Юрий Вяземский - Детство Понтия Пилата. Трудный вторник
Выпроводив Сезитака, Вар некоторое время размышлял в одиночестве. А после вызвал к себе в палатку самых близких ему людей – то есть Арминия, легатов Семнадцатого и Восемнадцатого легионов, Ингвиомера и Сегимера (Тогония Галла, мужа своего любовницы, он редко приглашал на военные советы, предпочитая общаться с ним через военных трибунов; и в последнее время старался не встречаться с Сегестом, злосчастным тестем Арминия), – вызвал, стало быть, римлян, херусков и скучным и обиженным голосом стал говорить, что сам пойдет на мятежников, поведя за собой три легиона.
Арминий пытался его отговаривать. Но Вар, оставив обиду и преисполнившись величия, стал объяснять, глядя на своего любимца:
«Ты верный друг Рима и отважный воин, Арминий. Но ты, как всякий германец, ничего не смыслишь в политике. Мятежников надо примерно наказать, чтобы другим отныне было неповадно».
«Я сам могу их наказать, поверь мне!» – пылко воскликнул Арминий.
Вар же перевел взгляд на Ингвиомера и назидательно продолжал:
«Примерно покарав дерзких мятежников, надобно установить, сносились с ними семноны и лангобарды или пустое болтают».
«Я тоже могу это сделать!» – радостно пообещал Арминий.
А Вар смотрел теперь уже на Сегимера и царственно заключил:
«Если эти сношения имели место, если в трудное для Рима время подданные Маробода дерзнули подло замыслить и ударить нам в спину, то в следующем году я призову из Империи многие легионы и двину их на другой берег Альбиса, дабы упразднить маркоманское царство и подчинить Риму оставшиеся германские племена».
Рассказывали, что эти слова Вар произнес с такой уверенностью и таким торжественным голосом провозгласил «я призову», как будто он был не второстепенным военачальником и усталым стариком, а самим божественным Юлием или великим Августом.
И глянув вновь на Арминия, Вар вдруг спросил:
«Зачем возражаешь против моих планов?»
«Я опасаюсь», – признался херуск.
«Ты, Арминий, опасаешься?! Чего?» – Вар удивился.
«Боюсь причинить тебе лишние неудобства, – отвечал Арминий, влюбленно глядя на полководца. – Боюсь плохой погоды. Боюсь плохих дорог. Боюсь коварных засад. Мы, германцы, ко всему привыкли. И если в нашей стране мы сами можем управиться и навести порядок…»
Вар не дал ему договорить.
«Какую обещают погоду?» – спросил он у сына своего, Секста Квинтилия.
«Понятия не имею», – радостно ответил легат Семнадцатого легиона. Но на помощь ему пришел Публий Кальвизий, зять Вара, сказав:
«Гадатели обещают ясность и сухость до самых октябрьских календ».
«А сколько лагерных стоянок до земли ангривариев?» – спросил главнокомандующий и вновь посмотрел на сына.
«Откуда мне знать? Я ни разу там не был», – ответил Секст Вар, уже не так радостно и беззаботно.
«Семь-восемь лагерей. Не более», – помог ему Арминий.
И Вар сказал:
«Итак, решено. Через два дня выступаем. Тремя легионами и конницей моего друга Арминия».
(5) Стало быть, выступили в поход в шестой день до сентябрьских ид.
II. Некоторые историки пишут: шли медленно и с трудом, ибо двигались по бездорожью. Неправда. От Ализона на север к Визургису-Везеру между невысоких холмов, разделяющих долины Визургиса и Альбиса, вела прочная и широкая дорога, несколько лет назад сооруженная Тиберием, во время его второго германского похода. При самом входе в землю казуариев, через одну лагерную стоянку после того, как в Визургис впадает его левый приток, река Вергис, у нас был укрепленный пункт, называемый Миндоном, в котором, однако, не было гарнизона.
К этому Миндону и выступили три Варовых легиона.
Двигались достаточно быстро, потому что погода стояла прекрасная.
(2) Шли так: в авангарде выступал Семнадцатый легион, предшествуемый треверской конницей и легковооруженными фризами. За ним двигался Восемнадцатый со вспомогательными пешими узипетами и конными канненефатами. Замыкал же движение Девятнадцатый легион под командованием Тогония Галла, которому в качестве легковооруженных приданы были пешие тубанты. А в арьергарде, с тыла прикрывая походную колонну, шла херускская конница Арминия.
За каждым легионом следовал его собственный обоз.
