переименуем ее, — задорно воскликнул Ричард.
— Зачем? — удивился дон Антонио.
— Затем, что мы не госпитальеры, — ответил король. — Предлагаю отныне именовать Акру… М-м-м… Иерусалим-сюр-мер[69]. А?
— Прекрасно, — сказала Беренгария скромно.
— Великолепно! — воскликнул де Бетюн.
— Выпьем за Иерусалим-сюр-мер! — поднял дон Антонио чашу с легчайшим местным вином.
— Эн Ролан, — обратился Ричард к графу де Дрё, когда за новое название Акры было выпито, — прежде чем мы приступим к тщательному осмотру сил, расположенных вокруг Иерусалима-сюр-мер, я хотел бы, чтобы вы еще раз коротко рассказали мне, как развивались события с начала осады. Ведь вы, кажется, были с самого начала?
— Совершенно верно, — кивнул граф де Дрё. — Когда король Гюи летом позапрошлого года двинулся из Тира к Акре, я возглавил один из полков его немногочисленного войска. Прибыв сюда, мы расположились на восточном холме и уже через два дня решили напасть на крепость. Среди нас было много госпитальеров, которые воодушевляли нас тем, что одному из них якобы явился сам Иоанн Креститель и сказал, что теперь есть возможность совершить подвиг в честь его святой главы. А как раз наступил праздник Усекновения честной главы Предтечи Иоанна. Нам было известно, что рать Саладина находится в десяти лье к востоку от Акры, на берегах Тивериадского озера. Отринув скромность, могу сказать, что, хотя нас было очень немного, мы с отчаянной храбростью бросились на приступ и могли, могли, клянусь вам, взять Акру тогда же. Но ложное известие о том, что Саладин спустился с Галилейских гор и вот-вот ударит нам в тыл, спугнуло нас, и мы, оставив приступ, отступили к подножию Казал-Эмбера.
