Рафаэлло Джованьоли - Спартак
Итак, луперкалии приходились на 15 февраля и в 680 году праздновались согласно традиции со всей предписанной ею торжественностью.
Рано утром в луперкальный грот собрались луперки — жрецы, выбранные среди наиболее выдающихся юношей патрицианских родов; они ожидали начала жертвоприношения.
Среди луперков можно было увидеть Луция Домиция Агенобарба, красивого белокурого юношу двадцати одного года, который в 700 году римской эры стал консулом; Луция Корнелия Лентула, Квинта Фурия Калена, обоим было по двадцать четыре года, впоследствии они также стали консулами — первый в 705 году, второй в 706 году; Вибия Панса,[150] которому в это время едва исполнилось двадцать пять лет, в 710 году вместе с Аттилием Гирцием[151] он был избран консулом; Вибий Панса сражался под Мутиной против Марка Антония, но ему не довелось увидеть победу своих легионов, так как он пал вместе со своим сотоварищем Гирцием на поле брани.
В то время как молодые патриции, принадлежащие к коллегии луперков, стояли в луперкальной пещере, в жреческих одеяниях, туда явилась целая толпа патрицианской молодежи; они привели с собой Марка Клавдия Марцелла и Сервия Сульпиция Руфа — юношей двадцати одного года; отцы их были консулами, впоследствии и сыновья стали консулами. Оба пришли в белых тогах и в венках из плюща, потому что им предстояло выполнять важную роль в предстоящих жертвоприношениях.
Как только собралась вся эта молодежь, виктимарии взяли ножи и предали закланию двенадцать козлов и столько же щенят. Затем один из луперков принял из рук другого приготовленный меч и, обмакнув его в жертвенную кровь, дотронулся до лба Клавдия Марцелла и Сульпиция Руфа. Другие луперки стали вытирать пятна крови, оставшиеся на лбу двух молодых патрициев, намоченной в молоке шерстью. Как только кровь была удалена, Марцелл и Руф согласно обычаю разразились громким хохотом. Эта церемония, по традиции, символизировала очищение пастухов.
Вслед за этим в особом отделении пещеры был совершен обряд омовения. А затем луперки вместе с очистившимися юношами и их друзьями сели за стол, где их ожидали вкусные яства и самые лучшие вина.
Пока жрецы-луперки пировали, пещера стала наполняться народом; в роще, посвященной Пану, где находилась пещера, на дороге к священному склону Палатинского холма и на всех прилегающих улицах толпился народ. Особенно много было тут женщин и среди них немало патрицианок — как замужних, так и девушек, явившихся в сопровождении рабов, слуг и гладиаторов, принадлежащих их семьям.
Чего ожидала вся эта толпа, стало ясно, как только веселые и хмельные луперки вышли из-за стола; они надели поверх туник широкие полосы из шкур жертвенных животных, взяли в руки ремни и плети, сделанные из тех же шкур, шумной толпой выбежали из грота и, промчавшись по улицам, принялись хлестать плетью всех, кто попадался им на пути.
Так как девушки верили, что удары плети, освященной богами, помогут им выйти замуж, а бездетные замужние женщины были проникнуты верой в оплодотворяющую силу этих плетей, то по всем улицам навстречу луперкам бежали матроны и девушки, сами подставляя под удары свои руки. Царило буйное веселье. Толпа встречала луперков криками и веселыми возгласами, и так они пробежали по всем главным улицам Рима. Часть молодых жрецов направилась к цирку, оттуда, по улице храма Беллоны, на Трумфальную улицу, затем, свернув направо, они понеслись по предместью Януса, еще раз свернули направо и двинулись по улице Флументаль к Тибрскому острову. Другая часть луперков прошла по Новой улице и по улице Табернола и повернула по Африканскому переулку к Эсквилинским воротам. Здесь луперков ждали присланные их семьями запряженные четверкой лошадей колесницы, раззолоченные или украшенные бронзовой чеканкой; молодые жрецы садились в эти колесницы и в сопровождении многочисленной свиты из римских граждан, также ехавших на лошадях, направлялись по дороге, ведущей к Тиволи, за несколько миль от города в Альбунейскую рощу — в то место, где и до сих пор бьет знаменитый серный источник. Ежегодно в день праздника луперкалиев, после жертвоприношения, совершались поездки в эту рощу, где, по преданию, обитали фавны, потомки Фавна, мифического царя Латия. В уединенных уголках зеленой чащи луперки якобы вещали священные прорицания. Другая группа луперков направилась, как мы уже говорили, к Тибрскому острову; пройдя до половины улицы Флументаль, шествие свернуло налево и по короткому Тибрскому переулку быстро добралось до деревянного моста; одиннадцать лет спустя, то есть в 691 году, по декрету сената тут был заложен каменный мост, названный в честь Фабриция, куратора дорог, его именем.