(3) Историки пишут, что еще до начала похода в войске Вара произошло несколько крупных и мелких откомандирований, что, дескать, сократило численность легионов. – А я тебе скажу, Луций: не было никаких откомандирований, и на этом этапе движения армия Вара пребывала в полном своем составе.
(4) Сам полководец расположился следом за обозом авангардного Семнадцатого легиона. Вернее, между обозом и Варом всегда сохранялся промежуток в несколько стадий. В этом промежутке шли пешие охранники главнокомандующего, набранные из батавов, первые ряды которых подметали дорогу, а следующие за ними – поливали водой, чтобы сбить пыль. И уж затем, в окружении конных телохранителей, на носилках из красного дерева, которые мягким быстрым шагом несли восемь рослых рабов-либурийцев, переодетых солдатами, за шелковыми занавесками, опираясь рукой на мягкую пуховую подушку, – в этой царственной лектике в окаймленной пурпуром тоге, полулежа, двигался Публий Квинтилий Вар, пропретор и проконсул, нынешний наместник Германии, свойственник самого божественного Августа.
Словно в Риме у себя выехал на прогулку, или в театр собрался, или в сенат направляется!
Время от времени конные батавы слегка расступались, и тогда к роскошным носилкам волнами, всплесками, брызгами налетали, просачивались, протискивались, отталкивая друг дружку бесконечные Варовы клиенты и прихлебатели: законники и адвокаты, откупщики и ростовщики, торговцы и перевозчики. Их, по моим подсчетам, было не меньше, чем конных охранников-батавов; то есть не менее трехсот человек. Когда их отгоняли от главнокомандующего, они отступали назад и дожидались, когда им подведут их коней. Ибо все они ехали верхом, и для многих из них лошади были отобраны у центурионов и воинов-ветеранов.
(5) Позади Вара и его прихлебателей, перед конными канненефатами, предварявшими когорты Восемнадцатого легиона, без всякой охраны на мохнатых и коротконогих германских лошадках ехали владетельные князья: херуски Ингвиомер и Сегест, Сегимер и Сезитак, хатт Арп, марс Малловенд, бруктер Вальмар. Арминия с ними не было. Потому что он ехал либо в арьергарде, среди своей конницы, либо в непосредственной близости от Вара.
(6) Надо сказать, что лишь двух людей в любое время, беспрепятственно и верхом охранники-батавы пропускали к носилкам полководца: то был легат Семнадцатого легиона, сын Вара Секст, и, ясное дело, преданный и великолепный Арминий.
III. Турма наша, как я уже вспоминал, была приписана к обозу Восемнадцатого легиона. С ним мы и двигались целых шесть дней.
Обоз был немалым. Не таким, конечно, громадным, как обоз Семнадцатого легиона, в котором везли имущество Вара и собранные им «налоги» с несчастных германцев. Но в нашем обозе, помимо необходимого военного снаряжения, материалов и инструментов для устройства лагерных стоянок, следовавшие за Варом купцы везли свои товары. И, в частности, девять подвод были до верху нагружены цепями, в которые собирались заковать мятежников – казуариев и ангривариев, чтобы, пленив их, продать в рабство.
(Ты помнишь, Луций, битву при Каррах и как готовились к ней простодушные римляне?… Видишь, ничему не научается человек. Или пренебрегает поучительной историей своего отечества?)
Помимо турмы отца, обоз охраняли пешие сугамбры и конные убии. Но с этими убиями Марк Пилат не поддерживал отношений, с самого начала движения объявив им, что его турма будет охранять лишь головную часть обоза с военным обмундированием и снаряжением, а прочую рухлядь – цепи и товары – он предоставляет их попечению.
Надо сказать, что отец и его всадники с самого начала отнеслись к убиям презрительно, полагая, что эти длинноусые и островолосые галлы неуклюже держатся на своих лошадях и доверия не заслуживают.
Командовать обозом был поставлен военный трибун Минуций Магий – совсем еще молодой римлянин, который в первый же день отобрал у отца десять уксамских лошадей (на мавританцев после того случая никто уже не покушался) и раздал их частью другим трибунам, частью – своим друзьям среди прихлебателей полководца. Через день еще десять уксамцев забрал и отдал их командирам продовольственных отрядов. Так что конники Пилата отныне ехали на мавританцах, а наши молодчики – либо по двое на оставшихся десяти уксамских лошадях, либо шли пешим порядком, наравне с конюхами-колонами.
Так что для меня уже не нашлось коня, и я ехал на телеге вместе с Лусеной.
По-прежнему я оказывал всемерную помощь нашим солдатам: на привалах собирал сухие сучья, помогал разжигать костры, приносил воду, а также чистил, поил и кормил тех лошадей, которых мне доверяли.