Дмитрий Дмитриев - Осиротевшее царство
— Что делать? Что делать? — простонал князь Иван, ломая свои руки.
— Слушать отца и быть покорным ему.
— Да ведь я и то слушаю и делаю всё, что вы хотите… я беру тяжкое преступление на себя ради вас.
— Ты не так говоришь, Иван: не ради меня ты делаешь, а ради всего нашего рода. Да и что теперь раздумывать, раз дело решено? Ты обязан исполнить то, что мы постановили.
Князь Иван, понурив голову, стоял пред отцом, и ему вспомнилось в мельчайших подробностях всё то, что решили его родичи. Когда выяснилось, что на выздоровление императора-отрока нет никакой надежды, Долгоруковы, мучимые предчувствием за будущее, составили семейный совет. Они, так искусно забравшие в свои руки державного отрока, ни на минуту не отходившие от него, словом и делом поощрявшие его к разным забавам, сознательно толкавшие его на разврат, лишь бы отвлечь его внимание от всего окружающего, и, наконец, сумевшие заставить его обручиться с нелюбимой невестой Екатериной Долгоруковой, казалось, были совсем уже на пороге к высшей власти, и вдруг теперь смертельная болезнь императора грозила им лишением всего достигнутого положения и даже, может быть, полной гибелью. Само собой понятно, что они ревностно заботились о том, чтобы избежать всего этого.
Тускло горели свечи в высоких подсвечниках в Головином дворце, в спальне князя Алексея Григорьевича. Бледный, взволнованный, полулежал он на кушетке, а около него собрались все родичи, близкие ему люди; на всех лицах было выражение непритворной тоски и горя; тяжёлой скукой веяло в этом роскошном покое временщика. Наконец князь Алексей заговорил:
— Всем вам известно, что государь болен, а, по словам лекарей, надежда на его выздоровление совсем слаба. Надо будет выбирать наследника.
— Кого же вы в наследники выбирать думаете? — спросил князь Василий Лукич Долгоруков.
При этом вопросе все присутствующие затаили дыхание и выжидательно глядели на князя Алексея. Он, как бы обдумывая ответ, несколько помолчал, а затем, торжественно показывая рукой наверх, тихо промолвил:
— Да вот она!..
Над покоем Алексея Долгорукова жила его дочь Екатерина, наречённая невеста государя.
Ещё тише стало в покое, все молчали; на дерзкое предложение честолюбца никто не отвечал.
— Что же молчите-то? Говорите! — гневно поглядывая на родичей, крикнул князь Алексей. — Ведь мы не в молчанку собрались играть; надо решать!..
— Хорошо бы написать духовную, будто его императорское величество лично назначил её своей наследницей, — чуть слышно проговорил родной брат князя Алексея, Сергей Григорьевич.
Молчавший дотоле фельдмаршал Василий Владимирович Долгоруков встал со своего места и резко проговорил:
— Неслыханное вы дело затеваете! Разве обручённая царская невеста может быть наследницей русского престола?
Фельдмаршал был прямым и честным человеком и сразу увидел весь вред для России от такого выбора.
— А почему же нет? — не скрывая досады, спросил князь Алексей.
— Да очень просто!.. Ну кто захочет быть её подданным? Не только посторонние, но даже никто из нашей фамилии не пожелает этого! Ведь Екатерина с государем не венчана!
— Не венчана, но обручена.
— Венчание — иное дело, а обручение — иное… Да если бы даже Екатерина была в супружестве с государем, то и тогда сомнительно, чтобы она имела право стать наследницей русского престола, — горячился старый князь.
Алексей и Сергей Долгоруковы стали доказывать ему всю необходимость и выгоду для их рода от этого выбора; они говорили, что стоит только приняться за это дело, и оно непременно увенчается успехом.
— Мы уговорим графа Головкина и князя Голицына, а если они заспорят, то и пригрозить можно. Ты подполковником состоишь в Преображенском полку, а князь Иван — там же майором; да и в Семёновском спорить не будут; слово скажешь — и по-твоему сделается. Вспомни, как Екатерину Алексеевну императрицей сделали!
— Сравнил тоже!.. Наша Екатерина и та!.. Ведь Екатерина-то Алексеевна чья супруга была? Петра Великого! А заикнись лишь о нашей Екатерине, так за это не только бранить начнут, но и убьют, пожалуй! — сердито проговорил фельдмаршал и, не желая более спорить, уехал из дворца.
Едва он вышел, князь Василий Лукич вынул лист бумаги и стал писать подложную духовную.
— Эх, моей руки письмо-то худо! Не напишет ли кто-нибудь из вас получше? — переставая писать, обратился он к окружающим.
