Каирская трилогия - Нагиб Махфуз
Исмаил Латиф задумался:
— И как только этим негодяям удаётся смеяться?!
Камаль с обидой в голосе сказал:
— Как смеёмся и мы в этом странном мире алкоголя, наркотиков и отчаяния.
Рияд Калдас усмехнулся:
— Ты переживаешь редчайший кризис. Весь твой мир трещит по швам. Напрасные старания, попытка поймать ветер, мучительная дискуссия о тайнах жизни и души, скука и недомогание. Мне жаль тебя.
Исмаил Латиф был непосредственен:
— Женись. До женитьбы я прошёл через ту же апатию и скуку, что и ты…
Рияд Калдас тоже добавил:
— Скажите же ему!..
Камаль, словно обращаясь сам к себе, сказал:
— Женитьбы — это последняя капитуляция в этой безнадёжной борьбе…
«Исмаил ошибается в сравнении меня с собой. Он воспитанное животное. Однако не стоит спешить. Может быть, это всё моя спесь от того, что я восседаю на вершине горы разочарования и неудач. Исмаил ничего не знает об интеллектуальном мире. Но счастье черпают из работы, жены, детей. Разве счастье не может взять и посмеяться над тем, что ты презираешь его?»
Рияд сказал:
— Если однажды я решу сочинить роман, то ты будешь одним из его действующих лиц!
Камаль повернулся к нему, и с задорным мальчишеским интересом спросил:
— И что же ты сотворишь там со мной?
— Не знаю, но тебе не следует раздражаться. Многие из тех, кто читал мои рассказы, злились потом…
— Почему?..
— Может быть потому, что у каждого человека есть собственные представления о том, что он сам создал себя. И когда писатель лишает его читателя, тот отвергает это и злится!..
Камаль с волнением спросил:
— У тебя есть на мой счёт какое-то мнение, которое ты скрываешь?
Тот сразу же заверил его:
— Да нет же! Однако автор начинает писать своего персонажа с того, кто ему знаком, затем забывает обо всех его характерных чертах с намерением создать новый образец человека, и единственной связью оригинала с вымышленным персонажем является то, что первый вдохновил писателя создать последнего. Ты же внушаешь мне образ восточного человека, который находится в тупике между востоком и западом и ходит по кругу до головокружения.
«Он рассуждает о востоке и западе. Но как он может знать Аиду? Возможно, страдания и несчастья просто многогранны».
Исмаил Латиф и на этот раз высказался откровенно:
— Всю свою жизнь ты сам себе создаёшь проблемы. По-моему, книги — это источник твоих бед. Почему бы тебе не попытаться жить обычной жизнью?
Они дошли до угла улицы Имад Ад-Дин и свернули на неё, где путь им преградила многочисленная группа англичан, которую они обошли. Исмаил Латиф сказал:
— Чёрт с ними! Откуда у них такой оптимизм?.. Верят ли они самим себе?..
Камаль ответил ему:
— Мне кажется, что исход войны предрешён. Она закончится будущей весной…
Рияд Калдас раздражённо заметил:
— Нацизм это реакционистское и антигуманное движение. Мир ждут ещё большие страдания под его железным каблуком…
Исмаил сказал:
— Будь что будет. Главное, чтобы мы увидели англичан в той же ситуации, в которую они сами ввергли этот слабый мир!..
Камаль сказал:
— Немцы ничуть не лучше англичан…
Рияд Калдас парировал:
— Но мы научились в конце концов ладить с англичанами, а британский империализм впадает в старческий маразм. Может быть, его смягчили некоторые гуманные принципы, но завтра нам придётся иметь дело с юным, высокомерным, богатым и воинствующим империализмом. И что делать тогда?
Камаль засмеялся, и в смехе его звучали какие-то новые нотки:
— Давайте выпьем по паре рюмок и помечтаем о едином мире, где будет править одно, но справедливое правительство!..
— Тогда нам уж точно потребуется больше пары рюмок…
Они оказались перед новым баром, который прежде не видели. Вероятно, это было одно из тех «адских» заведений, которые создавались за одну ночь в духе военного времени. Камаль заглянул внутрь и увидел там белокожую женщину, обладавшую телом, излучавшим восточную негу, что управляла баром. Ноги его словно приросли к полу не в состоянии сделать ни шагу, или лучше сказать, он не мог пошевелиться, пока его спутники не остановились и не посмотрели на то, что так приковало его взгляд… Мариам!.. Это несомненно, была именно она, вторая жена Ясина, Мариам, их вечная соседка. Да, она оказалась здесь, в этом баре, после столь долгого исчезновения. Мариам, о которой они думали, что она присоединилась к своей матери на том свете!..
— Ты хочешь, чтобы мы сели здесь?.. Ну что же… Внутри только четверо солдат…
Камаль колебался некоторое время, однако для такого случая ему не хватало смелости, и придя в себя после замешательства, он сказал:
— Ну нет…
И он бросил взгляд на эту женщину, что так напоминала свою мать в последние дни её жизни. Затем они вновь продолжили свой путь. Когда же он видел её в последний раз?.. По меньшей мере, лет тринадцать или четырнадцать тому назад. Она была напоминанием о его прошлом, которое он не забудет никогда. Прошлое… История… Его суть… Всё это едино. Она принимала его у себя в гостях в последний раз, когда он навещал её в доме на Каср аш-Шаук до развода. Он по-прежнему помнил, как она жаловалась ему на ненормальное поведение его брата, возвращение к разгульной жизни и посещение притонов по новой. Он не предвидел последствий этой жалобы, из-за которой она оказалась в конечном итоге в этом адском баре. До этого она была дочерью господина Мухаммада Ридвана, его подругой и источником мечтаний в юности, в то время, когда их старый дом был свидетелем радости и покоя. И Мариам, и Аиша были двумя розами, а время является заклятым врагом роз. Вполне вероятно, что он мог бы
