Белый князь - Юзеф Игнаций Крашевский
Землевладелец, более богатый рыцарь, служил во время войны и извлекал выгоду из добычи и жалованья. Янко особенно любил лошадей и постоянно крутился возле конюшни, заботясь о них. Дом в Подгорках был открыт и гостеприимен; хозяин очень любил посмеяться и слушать весёлый говор.
Землевладельцы побогаче, которых уже в то время достаточно наплодилось, так называемые простые паноши, охотно к нему съезжались, потому что кормил их, хоть не изысканно, но щедро. Почти целый день у него ели и напитки не сходили со столов.
Жена, подстраиваясь к его привычкам, следила, чтобы всего хватало. Она и её старшая дочка, которая вышла замуж и вскоре потеряла мужа, а, овдовев, вернулась к родителям, – были так же гостеприимны, как Янко. Дом был похож на вечно открытый постоялый двор, и хотя имение было не очень большое, недостатка ни в чём не было.
Старый Ромлик уже несколько дней гостил у брата, хотя праздники прошли; начинал беспокоиться о покинутой Золоторые. Хотя он был уверен в своём Лукаше, не доверял его бдительности, подозревая, что с некоторого времени он охотно вечерами бегал к красивой мещаночке. Хотел застать его врасплох, но брат не пускал. Они в шутку ссорились друг с другом. В конце концов Янко спрятал коней Ромлика, спрятал сёдла и поклялся, что не даст ему уехать до окончания праздников.
В тот вечер, вопреки традиции, в Подгорках никого из гостей не было, потому что у каждого перед праздниками были дела дома. Досыта наговорившись, два брата с петухами пошли спать. Правда, и вставали они также, когда пели вторые петухи на рассвете.
Ромлик спал в отдельном амбаре на дворе, душной комнаты не выносил, потому что привык к свежему воздуху в лагерях. Как это в то время по-старинке было почти везде, на ночь никаких дверей не запирали, днём также, хотя все выходили из дома, вешать замки и заботиться о запирающих устройствах было позором. Нападения случались, но кражи – никогда.
Ромлик, у которого был очень чуткий сон, проснулся, лёжа на своём сене, накрытый только епанчёй; ему показалось, что слышал какой-то топот, а потом тихий шёпот во дворе, который переходил в более громкий говор. Он не мог понять, что могло приключиться в таком тихом доме, навострил уши – потому что до него доходили всё более отчётливые крики. Он узнал уже голос брата и причитания женщины.
А поскольку он никогда не спал без меча, ибо таков был обычай землевладельца, что его клали рядом с кроватью, он вскочил с постели, взял корд и выбежал из амбара.
Двор был полон всадников и пеших людей, которые уже вторглись во двор. Явное ночное нападение.
Один Ромлик против этой группы ничего сделать не мог, но, не рассуждая, он прямо бросился на людей, которые ломились в дом.
Ночь была тёмной; противники так не увидели бы его и не узнали, если бы в это мгновение один из них из хаты, где спала челядь, не вынес на двор зажжённую головешку.
Как раз в это время Ромлик с обнажённым кордом подбежал к порогу, желая проложить себе дорогу для защиты брата. Шашор, который стоял у двери, заметил его, признал и тут же бросился на него. Следуя его примеру, другие окружили старика, прижали, у того не было времени защищаться, подбежал кто-то сзади и вырвал у него меч; вся группа его окружила, повалили на землю и один из слуг, у которого были на ремне верёвки, сразу начал его связывать, заломив ему назад руки.
В мгновение ока взяли его на плечи, бросили на коня и прикрепили к нему. Нападавшие отошли от усадьбы, стали садиться на коней, поместили пленника между собой и поспешно сбежали из Подгорки.
Внезапно проснувшийся, едва пришедший в себя Янко в одной рубашке выбежал из дома, когда уже никого не было… и услышал только цокот копыт уходящих и шум голосов.
Что делалось с Ромликом, который ни причины, ни цели этого нападения понять не мог и как оскорблённый солдат впал в ярость, описать невозможно. Личных врагов у него не было, повода для мести никому не дал, думал, что его, пожалуй, схватили по ошибке, приняв за кого-нибудь другого; он начал громко кричать, что он староста Ромлик и что суровая кара ждёт тех, кто посмеет его тронуть.
Затем Шашор налонился к нему.
– Мы прекрасно знаем, кто ты, – крикнул он, – мы как раз тебя там искали. Заткнись, старик, и молчи!
Но Ромлик кричал по-прежнему:
– Чего вы хотите от меня, мерзкие разбойники?
Сикора, который ехал с другой стороны от него, не думал делать тайну из того, зачем его схватили.
– Нам нужно, паничку, ехать с тобой в Золоторыю, – сказал он, – чтобы ты немедленно приказал своим сдать её князю Владиславу Белому. На это есть приказ короля. Влоцлавек он уже взял, свой Гневков отобрал, а вы ему Золоторыю должны отдать.
– Он и вы не дождётесь, бунтовщики эдакие! – крикнул Ромлик. – Приказ короля! Если бы был королевский приказ, вам было бы не нужно так коварно хватать меня. Вы предатели… но я им не буду.
Шашор рассмеялся.
– Как тебя привезём, посмотрим, – воскликнул он. – Это не моё дело. Что мне приказали, я исполнил. Прикажут тебя обезглавить или повесить, просить за тебя не буду.
– Даже если бы вы мне не только угрожали, но и мучили, – вскрикнул Ромлик, – не дождётесь, что я стану таким же негодяем, как и вы. Если бы вас Белых и Чёрных было незнамо сколько, Золоторыи не почувствуете… есть кому её защитить.
Шашор уже с ним ругаться дольше не хотел; подняв голову, затянул известную народную любовную песенку:
Девушка милая,
Девушка золотая,
Вот бы отворила
Для меня врата.
Я стою на дворе,
Ужасная слякоть,
Гром может убить.
Девушка золотая.
Люди, которые знали песню, стали вторить ему, смеясь, и заглушили крики Ромлика, который крутился и проклинал. Тем временем лошадей погнали обратно, спеша с добычей в Гневков. Шашор был доволен и торжествовал, что ему так ловко удалось; Сикора утверждал, что если бы не он, Ромлик наверняка бы ушёл, но он посоветовал заранее окружить дом.
На кричащего и бранящегося старика никто внимания не обращал. Ромлика чуть кровь не убила. Теперь он вспомнил, что силой рвался в Золоторыю, что брат его