На Тибрском острове, в то время еще малонаселенном, находилось три известных памятника: храм Эскулапия, храм Юпитера и храм Фавна. Храм Эскулапия, самый большой и самый великолепный из них, воздвигли в 462 году римской эры по случаю ужасной эпидемии чумы, унесшей тысячи жертв. Это произошло во время консульства Квинта Фабия Гургита и Юлия Брута Сцевы. Из Рима направили послов в Эпидавр, греческий город, посвященный культу Асклепия, бога медицины. Когда римские послы находились в храме бога-целителя, к ним подползла одна из живших в храме священных змей — прирученная безвредная змейка желто-коричневой окраски. Послы приняли ее появление за божественное знамение: змея, посвященная богу врачевания, по своей доброй воле приблизилась к ним. Они отправились к своим кораблям, следом за ними поползла и змея; ее взяли на корабль и привезли в Остию, здесь корабль вошел в устье Тибра и поплыл вверх по течению; когда он достиг Тройных ворот, змея вдруг выползла и, бросившись с судна в реку, скрылась на Тибрском острове. Авгуры истолковали этот каприз змеи как волю бога Эскулапия, пожелавшего, чтобы в этом месте ему был воздвигнут храм, что и было сделано.
В 552 году от основания Рима, по обету претора Фурия Пурпореона, рядом с большим храмом Эскулапия был построен другой храм, меньших размеров, но не уступавший ему в роскоши, — храм Юпитера.
А в 558 году, то есть шесть лет спустя, народные эдилы, Гней Домиций Агенобарб и Гай Скрибоний Курион, наложили денежные взыскания на трех крупных торговцев скотом и на эти деньги построили рядом с храмом Эскулапия, почти напротив храма Юпитера, третий храм — в честь бога Фавна.
Итак, на маленьком Тибрском острове было три храма, а это с очевидностью доказывает, что еще до сооружения каменных мостов Фабриция и Цестия сообщение между городом и островом поддерживалось не только при помощи лодок и паромов, но и через деревянные мосты, подобные Сублицийскому мосту, построенному на сваях.
Пройдя по деревянному мосту, луперки и сопровождавшая их толпа вступили на остров, чтобы принести здесь жертву богу Фавну, который был, согласно мифам, связан родственными узами с богом Паном. Завершился же праздник новым пиршеством, уже подготовленным в харчевне, открытой рядом с храмом Эскулапия и известной своей прекрасной кухней и тонкими винами.
Не менее весело, чем луперки, решили закончить свой день и те, что вышли через Эсквилинские ворота и отправились посетить Фавна в его гротах и рощах близ серного источника.
Как в древних, так и в современных религиях таинственные обряды культа служили предлогом для веселого и более или менее непристойного времяпровождения, и совершались эти обряды хитрецами, пользовавшимися легковерием толпы. Луперки из тщеславия устраивали празднества на свой счет, жреческие обязанности считались весьма почетными, и, кроме того, веселым жрецам доставляло немалое удовольствие без стеснения хлестать своей плетью красивых девушек и пленительных матрон и получать за это в награду нежные улыбки и любезные слова.
У храма Фавна, прислонившись к одной из колонн портика, стоял человек лет двадцати пяти, равнодушно наблюдая за движением толпы и беготней луперков; он был высок ростом, прекрасно сложен и, несомненно, обладал большой физической силой; в нем все было красиво: крепкая, словно изваянная скульптором шея, гордая посадка головы, благородная осанка. Завитые и надушенные волосы, блестящие, как черное дерево, оттеняли белизну высокого и широкого лба и глаза — выразительные, проницательные и властные глаза очень красивого разреза; взгляд этих улыбающихся, полных благожелательности глаз привлекал сердца и покорял всех железной воле этого человека, которая временами сквозила в его огненном взоре, в морщине, перерезавшей лоб, в густых и черных почти сросшихся бровях. Нос был прямой, четко и красиво очерченный, рот скорее маленький, в складе довольно толстых, пухлых губ запечатлелись две страсти — властолюбие и чувственность. Едва заметный оливковый оттенок матовой белизны лица придавал еще больше привлекательности этому высокому и величественному, сильному и красивому человеку.
