Тейлор Колдуэлл - Монгол
Чаша дрожала у него в руках.
Потом Тогрул вытер губы белым шелковым платком. Возмущенный взгляд хана уставился на золотой крест. Он поднял сухой кулак и закричал:
— Я за все отомщу!
Но эти слова показались ему странными, и он разразился пронзительным глупым смехом.
Глава 3
Во время пира Темуджин сидел рядом с Тогрул-ханом, незаметно оглядывался по сторонам и презрительно думал: «Неужели люди могут драться и умирать ради подобных безделушек? Наверно, толстое расплывшееся тело убивает все желания!»
Темуджин мог выпить огромное количество вина и не быть пьяным. Алкоголь делал его злым и увеличивал желание властвовать. Когда Темуджин пил, то начинал понимать, что в его власти сделать все, перед ним расстилались далекие горизонты, а сердце билось ритмично и сильно. Он чувствовал, как вырастал выше гор и облаков! Он уже обладал нечеловеческой волей, и ему казалось, что он один стоит на горе и под его ногами расстилается Вселенная. В эти мгновения его было невозможно в чем-то переубедить, и он лишь укреплялся в своей вере в то, что со временем ему суждено стать ханом ханов. Ему было понятно, почему он никогда не ощущал благоговения перед другими людьми и даже не испытывал уважения к ним. Ему было понятно, отчего он ко всем ощущал только презрение, и теперь он также презирал могущественного Тогрул-хана, желавшего только роскоши. Темуджин чувствовал, что судьба зовет его вперед и прорастает в нем, как женщина ощущает зарождение и рост в своем теле младенца.
Действия Тогрул-хана подогревала ненависть, и ему хотелось поразить жалкого и нахального нищего-степняка роскошью и великолепием праздника, в этом он превзошел самого себя. Но уже во время приготовлений он впал в гневное настроение и задался вопросом: «Для чего я так стараюсь? Почему я готовлю для него чудеса, которые я обычно удивляю важных гостей?»
Ответа не было.
У шатров были откинуты пологи, и в них сверкали яркие лампы. Золотые, хрустальные и серебряные лампы свисали с шестов, воткнутых в пахучую траву. Полыхали огромные костры, в которые бросали полные горсти мирра и сандалового дерева. Они наполняли чистый горный воздух одуряющими запахами. На огне кипели котлы, за которыми присматривали женщины в алых, синих и белых нарядах. На вертелах жарилась дичь, а баранина и конина томились в густом соусе. Из снежно-белой муки пекли вкуснейший хлеб и подавали его на серебряных подносах. На столах теснились блюда с редкими фруктами, от взгляда на которые начинали обильно течь слюни, а цветом эти фрукты напоминали редкие драгоценные каменья. Кувшины и другие емкости с вином источали волшебный дурман, который свободно лился, подобно родниковой воде. На столах теснились блюда с лакомствами, от которых исходил аромат розы. Было также великое множество нежных и поразительно вкусных печеностей, а в душистые экзотические соусы добавлялись удивительные, мало кому знакомые травы и приправы. К столу была подана рыба из высокогорных ручьев, тушеная в вине.
Кругом трепетали от ветерка, летящего с темных гор, шелковые ярко раскрашенные вымпелы. Слуги и служанки постоянно что-то подносили, а на руках у них звенели серебряные браслеты, и множество музыкантов исполняло чудесную мелодичную музыку, а им вторили сладкие, высокие женские голоса.
На низких столах были разостланы белые шелковые скатерти с чудесным изящным рисунком. У столов на шелковых пуховых подушках восседали Тогрул-хан, Азара, Темуджин и его друзья.
Шутки, смех и пение просто оглушали. Военачальники и вожди сидели рядом с Тогрул-ханом. Они пели, ели, громко о чем-то рассуждали, временами исподтишка с презрением и насмешкой поглядывали на Темуджина и его бедно одетых друзей. Сами они подобно Тогрулу были одеты в дорогие шелковые халаты и сверкали драгоценностями. Они подолгу жили в городах, и в их подчинении было много народа, они командовали крупными армиями. Они чувствовали неприязнь Тогрул-хана к Темуджину и понимали, что этот пир вполне мог бы стать погребальным, но когда разговаривали с Темуджином и его друзьями, в их голосах слышались насмешливое уважение и завуалированная ирония.
У Темуджина был острый, как у хищного зверя, нюх. Он был человеком, привыкшим к опасности, сразу все понял, но оставался абсолютно спокойным и делал вид, что безразличен к окружающей роскоши. Тогрул-хан вскоре понял, что на Темуджина не произвели впечатления ни красота, ни богатство, но главное — почувствовал грозившую ему опасность. Поэтому хан изо всех сил пытался развеять опасения молодого воина, говорил с притворной нежностью, что испытывает к нему отцовские чувства.
