Дэн Симмонс - Черные холмы
И снова Паха Сапа видит Черные холмы — они имеют форму сердца и располагаются в центре бескрайних зелено-бурых прерий облейяйи дошо — безмерности мира. Он снова видит Черные холмы — они вамакаогнака е’кантге целого континента, иными словами, сердце всего. Но более всего Паха Сапа воспринимает теперь Черные холмы как О’онакецин, Место убежища.
Он видит и реку Танец Солнца к северу от холмов, вазичу называют ее Бель-Фурш, и реку Шайенна — к югу. Дальше на север он отчетливо видит петляющую линию, которую вазичу называют река Миссури. Все эти реки вышли из берегов, но сильнее всех разлилась река Танец Солнца.
Вдалеке Паха Сапе видны Вапийе-олайе-а’ха — Долина камней, которые лечат, и Хиньянкагапу — Черные горки, и Хеску — Белые горки, и Ре-слу — Лысое место. Но он снова переводит взгляд на Вашу-нийя, Дышащую пещеру в южной части холмов, и на полсотни ориентиров на холмах и за их пределами, чтобы добраться до которых ему потребовались бы дни и недели езды или ходьбы.
Он видит Крутой кряж из красноватого песчаника, который ограничивает впалую Беговую Дорожку вокруг холмов, похожую на полосу мышц вокруг работающего сердца, и четко видит широкий Пте-Тали-йапу — Бизоний пролом, сквозь который открывается легкий доступ в горы четвероногим и вольным людям природы, когда они отправляются в святилище. Прямо под ним — Шесть Пращуров, поблизости — более высокая горная вершина под названием Холм злого духа и с полсотни других хребтов серого гранита, и столбов красной породы, и шпилей, торчащих из мягкого черного ковра сосен, который покрывает холмы.
Здесь стоит тишина, а солнце быстро встает снова и снова, слишком быстро — и это означает, что оно не подчиняется привычному ходу времени, и тени укорачиваются так быстро, что смех берет. Снова и снова солнце летит по небу, описывает дугу по идеальной голубизне и садится под молитвы вольных людей природы. Но внезапно движение замедляется и раздается шепот ветра, шорох ветвей, далекий гром — тихий голос пращура в мозгу Паха Сапы произносит слова, и одиннадцатилетнему мальчику кажется, что он оказался в своем и своего народа будущем.
— Смотри, Паха Сапа.
Паха Сапа смотрит, но поначалу ничего не видит. Но потом он понимает, что среди и внутри скал священной горы Шесть Пращуров на расстоянии мили или двух непосредственно под ним происходит какое-то движение и шевеление, дрожание и вибрации вдоль скалистой вершины, где он все еще видит свою затопленную жижей Яму видения и пять обозначающих страны света шестов со знаменами. Орлиная зоркость Паха Сапы позволяет ему фокусировать взгляд на чем угодно по его желанию, словно у него в руках телескоп, какие, по словам Сильно Хромает, есть у офицеров-кавалеристов вазичу, и теперь, по новому указанию одного из пращуров, он внимательнее смотрит на гору, с которой поднялся.
Небольшие камни и средних размеров валуны от тряски соскальзывают по крутому южному склону горы Шесть Пращуров. Паха Сапа видит, как в унисон трясутся и дрожат деревья на северном склоне. Раздается глухой рокот, и новые камни, большие и малые, скатываются в равнину по южному склону священного пика, а потом Паха Сапа видит действие землетрясения, когда сами скалы словно становятся жидкими, переливающимися, и многие мили лесов и лугов складываются и перестраиваются, как встряхиваемая одежда из бизоньей шкуры или меховое одеяло.
Нет. Из камня что-то появляется.
Несколько мгновений Пахе Сапе кажется, будто оно извергается из самих скал, прорывается из камня наружу, но потом он перефокусирует взгляд на близкое видение, и ему становится ясно, что сама гора меняет форму, очертания, переформируется.
Из скалы, смотрящей на юг, под тем местом, где Паха Сапа лежал и молился несколько дней и ночей, возникают четыре гигантских лица. Это лица вазичу, мужские лица, хотя первое появившееся лицо вполне могло бы принадлежать и старухе, если бы не волевая линия подбородка. Второе лицо, появляющееся из гранитного утеса, словно клюв и голова птенца из серого яйца с толстой скорлупой, принадлежит вазикуну с длинными волосами, еще более длинным подбородком, чем у крайнего слева женоподобного вазикуна, и устремленным вдаль взглядом. Он смотрит на Паха Сапу и зримых пращуров. У третьей головы — что-то вроде козлиной бородки, какие носят некоторые вазичу, но строгие черты и бесконечно грустные глаза. У четвертой и последней головы, расположенной между тем, кто смотрит вдаль, и тем, грустным, у кого козлиная бородка, подобие усов над улыбающимися губами, а вокруг глаз какие-то круги, сделанные вроде бы из металла и стекла. Сильно Хромает с каким-то сожалением, как казалось Паха Сапе, говорил о третьем и четвертом глазах, надеваемых некоторыми вазичу на собственные глаза, когда те начинают слабеть; он даже произнес слово, каким они называют эти глаза: очки.
