Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Но письмо же доставили?
– Да, только Божьим соизволением. До сих пор почти ни одно судно не смеет ни пересечь Пропонтиду, ни вообще выйти из Никомедии. Все побережья в страхе. Я и ответ пишу больше для утешения своей души, – Константин вздохнул, – но не считаю себя вправе подвергать опасности каких-то невинных людей, пытаясь отослать его в Кизик.
– О боже, как надоело! – Елена негодующе всплеснула руками.
Зазвенели ее золотые браслеты, и маленький Роман, лежавший на мраморной скамье и болтавший ногами в воздухе, с любопытством обернулся на звон.
– Роман! – В это время и Константин заметил, чем занят его сын.
Как отец его Лев пережил трех первых жен, не дождавшись наследника, так и Константин обзавелся сыном лишь через семнадцать лет супружества. И теперь воспитывал с присущей ему дотошностью.
– Что ты делаешь? – окликнул он мальчика. – Разве так василевсы помещаются на скамье? Ну-ка, сядь, как я тебя учил.
Мальчик немедленно сел, выпрямившись и сложив руки на коленях, и заискивающе улыбнулся строгому отцу.
– Вот так, теперь вижу настоящего василевса! – одобрил тот. – Никогда не забывай, как должно вести себя, и ты будешь править державой ромеев долго и счастливо!
– Хотела бы я, чтобы это было так! – воскликнула Елена. – Под самыми стенами Константинополя скифы чувствуют себя полными хозяевами, будто опять вернулась Аварская война! Когда уже с ними что-то сделают? Где фемные войска? Чем занят стратиг Оптиматов?
– Я слышал, Панферий жаловался, что число стратиотов сильно уменьшилось, а те, что являются в банд, приезжают на дохлых клячах с гнилой сбруей, с негодным оружем и совершенно не способны к несению службы. В Вифинии пробовали дать скифам бой. Вывели стратиотскую конницу, но были разбиты. Так и должно было быть, – добавил Константин, видя, что Агафья опустила стило и внимательно слушает. – Бессмысленно и даже вредно нападать на варваров малыми силами, пока не собрано войско, а главное, прямо сразу после их появления в нашей стране. Сей подвиг, как справедливо пишет Маврикий, будет совершенно бесполезен. Варвары свежи, полны сил и боевого духа, жадны до сражений и добычи. Нападать на них следует позже: во-первых, когда будет собрано больше сил, а во-вторых, когда они устанут от грабежей, будут рассеяны по разным местам и обременены добычей и пленными. Вот тогда стратигу надлежит, выбрав удобное место, напасть на них – когда враг утомлен, разбрелся в разные стороны за добычей или уже думает поворачивать назад. Но до тех пор…
– Но до тех пор они успеют натворить множество бед! – воскликнула Агафья.
– Есть особые приемы для того, чтобы уберечь население сельских мест и дать им возможность спрятаться со скотом в укрепленные города. Но даже если по каким-то причинам этого не было сделано, все равно не следует бросать в бой войска из невыгодного положения. Они лишь будут потеряны даром, а войска, дорогая моя, всегда стоят государству денег! Сколько я понимаю, Роман ждет подхода войск из Анатолии. А пока они подойдут, скифы рассеют свои силы и станут малоподвижны из-за множества добычи и пленных…
– Например, монахинь из монастыря Раскаяния, да? – осведомилась Агафья вполголоса, будто обращаясь к самой себе. – Они же там неделю или две прожили. Наверное, молились! – язвительно добавила она.
– А ты откуда знаешь? – Елена в негодовании обернулась к ней. – Константин! Это у тебя девушка наслушалась… Таких историй?
– Но все знают! – отважно встала на защиту Агафья, опасаясь, как бы ей не запретили эти послеобеденные занятия с отцом – единственное, что придавало смысл ее скучной жизни, состоящей из рукоделия и богослужений в знаменитой здешней церкви. – Когда Керас горел у нас под окном, – она кивнула в ту сторону, где стены дворца выходили к заливу, – как я могла не знать, что происходит? Внешние галереи закрыли, но все знают, что творится с той стороны! Когда там все горело, у нас в покоях было нечем дышать, – как я могла этого не заметить? Павлины в саду, и те кашляли! И ты хочешь, августа, чтобы я жила в монастыре, где со мной когда угодно может случиться… что угодно? Здесь, во дворце, мы хотя бы пока в безопасности! Здесь нас бережет Божья Матерь Влахернская и победные скипетры прежних василевсов!
– В монастырь Раскаяния, пока я жива, ты уж точно не попадешь! – язвительно заверила Елена.
Видя, что мать сердится, пятилетний Роман подошел и ткнулся ей в колени. Елена погладила его по блестящим черным кудрям, поцеловала в гладкий лобик – единственный сын, очень хорошенький мальчик, составлял ее отраду. Но выражение досады и сейчас не покинуло ее красивое лицо.
– Любезная моя, позволь нам закончить, – мягким голосом попросил Константин. – Воспоминания о давней дружбе услаждают душу, но, не имея возможности видеть своих друзей, я нахожу такую отраду в том, чтобы беседовать с ними хотя бы мысленно, а духовная беседа порой проливает в сердце еще большую сладость, чем телесная…
– Тогда напиши ему что-нибудь ученое! – раздраженно посоветовала Елена. – Чтобы твоя дочь, переписывая твои письма, одновременно приносила пользу и своей душе.
– Хотел бы я последовать твоему совету, но боюсь, я сам не настолько мудр…
– Клянусь головой Богоматери! – Елена закатила глаза и сделала знак няньке. – Ниса, пойдем! Посмотрим, чем заняты остальные.
Константин проводил супругу взглядом, вздохнул, вновь посмотрел в сад. Солнце клонилось к закату, сильнее начинал пахнуть жасмин.
– Тебе не темно там? – окликнул он дочь.
– Нет, я готова. – Агафья, вновь усевшись за столик мистика, имела вид тайного торжества.
– А часто писать письма препятствует нам… – вновь заговорил Константин, пытаясь сосредоточиться, – не что иное… Как застаревшая наша непросвещенность и непричастность музам. Ибо, будучи в сущности неграмотными… Совершенно не испившими из кубка муз и связанными, будто цепями, невежеством и необразованностью… Мы становимся… Становимся… Еще более неспособными писать, а в особенности – отправлять столь ученому мужу нечто по стилю несовершенное и… варварское[186], – с тайным отвращением добавил он, думая о скифах-разбойниках, из-за которых эти его труды останутся, скорее всего, напрасны.
– Вар-варс-ко-е-е-е… – шепотом тянула Агафья, слегка мотая склоненной над столиком головой, будто дразнила кого-то.
* * *
Не сразу Хельги Красный понял, благодаря чему он сам и его передовая дружина остались целы и невредимы.
– Нас уберегла наша собственная доблесть и отвага! – говорил он вечером через два дня. – Наша готовность идти вперед без малейшего страха! Огнеметы стреляют только в безветренную погоду или по легкому ветру, чтобы пламя несло вперед. Но мы, идя впереди всего войска, зашли к грекам в корму, и