— Твой отец был врагом Таргютая, теперь тот оказался и твоим врагом. Мне об этом стало известно. Мне также известно, что он тут же воспользовался твоим сложным положением. Это — нечестно! Я могу предложить тебе помощь, если ты только ее у меня попросишь!
Темуджин улыбнулся, но губы у него оставались крепко сжатыми, казалось, они были обведены белой линией, что говорило о его сильном гневе.
— Благодарю тебя, отец, за твою доброту. Но я сам стану бороться с Таргютаем. У меня есть храбрые воины, которые с радостью пожертвуют ради меня своими жизнями. Что касается меня, то в глубине сердца я уверен, что ни один человек не может меня предать или покорить. — Он пристально взглянул в глаза Тогрула, и его взгляд напоминал взгляд невинного ребенка — такими синими и абсолютно честными были его глаза.
Тогрул выдержал его взгляд и подумал: «Это пустынная пантера!» Он сладко улыбнулся и ласково коснулся руки Темуджина.
Темуджин нахально глазел на Азару, которая внимательно прислушивалась к разговору, поймав на себе его взгляд, девушка покраснела и опустила голову. Увидев это, Темуджин улыбнулся, чувствуя себя настоящим Покорителем Вселенной.
Внезапно раздался звук цимбал, и дрожащее эхо полетело к звездам. В свободное пространство между накрытыми столами выбежала дюжина красивых рабынь в шелковых шальварах синего, алого и белого цветов. От тел танцовщиц исходил пьянящий запах благовоний, он колебался, подобно сладкому горячему ветерку. Сначала их движения, сопровождаемые музыкой флейт и тихим рокотом барабанов, были медленными и простыми. Все происходило, как во сне. Они казались невинными девушками, а не изощренными гуриями, привыкшими к похотливым играм и умевшим доставлять радость, вызывать похоть и бесстыдно ее удовлетворять.
Их обнаженные груди, плечи и гибкие руки отливали в свете ламп, как шелк, а от блеска драгоценностей слепило глаза. Их ноги выделывали сложные движения, от которых нежно звенели колокольчики, укрепленные на лодыжках. Их улыбки напоминали улыбки людей, погруженных в сказочный транс. Казалось, что они не замечали взглядов сотен похотливых глаз.
Потом барабаны забили громче и ритмичнее. Танцовщицы что-то страстно выкрикивали, возбужденные своими видениями, вздымали руки. Все быстрее и быстрее пищали дудки, жутко грохотали барабаны. Обнаженные тела девушек блестели от пота, и его запах начал перебивать сладкий аромат благовоний и душистых масел. Вскоре воздух стал настолько тяжелым, что было почти невозможно дышать. Кругом похотливо блестели глаза, красные губы стали влажными и обнажали белые зубы. Воины, сидевшие на корточках, начали громко вопить и хлопать в такт в ладоши. По темным их лицам ручьями тек пот, они тянули хищные руки к женщинам, которые начали судорожно дергаться и тихонько постанывать, мягко покачивая влажными гибкими телами. Когда танцовщицы смотрели на воинов, в глазах их можно было заметить наглый животный смех и приглашение… Они похотливо покачивали бедрами, передергивали ягодицами, хрипло смеялись, поглядывали на воинов и трясли грудями. Многие воины, вскочив на ноги, пытались ухватить женщин за руку или за волосы, но танцовщицы громко визжали, переворачивались словно змеи, ловко избегая прикосновений обезумевших от зрелища мужчин. Это был дикий и похотливый танец. Головы людей плыли от настойчивой, ритмичной музыки, а едкие ароматы не давали нормально дышать. Однако неожиданно раздался опять звук цимбал, и девушки исчезли. Воины, утирая красные потные лица, снова уселись и начали пить, чтобы заглушить память о том, что они видели.
Тогрул-хан обратился к Темуджину, который не сводил взгляда с Азары, прикрывшей лицо вуалью:
— У калифов Бухары и Самарканда не было женщин, подобных моим танцовщицам. Ты обратил внимание на то, как они похожи? Даже я не могу отличить одну от другой. Их выискивали на рынках рабов во многих городах. У них похожи губы и глаза и даже волосы одного и того же оттенка. Мне предлагали за них целое состояние.
Темуджин продолжал смотреть на Азару и ответил ему громким отчетливым голосом:
— Я не видел никого прекраснее!
Его голос пробудил девушку к жизни. Она подняла голову, повернула к нему лицо и, встретившись с Темуджином глазами, покраснела. Потом робко улыбнулась в знак того, что поняла его.