— Что…
Паха Сапа должен спросить, что означают эти страшные головы, пусть голос его наги звучит жалко даже для его собственных ушей.
Но мальчик замолкает, почувствовав бесплотное прикосновение невидимой руки пращура к плечу его духа, когда гора внизу начала изменяться.
Четыре головы проявились полностью. Потом возникают плечи и верхние части туловища, облаченные в гранитные подобия одеяний вазичу, и все это кажется Паха Сапе до странности знакомым по прежним снам. Теперь четыре формы начинают ежиться и крутиться — Паха Сапа чуть ли не слышит хруст, производимый их усилиями, и грохот валунов, падающих на равнину, хлопанье крыльев и крики тысяч птиц, взлетающих с Черных холмов.
Высота голов составляет пятьдесят или шестьдесят футов. Каменные тела, когда они распрямляются из позы плода, обретают устойчивость и встают, имеют высоту наверняка не меньше трехсот футов — больше, чем духи шести пращуров на их столбах белого света.
На мгновение Паха Сапа приходит в ужас. Неужели эти монстры вазичу из серого камня продолжат расти, пока не доберутся до шести пращуров и до него? Неужели они протянут руки, стащат его с небес и проглотят?
Каменные вазикуны прекращают расти и больше не смотрят на Паха Сапу или на пращуров. Их внимание приковано к земле и к Черным холмам. Гиганты стоят там на своих массивных серых каменных ногах, а два из них фактически оседлали пик Шести Пращуров, и Паха Сапа видит, как они оглядываются; он решает, что это обычное любопытство, свойственное всем новорожденным, будь то четвероногие или люди.
Но в глазах этой четверки больше чем просто удивление. В них еще и голод.
Снова раздается шелест ветра в соснах, похожий на раскат далекого грома шепот одного (или, может, всех) пращуров Паха Сапы:
— Смотри.
Четыре каменных гиганта вазичу шагают по Черным холмам, сбивая деревья на своем пути. Их следы в мягкой земле размером не уступают небольшим священным озерам, разбросанным здесь и там по холмам. Время от времени один или два-три гиганта останавливаются, наклоняются и сбивают вершину горы, сбрасывая тысячи тонн земли на одну или другую сторону.
Паха Сапа испытывает неожиданное и почти непреодолимое желание хихикнуть, рассмеяться, возможно, расплакаться. Может быть, эти каменные гиганты вазичу всего лишь писпия — гигантские луговые собачки?
Но он продолжает смотреть, и желание смеяться у него пропадает.
Четыре каменных гиганта вазичу выхватывают животных из лесов и лугов Паха-сапа: оленей из высокой травы, бобров из запруженных рек, лосей со склонов холмов, толсторогих баранов с валунов, дикобразов с деревьев, медведей из берлог, белок с ветвей, орлов и ястребов из самого воздуха…
И четыре каменных гиганта вазичу пожирают все, что выхватывают из лесов и полей. Громадные серые каменные зубы жуют, жуют и жуют. Серые каменные лица на серых каменных головах совершенно бесстрастны, но мальчик чувствует их ненасытный голод — они наклоняются, хватают живые одушевленные существа, отправляют их в серые рты и жуют, жуют, жуют.
Шепот Паха Сапы реальный, слышимый, он формируется легкими его наги, глоткой и ртом, он выталкивается через зубы его духа, но шепот этот прерывистый.
— Дедушки, можете вы остановить их?
Но вместо ответа шепчущий голос, похожий на раскат грома, на шелест ветра в сосновых иглах, задает вопрос:
— «Вазичу» не означает «бледнолицый», Черные Холмы. Это означает — и всегда означало — «пожиратель жирных кусков». Теперь ты понимаешь, почему мы дали твоим предкам это слово для именования вазикуна?
— Да, дедушки.
Паха Сапа не знал и подумать бы никогда не мог, что тело его духа может испытывать тошноту, но именно это с ним и происходит. Он свешивается через ограду пальцев надежной руки пращура и смотрит.
Четыре каменных гиганта вазичу выходят из Черных холмов, и теперь они разделяются и двигаются в направлении стран света, словно ведомые жалкими палочками у Ямы видения Паха Сапы. Поначалу мальчик не верит своим глазам, но с помощью обретенного им орлиного зрения приглядывается и понимает, что глаза не обманывают его.