Вызвался писать князь Сергей и скоро составил со слов брата и Василия Лукича два экземпляра подложной духовной; из неё явствовало, что император Пётр II после себя назначает на всероссийский престол свою обручённую невесту Екатерину Долгорукову.
Текст завещания был одобрен всеми, а затем был возбуждён вопрос о том, как поступить, в случае если умирающий государь не в силах будет подписать этот документ. В конце концов было решено, что придётся подделать его подпись, и это было поручено князю Ивану Алексеевичу, почерк которого был очень сходен с почерком императора. Князь Иван Алексеевич долго отказывался от этого, но его заставили несколько раз написать имя «Пётр» согласно с одним из документов, подписанных лично государем. Подпись вышла очень схожей, и под давлением родственников князь Иван согласился на подлог.
Всё это вспомнил князь Иван теперь, стоя в спальне умирающего отрока-императора. Его отец хотел ещё что-то сказать ему, но в этот момент государь очнулся и открыл глаза; жар у него немного уменьшился, и он почувствовал некоторое облегчение.
— Кто здесь? — раздался его слабый голос.
— Мы, государь, мы, — подходя к постели умирающего, промолвил князь Алексей.
— Ах, ты, князь, опять здесь? — с неудовольствием сказал государь и спросил: — А где же царевна? Где Лиза?
— Цесаревна Елизавета Петровна изволила уехать, — ответил ему князь Алексей.
— Уехала… уехала… и опять я один остался!
— Как, государь? Разве ты один? А нас, своих верных слуг, забывать изволишь? — с упрёком воскликнул князь Алексей.
Император-отрок бросил свой взгляд на князя Ивана, который молчаливо стоял у дверей, печально понурив голову.
— Ваня, что же ты там стоишь? Подойди! Или и ты боишься меня? Боишься заразиться?..
— Чего мне бояться?.. Я рад бы теперь умереть, — с глубоким вздохом ответил государю и своему другу князь Иван.
— Тебе надо, Ваня, жить. Вот я уже — не жилец на белом свете…
— Дозволь, государь, напомнить тебе, — вкрадчивым голосом промолвил Алексей Григорьевич.
— Про что… Да говори, князь, скорее.
— Кому соизволит твоё величество престол оставить? По праву его занять должна…
— Твоя дочь, а моя наречённая невеста, ведь так? — перебивая Долгорукова, возбуждённым голосом проговорил умирающий император-отрок, причём его большие, красивые, но потухающие глаза горели гневом и насмешкой.
— Государь…
— Довольно!.. Довольно!.. Ты, кажется, князь Алексей Григорьевич, умереть мне не дашь спокойно!.. Господи, какая мука! Как вы все мне надоели!.. Оставьте меня, уйдите, уйдите! Я не могу видеть вас!.. Где Андрей Иванович? Пошлите его ко мне!
— Я здесь, государь, лёгок на помине, — быстро входя в опочивальню императора-отрока, громко проговорил вице-канцлер Остерман.
— Голубчик, Андрей Иванович, как я рад, что ты пришёл… Пожалуйста, не оставляй меня, будь со мною!.. А ты, князь, можешь уходить, — недружелюбно посматривая на Алексея Григорьевича, сказал умирающий император.
— Гнать изволишь, государь? — злобно промолвил Долгоруков. — Видно, теперь мы не нужны стали. Пойдём, Иван! — обратился он к сыну.
— Нет, нет, ты, Ваня, останься.
— Зачем ему оставаться? Пойдём, Иван.
— Я говорю… я приказываю, чтобы князь Иван остался. Впрочем, не надо… уходите! — с раздражением воскликнул государь, но вдруг закашлялся и застонал.
— Государь, вам вредно сердиться и волноваться, — с сожалением и участием посматривая на умирающего императора, произнёс Остерман.
— Не мне, а им скажи, Андрей Иванович, зачем они меня сердят, — показывая на Долгоруковых, слабым голосом проговорил государь.
От гнева и волнения у него усилился жар; он стал метаться и бредить.
Пользуясь этим, Долгоруковы остались в спальне, и князь Алексей, придав своему лицу озабоченность и волнение, произнёс:
— Андрей Иванович, а ведь государь-то совсем плох, ему не встать!
— Безнадёжен… надо быть готовым ко всему, — тихо ответил Остерман.
— Кто же займёт престол, когда не станет государя? — таинственно спросил князь Алексей, пристально посматривая на Остермана.
— Кого укажет Бог, того и выберет Верховный тайный совет, — уклончиво ответил хитрый дипломат.
— А ты о ком думаешь, Андрей Иванович?
— Все мои думы, князь, в Боге.
