Племенные войны - Александр Михайлович Бруссуев
Майор Гуннар фон Хертцен, майор Пааво Талвела и капитан Рагнар Нордстрем однажды оказались вместе в одном высоком офицерском собрании, где павлином ходил барон Маннергейм, тяпнули лишку, да и договорились. Договорились они до того, что присоединение Восточной Карелии на самом деле является очень существенным делом для экономического развития и безопасности всей Финляндии.
— Мда, — со шведским акцентом сказал Маннергейм.
— Ура! — сразу же, вероятно превратно расслышав его, сказал Талвелла.
— Ну, ура — так ура! — одобрил министр Таннер. Он, подлец, и тут успел, как финский пострел. — Какие у вас имеются основания?
Два майора и капитан вытянулись во фрунт, насколько позволял халявный алкоголь, и хором высказались об основаниях.
Финляндия, по их мнению, могла успешно обороняться от России только по линии Ладога — Свирь — Онега — Белое море. А иначе ни о какой обороне разговора быть не может.
«Ишь, что удумали!» — испуганная мысль через выдвинутое к слуховому окну ухо передалась Куусинену. Он тоже был здесь, правда, с другой стороны. — «Ну, пусть попробуют, а мы это дело посмотрим».
Офицерское собрание между тем очень воодушевилось и решило создать комиссию, так называемую «Олонецкую комиссию». А председателем назначить доктора Винтера. Винтер сразу же согласился, но при одном условии: комиссию переименовать к едрене-фене.
— Как же ее еще можно назвать, как не Олонецкой? — удивился Маннергейм.
— А вот так, — доктор стукнул кулаком по столу, отчего все стаканы разом подпрыгнули и одним глотком выпились. — «Карельский комитет».
На том и порешили.
Через два дня почтовые голуби прилетели в голубятню на Исаакиевскую площадь и принесли с собой сообщение: «В Хельсинки хорошая погода». Крошечная записка, оттиснутая типографским способом, тотчас была переправлена по служебной лестнице. Служебная лестница вела вниз, а оттуда, слегка очищенная от гуано, ее доставили извозчиком на Литейный проспект.
Евреи ломали, ломали голову — не сломали, не смогли расшифровать, латыши тоже только развели руками, русские вертели записку и так, и эдак — пусто. Позвали финнов. Все они, конечно, люди разных национальностей, были сотрудниками ЧК международного отдела.
Эйно Рахья узнал стиль сообщения Куусинена, поморщил лоб и сказал:
— На Россию готовится вторжение.
— Когда? — вскричали чекисты — евреи, латыши и русские.
— В самом конце апреля, — ответил тот. — В Советской Карелии.
— Тогда послать туда наших специально обученных людей!
Учеба в школе красных командиров еще более форсировалась. Курсанты валились поздними вечерами в кровати без всяких чувств, чтобы утром, чуть отдохнувши, вновь окунаться с головой в науку побеждать.
Товарищ Рахья не удержался и передал привет Тойво от Куусинена. Антикайнен сразу же ухватился за идею передать привет обратно. Эйно, в принципе, не возражал. Между делом он поведал о готовящейся акции со стороны буржуев и поинтересовался настроениями на этот счет.
— Ну, а какие могут быть настроения? — пожал плечами Тойво. — Надаем им по рогам, пусть не лезут.
Мыслями он уже переписывался с Отто, выражая тому просьбу связаться с Лоттой и передать ей важную информацию на пяти листах формата А4 убористым почерком. Голубки везут — чего мелочиться?
Рахья не возражал, поэтому почтовые голуби покряхтели, взлетая, но направились стройным клином в Финляндию. Тойво вздохнул с долей облегчения: связь с любимой девушкой наладилась.
Однако коварный политик Таннер решил слегка переиграть планы и внес в «Карельский комитет» предложение: приурочить акцию ко дню рождения главного русского вождя, по совместительству, самого главного руководителя Владимира Ленина. Доктор Винтер обрадовался: и как такое ему самому в голову-то не пришло?
К марту 1919 года было набрано уже свыше тысячи человек, объявленных добровольцами. Такое количество специально обученных людей-диверсантов финн фон Хертцен считал достаточным для успешной операции.
Он же выработал стратегию, которая не отличалась оригинальностью, но изрядно смахивала на авантюру. Быстрый захват Олонца, выдвижение и закрепление на Свири, собрать в Олонце национальное собрание — прочие собрания разобрать, поднять восстание карелов-ливвиков. Далее — совсем чепуха: провести референдум и присоединиться к Финляндии. И дело в шляпе.
Ливвиков можно потихоньку вырезать, или принудительно задействовать их на камнеобработках, расчистках некогда поднятых метелиляйненами угодий, ныне пришедших в полное запустение. Либо запихать в рудники, пусть за свое предательство отрабатывают. И Финляндии хорошо, и Советской России плохо. Сразу убиваются два зайца.
Вообще-то нашествие в Олонецкую губернию планировалось уже на 15 марта, чтобы до слякоти прокатиться на лыжах, но правящие круги Суоми, то есть дядька Свинхувуд, кавалер Маннергейм и политик Таннер все никак не могли получить от США и Великобритании обещанные по такому случаю бабки. Подлые империалисты кормили «завтраками» и клянчили: а можно сначала вы эту Карелию захватите, а мы потом вам деньги банковским переводом переведем?
«Можно», — за всех согласился Таннер. — «Но деньги вперед».
Все военные силы, которым предстояло победоносно войти в Олонец, назвали Олонецкой добровольческой армией, то есть, Aunuksen vapaaehtoinen armeija или сокращенно AVA. Цели и задачи у нее были на поверку крайне сомнительными. У неискушенного человека могло сложиться впечатление, что вся эта акция преследует нечто иное, нежели освобождение братского народа карелов-ливвиков.
Таким неискушенным человеком был, конечно же, товарищ Бокий. Кое-что он знал из агентурных, так сказать, сведений. Самый лучший агент — это тот, кто сам себя агентом не считает, но при этом очень душевно занимается сбором данных.
Когда-то на докатившимся до России модных спиритических сеансах, столь пропагандируемых отцом-основателем Шерлока Холмса Конан-Дойлем, замечательному художнику Николаю Рериху представился странный человек со змеиными глазами, назвавшийся Глебом.
Бокий, а именно он это и был, очень скептически отнесся к крутившемуся на столе блюдцу, к внутриутробным голосам медиумов и к прочей бесовщине. Рерих не мог с ним не согласиться, приняв точку зрения, что мир-то другой есть — его не может не быть — вот только искать его следует в другом месте, нежели за столом очередного шарлатана.
— Только где она — эта Шамбала? — спросил художник Глеба.
— Где — не знаю, — пожал плечами тот. — Знаю только путь, где можно ее найти.
Рерих подозревал, что искать Истину человечества можно только там, где это человечество возникло. Пусть многие ученые склоняются к поискам человекообразных обезьян в Африке, Китае или Австралии — это их дело. Пусть Дарвин это дело благословляет, но из обезьян могли получиться только обезьяны, пусть даже
